— Нет, Ник. Мы не можем.

— Уже смогли. Наша дочь — лучшее тому подтверждение.

— Но это вовсе, не значит, что мы поступаем правильно. Ты не любишь меня. Ты даже не любишь свою дочь.

На мгновение он замер, затем произнес:

— Я здесь, рядом с тобой, и намерен сделать все от меня зависящее, чтобы наш брак удался. Я делаю все ради тебя и Абигайль. И мы хотим друг друга. Ты ведь не можешь этого отрицать?

— Нет, не могу, — подтвердила она охрипшим от волнения голосом. — Но это не оправдывает наше поведение. Ни тогда, когда была зачата Абигайль, ни теперь.

— Неужели ты и вправду дала обет целомудрия?

— Именно так, — признала она, делано рассмеявшись.

— Дани, пожалуйста, пусть наш брак будет настоящим.

— Настоящий брак — это брак навсегда, до конца жизни. Но Питер этого не захотел. — Она пристально, не мигая, смотрела на него. — А ты, Ник? Ты этого хочешь?

— Питер был дурак. Он не заслуживал ни твоей любви, ни твоего доверия.

— Ты не ответил. Ты хочешь, чтобы брак связал нас навеки?

Вопрос остался без ответа. Выражение его лица сделалось замкнутым, бесстрастно-отчужденным. О, сколько раз ей приходилось видеть его таким!

— Я не брошу ни тебя, ни Абигайль. И сделаю все, что смогу, ради твоего счастья. Ты можешь мне верить, Дани. Я не предам тебя, — сухо сказал он.

— А как же любовь?

Он не ответил, и Дани поняла, что это ей решать, сможет ли она жить без любви. И кто в состоянии предугадать будущее? Возможно, со временем придет и любовь.

Должно быть, он почувствовал, какое решение она приняла, потому что, подхватив ее на руки, понес в спальню. Переступив порог комнаты, Ник поставил ее на ноги. Два осторожных, недоверчивых человека, одновременно хотевших и боявшихся верить. Оба страшились сделать этот шаг навстречу друг другу.

Она глубоко вздохнула, вдруг увидев, что у нее расстегнуты блузка и бюстгальтер. Ник, медленно протянув руку, совсем опустил бретельки. Она не запротестовала и позволила ему рассмотреть себя.

— Ты изменилась.

— Естественно. Ведь у меня теперь ребенок. — Она тихо рассмеялась.

— Мне хочется увидеть и другие изменения в твоем теле. — Он снял с нее сначала блузку, а потом и бюстгальтер. Его пальцы ощупали ее кожу вокруг темных, набухших сосков. — Они стали больше. И потемнели.

— Тебе не нравится? — По ее телу пробежала легкая дрожь.

— Что ты! Интересно, когда мы займемся любовью, молоко будет сочиться?

— Я… не знаю. — Она удивленно покачала головой.

— Что ж, в таком случае нам предстоит это выяснить. — Его руки опустились ниже.

Она ничего не сказала, просто нервно кивнула в знак согласия. Он нащупал пуговицу на ее джинсах, расстегнул, затем опустил вниз молнию. Стянув ей джинсы до бедер, присел перед ней на корточки, чтобы сначала снять их с одной ноги, потом с другой. Дани положила ладони ему на голову, и его волосы щекотали ей руки. Она вся трепетала с головы до ног, остро сознавая, что ее почти нагое тело прикрывает лишь треугольный лоскут белой хлопковой ткани, удерживаемый узенькой резинкой.

К ее удивлению, Ник не стал сразу до конца ее обнажать. Вместо этого он положил ладонь на ее слегка округлый живот, и по ее телу разлилось приятное тепло.

— Трудно поверить, что еще несколько месяцев назад здесь обитала наша Абигайль.

— Это тебе трудно поверить. А мне нет.

— Жаль, что меня не было рядом с тобой с самого начала. — Он поднял голову, и ее едва не ослепил блеск синевы его глаз. — Может, в следующий раз удастся.

— Я еще не совсем оправилась после этого раза, а ты уже заводишь речь о следующем?

— Я рос в полном одиночестве. Не хочу, чтобы такая же участь постигла и Абигайль. Мне хотелось бы, чтобы она наслаждалась жизнью в семье, подобной твоей, а не страдала бы оттого, что пришлось расти в семье вроде моей.

Прежде чем Дани успела что-либо ответить, он закончил раздевать ее, сняв с нее трусики. Казалось, она должна бы чувствовать смущение и неловкость. Но ничего подобного. Благодаря Нику она чувствовала себя прекрасной и желанной. Он тоже разделся. Теперь они стояли друг перед другом в наряде Адама и Евы.

Еще мгновение — и тела их слились. Они заново открывали для себя друг друга, постепенно превращая свои воспоминания в новую реальность. Ее пальцы скользили по густым волнистым волоскам на его груди, а он жадно покрывал поцелуями ее груди. Исследуя каждую мышцу его сильного тела, она все время чувствовала, как его губы скользят по ее животу и бедрам.

Они всеми силами отдаляли этот момент, хотя оба стремились к нему, раздираемые желанием. Она раскрылась для него, словно нежный цветок. Ее движения были изящны и грациозны. По его глазам она видела, что ему хотелось бы растянуть удовольствие, взять ее медленно, постепенно. Но, как и в ту предновогоднюю ночь, он был не в силах устоять перед напором неистовой страсти.

Он погрузился в нее целиком, до конца, не в силах ни остановиться, ни замедлить свой порыв. Она обвилась вокруг него, стремясь почувствовать кожей каждую клеточку его тела. Наступил высший, сладчайший момент их близости: в благословенной радости слились их сердца и души. Бесконечно долгие месяцы понадобились им, дабы пересечь бесплодную пустыню и утолить наконец свою жажду чувств.

Когда Дани проснулась, было совсем темно. Ник крепко прижимал ее к себе, согревая теплом своего тела.

— Свет, — прошептала она. — Десять ватт. В комнате стало чуть светлее. Дани взглянула на спящего Ника. Даже во сне он был начеку, и выражение его лица оставалось замкнутым и сдержанным. Все та же до боли знакомая маска. Без нее она видела его лишь считанные разы, да и то на какие-то короткие мгновения. И тогда отчаянные тоска и желание проступали сквозь маску, лишний раз подтверждая то, о чем она и так давно догадывалась: вопреки его яростному нежеланию это признать, он был человеком глубоко чувствующим и эмоциональным.

Она очень осторожно высвободилась из его объятий и пошла в гостиную. Остановилась перед огромным окном, остро ощущая приближение рассвета: ее душа сейчас тоже словно заново рождалась.

Как все это похоже на ее любовь к Нику. Она, эта любовь, всегда жила в ней, скрытая от посторонних глаз, и вот выбралась на свет Божий, освещая душу своим ярким светом.

— МИССИС КОУЛТЕР?

— Что, Гемма?

— ПРОИСХОДИТ ЧТО-ТО НЕОБЫЧНОЕ?

— Нет, Гемма. Ничего необычного не происходит. — Она радостно рассмеялась.

— У ВАС ЕСТЬ КАКИЕ-НИБУДЬ ПОЖЕЛАНИЯ?

— Мне абсолютно ничего не надо. — Хотя нет. Есть у нее один вопрос, на который Ник так ни разу и не дал ей прямого ответа. — Гемма, почему у ССИ финансовые трудности?

— ЖДИТЕ ОТВЕТА. ПОТЕРЯ ОСНОВНОГО КАПИТАЛА ПРИВЕЛА К СНИЖЕНИЮ НОМИНАЛЬНОЙ СТОИМОСТИ.

— Потеря основного капитала? Как это произошло?

— КАПИТАЛ БЫЛ НЕЗАКОННО ИЗЪЯТ ИЗ ССИ.

До Дани не сразу дошел истинный смысл этого ответа.

— Объясни все подробно. Гемма.

— ДЛЯ ПОЛУЧЕНИЯ ОБЪЯСНЕНИЯ ТРЕБУЕТСЯ ДОСТУП К ПЕРВОМУ УРОВНЮ БЕЗОПАСНОСТИ.

— У меня есть доступ к первому уровню безопасности! — Голос ее осекся. — А теперь объясни, что ты имела в виду.

— ЖДИТЕ ОТВЕТА. — Ожидание показалось ей вечностью. Наконец Гемма снова заговорила: — СРЕДСТВА БЫЛИ НЕЗАКОННО СНЯТЫ МИСТЕРОМ ПИТЕРОМ ШЕРАТОНОМ. НОМЕР СЧЕТА…

— Прекрати передачу информации, Гемма, — раздался голос Ника.

Дани резко обернулась.

— Это правда? — ошеломленно спросила она. — Питер растратил деньги ССИ?

— Да.

— И ты так и не вернул себе эти деньги? — Губы у нее дрожали. — Так вот почему у нас финансовые затруднения. Что он сделал с деньгами? Почему ты не смог обнаружить их? — Он отвернулся от нее, и она нахмурилась. Что-то большее скрывается за всем этим, о чем он не хочет ей говорить. — Ник?

Он почесал затылок. Потом взглянул ей в глаза.

— Хочешь правду?

— Было бы приятно хоть раз ее услышать ради разнообразия.