– Я, да будет вам известно, уважаемый стажер, профи, чего и всем присутствующим желаю, – страшно оскорбился Кобельборз. – А потому концентрирую свои навыки исключительно на врагах – третьи лица меня интересуют постольку поскольку. Доктора я ввел в субмегагипнотранс – нечего ему вникать во все наши коллизии, и так уж осложненные утечкой информации. И вообще, стажер, не пора ли вам с анунникянином заняться делом? Прямым, непосредственным, которому вы служите. А вас, ассур, я попрошу остаться.
«За что Герасим утопил Муму?» – внутренне пропел Небаба, кивнул и отправился на пару с Потрошителем заниматься делом своей жизни – разгребать дерьмо. Искать и разворачивать носилки, грузить на них зловонные тела и переть к Великой реке с тем, чтобы тайно уподобить премерзких гадов Осирису. Куда там наивному Герасиму с его воспитанницей.
– Итак, ассур, крайне важно, чтобы вы знали правду, – когда они остались вдвоем, сурово проскулил Кобельборз. – Всю, всю правду-матку, какой бы горькой она ни была. Ибо уверен в вашей скромности, порядочности и умению держать язык за зубами. Итак…
История, приключившаяся с Кобельборзом, пленяла интригой и напряженностью. А началась она обыденно, можно сказать, банально – с принятием перед полетом харчеклопса. Это мощный природный субрелаксант наподобие альдебаранской квачи, только, естественно, адаптированный, экстрагированный и разбавленный для нужд киноцефальского комсостава. После него исчезает стресс, стабилизируется давление, активизируется потенция и наступает здоровый сон. Еще какой здоровый – дрых Кобельборз в полете без задних лап и проснулся только от укуса мурры. Смертельного, в шею. Впрочем, все укусы рептов фатально неотвратимы – антидота от их яда не существует в природе. Однако спецназу киноцефалов все эти гнусности не страшны, их учат силой железной воли нейтрализовывать и не такое. Так что замедлил Кобельборз дыхание, синхронизировал сердечный ритм, взялся было за метаболизм, но вдруг с ужасом понял, что не может дальше контролировать процесс – мешало принятое неразбавленным. Сразу же вся жизнь промелькнула перед ним, он вспомнил дом, детство, первую любовь, мудрые слова матушки о том, что харчеклопсы-суки доведут до цугундера. Харчеклопс, харчеклопс, чертов харчеклопс. Да еще концентрированный, в неумеренной дозе. Теперь вот из-за него прервется нить жизни, сорвется операция, не выполнится задача. И репты доберутся до наследия ассуров. А там… Межгалактическая трагедия, вселенский катаклизм. И все из-за этого чертова неразбавленного харчеклопса. Эх, трижды, стократно, тысячу раз была права светлой памяти матушка… Однако время шло, мысли кружились, а линия жизни что-то не рвалась. И потихоньку пессимизм Кобельборза сменился крайним, безудержным изумлением, он понял, что имеет дело со счастливым, выпадающим спецназовцу лишь единожды его величество случаем. А осознав, стал медитировать, активизировал работу мозга и приступил к экспресс-анализу, в результате коего сделал вывод: спасла его от смерти страшной, лютой земная вакцина. То ли от лаписпироза, то ли от бешенства, это уже не важно, важно то, что средство, нейтрализующее отраву рептов, имеет место быть. Как говорится, и на хитрый анус всегда найдется смышленый пенис…
Прокачав ситуацию, Кобельборз повеселел, поклялся в душе в пасть не брать харчеклопса и, сбутафорив симптомы затянувшейся агонии, в полнейшей готовности стал ждать супостата. И дождался.
– Вот такая, ассур, информация к размышлению, – закруглился Кобельборз. – Горькая, честная, но необходимая. Кстати, изображая умирающего, я наблюдал за всеми вами в нестандартной ситуации и думаю, что мы сработаемся. Особенно хочу отметить действия стажера, думаю, что скоро он заступит на аттестованную должность. А, вот и он. Ну все, тихо, что положено ведать полкану, необязательно знать кабсдоху.
Действительно, вернулись Небаба и Серафим – мрачные, не в духе и очень дурно пахнущие. Дорога к Нилу далась им нелегко: вначале встретились местные менты с извечным вопросом – что несем? Затем пришли в негодность носилки, и потерпевших пришлось переть на горбу – с максимальным ускорением, избегая людных мест, задыхаясь от вони галактического масштаба. И в довершение всего рептояры всплыли – вынырнули на поверхность, покачались на волне и потянулись тандемом по Великой реке. Мимо ярко освещенных берегов, набережных, аляповато расцвеченных пассажирских посудин. Так не похожие на водолазов, крокодилов и банальных утопленников.
– Все, уходим, – сделал стойку Кобельборз, резанул по помещению взглядом и, остановив свое внимание на Муссе, властно дернул перед его носом лапой. – Все, подъем, по счету «три». Раз, два, три…
Ну да, сеанс инопланетного гипноза подошел к концу.
– А-а-а… У-у-у… Э-э-э… – дернулся, разлепил глаза, чмокнул губами эскулап и неожиданно заговорил на чистейшем русском, обращаясь почему-то к Даниле: – Так, стало быть, господа хорошие, все в наиполнейшем порядке. Как и договаривались, верблюды ваши вылечены, выкормлены, обихожены и выгуляны. А посему и причитается с вас, согласно прейскуранту, в твердо конвертируемом аглицком эквиваленте, то есть в доллариях… тэк-с… эйн, цвей, дрей… – И загнул, гад, не краснея, с русским же размахом.
«Хорошенький гипноз, такую мать, – Бродов отсчитал, выматерился, посмотрел на Кобельборза. – Лучший друг ассуров, так его растак. Нет, положительно, черного кобеля не отмоешь добела».
В молчании они покинули подвал, заангажировали такси, добрались без происшествий до отеля. Смердящие Небаба и Серафим подались под тугие струи душа, размякший, довольный Кобельборз вскрыл купленную по дороге банку «Чаппи» – в самолете, помнится, его особо не кормили, и сейчас он с живостью наверстывал упущенное. По-походному, без всяких церемоний, при активнейшей поддержке ловких лап. Пока начальник жрал, Бродов, видимо, для лучшего пищеварения, баловал его историей про Гвара – в красках, в деталях, в подробностях, стараясь ничего не пропустить. А рассказывать, да еще в красках, надо сказать, он умел.
– Негуманоид – герой, – сделал вывод впечатленный Кобельборз, с присвистом зевнул, отставил «Чаппи» и энергично облизнулся. – А вы все вели себя как щенки. Нет бы пристрелить его на пороге, чтоб не мучился. Ну ничего, мы отомстим за него. Страшно. Завтра лично выйду на рекогносцировку. Кстати, завтра всему личному составу надо будет подвергнуться прививанию. Комплексному, от липоспироза и от бешенства, чтобы не было потерь, на перспективу. Ну все, ассур, отбой. И не забудьте выставить посты.
Снова Кобельборз зевнул, очень по-собачьи потянулся и, прихватив с кровати одеяло, в обществе «Чаппи» подался на балкон. Что ему там всякие мурры – привитый.
Вскоре вернулись Небаба и Серафим – посвежевшие, красивые, пахнущие мылом и, один хрен, рептами. Однако повеселевшие – принюхавшиеся.
– Ну что, ребята, в ресторан? – Бродов невольно вспомнил Кобельборза с «Чаппи». – Аппендикс шепчет.
– Не, я пас, – сразу стал серьезен Потрошитель. – С геном лучше разбираться голодным, на пустой желудок. А то будет, как с Гваром. Валяйте без меня.
И Семен с Данилой пошли, взяли от души пожрать, взяли, не торгуясь, выпить и медленные, тяжелые, но умиротворенные неспешно вернулись в номера. А там уже шло вовсю разбирательство с геном: лежание в бледном виде, пластом, мучительное скрежетание зубами, отчаянная ругань по матерному, мгновенное вставание по нужде. Храпящий Кобельборз ни во что не вмешивался, дрых в компании питательного «Чаппи» на балконе. Так что отпустил Данила Сему к Морфею, лично встал на часы и, вытащив из сумочки свой любимый ноутбук, приготовился рубиться в покер до утра. Утро, оно, как известно, вечера мудренее. По крайней мере в сказках.
И вот наступило утро, которое мудренее, а встречали его все по-разному, по-своему, кто как: Небаба зарядкой, Кобельборз медитацией, Потрошитель на унитазе, Бродов – отчаянно зевая.
– Все, братцы, меня не кантовать, – только и сказал он и забрался в койку.
Серафим не встал – лег на боевой пост, ну а Кобельборз лично, как и обещал, подался со стажером на рекогносцировку. На местности осмотреться, пощупать врага, поучить начинающих уму-разуму. Как это и положено опытному военачальнику. Однако рекогносцировка на местности поначалу не задалась – скоро Кобельборз с Небабой вернулись восвояси. Грязные, зачуханные, вонючие, очень напоминающие Гвара. Оказывается, местные аборигены ну совершенно не выносили черных киноцефалов.
