— Ах, любовь моя, — шептала Эбби, подолом платья осушая кровь.

— Он мертв?

Женщина кивнула, не в силах вымолвить ни слова. Как раз в это мгновение в беседку ураганом ворвался Виллард Хоган.

— Господи! Эбби! Эбби, девочка, с тобой все в порядке?

— Да, но Таннер…

— Ах, Господи! Патрик…

— Патрик пытался убить нас. Обоих, — выдавила из себя Эбби. — Вызовите для Таннера врача. Быстрее! Он потерял много крови.

Виллард склонился над внучкой. Он был озадачен.

— Но зачем Патрику?.. — Он не договорил.

— Потому что до появления Эбби именно он считался вашим наследником, — с трудом вымолвил Таннер. — Или хотел им быть. Это он организовал все покушения.

— Это невероятно! Он очень богатый человек! А кроме того, он хотел жениться на Эбби, он хотел увезти ее в свадебное путешествие в Европу, там она была бы в безопасности.

— Будучи моим мужем, он мог бы распоряжаться всем моим состоянием, — сказала Эбби. Ужас понемногу уступал место ярости. — Это все, чего он хотел… А я… я никогда не желала брака с ним.

— Пропустите меня. Я доктор. — Сквозь толпу пробирался мужчина.

— Я не так плох, как кажусь, — пошутил Таннер, когда Эбби и доктор помогали ему сесть. — Обыкновенная рваная рана.

Эбби завороженно смотрела, как доктор сделал разрез на сюртуке и рубашке Таннера. Все это время она продолжала поддерживать возлюбленного.

Таннер беззвучно переносил все манипуляции врача. Когда смыли кровь, оказалось, что рана небольшая, просто круглая дырочка на теле, вернее, две маленьких дырочки,

Эбби не отходила от Таннера, пока доктор накладывал мазь и бинты.

Кто-то накрыл тело Патрика тканью, потом его вынесли из беседки.

Когда нечаянные свидетели происшествия оставили Таннера, Эбби и Вилларда Хогана в беседке, Эбби уже знала, что ей делать.

— Я выхожу замуж за Таннера, — твердо сообщила она, не зная только, кому в большей степени адресована ее твердость — Таннеру или дедушке. — Я выхожу за него замуж и уезжаю жить к нему. Теперь у тебя есть Клифф. — Эбби взглянула на деда. — Если Бог даст, у тебя будет много правнуков. Правда, Таннер? — снова обернулась она к Макнайту.

Эбби вгляделась в его лицо и испугалась. Он сказал, что любит ее. Но он никогда не давал своего согласия жениться на ней. Леди не должна опережать события, Эбби это знала. Но ее не заботило, похожа она на леди или нет. Она хотела стать женой Таннера. Больше ничего. И теперь Эбби ждала его ответа. Она ждала, что он кивнет, улыбнется или проявит свое согласие как-то по-другому. Он взял ее за руку, и она все поняла.

— Ну и сукин сын, — выругался дедушка. Но в голосе его звучало если не одобрение, то согласие.

Таннер поднес руку женщины к губам, и Эбби всхлипнула. Она встретила чистый взгляд его синих глаз, в которых сияла любовь. Потом Таннер перевел взгляд на Хогана:

— Сэр, я понимаю, что вы удивлены, но я люблю вашу внучку, а она любит меня. Я хочу жениться на ней и заботиться о ней до последнего часа жизни. Я буду работать изо всех сил, чтобы дать ей все, чего она захочет. Я надеюсь, что вы благословите нас.

Виллард Хоган в недоумении потер лоб, глядя на счастливые лица внучки и ее возлюбленного. Снова планы его рушились.

Когда вместо лица Эбби ему вдруг почудилось родное лицо Маргарет, старик принялся часто-часто моргать. Наверное, наши дети лучше нас. Эбби была красива, образованна, воспитана. У нее было все, о чем может мечтать великосветская дама. И брак со странным человеком не может ее изменить, потому что уже сейчас она само совершенство,

Старик медленно расправил плечи.

— Благословение? — Он внимательно посмотрел на них и улыбнулся. — Я благословлю вас, но только в том случае, если вы согласитесь устроить самую пышную, самую торжественную, самую красочную свадьбу, подобную которой этот город еще не видел.

Молодые согласились. Другого старик и не ожидал.

Конный завод Макнайта, Айова, 1859 год

Эбби слегка оттолкнулась ногой, и гамак начал свое ленивое бесконечное движение. Таннер, задержавшись на секунду у двери, загляделся на жену. В гамаке, возле Эбби, лежал маленький Вилл. Глазки его были еще открыты, но мамины истории о Тилли и Сниче уже уводили его в мир грез.

Эбби отложила последнюю из своих опубликованных книг и, погладив мальчугана по вьющимся волосам, улыбнулась. Самая прелестная улыбка в мире, подумал Таннер. И, как делал уже миллионы раз, он возблагодарил Господа за то, что они поженились. Теперь она его жена. Его возлюбленная. Мать его ребенка.

Словно почувствовав на себе его взгляд, Эбби подняла глаза. Улыбка ее слегка изменилась. В ней появились женственность, кокетство и призыв.

Подавив в себе желание заняться с ней любовью здесь и сейчас, Таннер подошел поближе.

— Ты хочешь отнести Вилла наверх? — спросила Эбби шепотом.

Таннер наклонился и поцеловал жену.

— Конечно.

Эбби обвила рукой его шею и погладила по голове.

— Возвращайся побыстрее, — попросила она и поцеловала мужа.

— Твой дедушка и Клифф должны навестить нас сегодня, — напомнил Таннер.

— Тогда тебе лучше поторопиться, не правда ли? Я буду в амбаре.

Таннер и так торопился. Он отнес сына наверх, в детскую, положил на кровать и укрыл одеяльцем. Потом он провел рукой по кудряшкам и щечке малыша. Это его сын, который живет в его доме. А в амбаре ждет его жена.

Перепрыгивая через три ступеньки, Таннер спускался вниз, думая о том, что он самый счастливый человек на земле.

В амбаре было сумрачно и прохладно, а запах лошадей и соломы действовал возбуждающе. Они с Эбби уже не раз играли в эту игру, и Таннер знал излюбленные местечки, где она могла прятаться. Он искал ее, возбуждаясь все сильнее и сильнее, и наконец услышал сдержанный смех. В одно мгновение он оказался поверх нее, мягкой, теплой и податливой.

Они провели в амбаре много времени, не замечая никого вокруг. За дверями амбара шелестел клен, откуда-то доносилась песнь пересмешника, но Таннер и Эбби были поглощены друг другом.

С одной из потолочных балок на целующихся в сене мужчину и женщину, сверкая, смотрели две пары мышиных глаз. Но у мышей на уме было что-то свое, значительно более важное, чем эти людские глупости. Им надо было думать о том, что они принесут в норку своим мышатам. Кроме того, их ждали еще дела: надо было обшарить старый фургон, стоящий во дворе, и покинутую каким-то зверьком норку в саду да еще не забыть подразнить кота.

Ах, как хороша жизнь!