— Девчонок там покатать, то се.

Так вот, этих девчонок, я умудрился усадить аж двенадцать штук. И тоже, все обошлось, слава Богу, благополучно. И опять все были не очень трезвые.

— Да что там приукрашивать. Не очень трезвые. Пьяные все были в дымину. Я, как водитель, самый нормальный. Наверно потому то и запомнилось.

Да и воспринималось все это как невинные детские шалости.

— Но вот последний случай приятным точно назвать нельзя. Даже с большой натяжкой.

Было это уже в училище. После окончания пятидневного полевого выхода, в течение которого перемежались тактические занятия с боевой стрельбой, инженерная подготовка с защитой от оружия массового поражения, многокилометровые марш-броски с бессонными ночами, донельзя насыщенными тревогами. Когда оставалось только доползти-добрести до родного училища, которое располагалось в пятнадцати километрах от места последней ночевки. Когда все, как послание свыше, лицезрели, одиночный БМП-2, присланный командиром роты нам в помощь. Как воспарили наши души в благодарности к небесам. И как жестко приземлил нас на землю командир взвода одной фразой: «На броне, кроме меня, никто не поедет».

И представьте, учебную группу, по численности равную мотострелковому взводу. Тридцать здоровых лбов, в полной экипировке, трамбуются в машину, предназначенную для перевозки всего-навсего отделения. Влезть мы тогда, конечно влезли, но вот выбраться самостоятельно, уже нет. Потому и вытаскивали нас, как селедку из бочки, утрамбованную по самое не могу.

Вот тогда-то, наверное, и началось формирование моего, философского характера, краеугольным камнем которого стало жизненное кредо, основанное на известном постулате: «Бойся своих желаний — они имеют свойство сбываться?»

А как иначе можно объяснить, что, увлекшись жанром альтернативной истории, много раз ставя себя на место главных героев, сам оказался в аналогичной ситуации. И, самое характерное, мне это нравится.

Еду себе тихонечко, на трофейной технике, более подходящей под определение музейной редкости. По белорусскому лесу, а если точнее, Полесью. Шукаю девчонку Олесю. Вернее, приключений на свои нижние полушария головного мозга. Сзади связанный фриц чего-то мычит. Красота! Полный сюрреализм.

— А по чему, спросите, тихонечко? Да потому что хрен ты больше разгонишься, на этом антиквариате.

Однозначно, что с технически заявленной скоростью по пересеченной местности в 40–45 километров в час, он и рядом не стоял. От силы километров двадцать, да и то под горку.

— Пешком обогнать можно. Но, правда, тяговое усилие у него не отнять. Что да, то да! Видать и впрямь, его можно было использовать для буксировки противотанкового орудия. Для 440 килограмм 3,7 cm PaK 35/36, в самый раз. Но тяжеловат. Массой в полторы тонны. Почти как мой внедорожник. И ползет как беременная черепаха.

Вдобавок, дернул меня черт ехать по верху, и несчастные шесть километров превратились во все тридцать. Если дно оврага более-менее ровное и не особо извилистое. То о его склонах этого сказать нельзя, категорически. То тут, то там различные ответвления, сплошь заросшие колючим кустарником. Поэтому напрямик никак не проехать. Только в обход. И, вдобавок приходилось петлять, как зайцу, чтобы сбить со следа доморощенных следопытов.

Почва в Белоруссии, почитай сплошная супесь, пополам с черноземом. Иногда, правда суглинок попадается. А вблизи водоемов — сплошной песок. Поэтому, даже просто пройти, не оставив за собой следов, практически невозможно. А уж проехать, так и вовсе нетривиальная задача.

— О транспорте на воздушной подушке, в это время, остается только мечтать. И, хотя, ягдкоманды, состоящие сплошь из егерей и бывших охотников, пока еще, хвала господу, не сформированы, но вот только не заметить колею, оставленную гусеничным драндулетом, не сможет только слепой.

Что характерно, и выхода ведь другого не было. Кроме как избрать именно такой маршрут. Во-первых, помня об известной солдатской мудрости, что любой извилистый путь, короче прямой, проходящей мимо начальника. Пускай это обернется потерей драгоценного времени, зато убережет от возможных неприятностей. А во-вторых, предоставлялась великолепная возможность собрать брошенные в лесу трофеи. Чем я не преминул воспользоваться. И, таким образом, стал на несколько стволов богаче.

Но все хорошее, или плохое, слава богу, рано или поздно заканчивается.

— Нет в мире неизменных вещей, свойств и отношений, — это я еще из курса марксистко-ленинской философии, хорошо помню.

Вот и мой земной путь закономерно завершился.

— Я имел в виду, путь непосредственно по земной поверхности. Настала пора спуститься. Нет не с небес на грешную землю, а несколько ниже уровня земли. В овраг.

Отъехав, предположительно, за точку выхода портала, выбрал такое место, где лес вплотную подходил к краю оврага и, даже несколько нависал над ним. Спешился и осмотрелся. Окружающий меня сосновый бор, в корне отличался от своего европейского собрата. Который мог бы просматриваться, а при необходимости и простреливаться насквозь. Здесь же, все пространство между деревьями было сплошь покрыто кустарником, зарослями травы и, в особенности папоротником. Который, в некоторых местах, был высотой по самые я…, ну приблизительно по пояс. Поэтому укрыть и замаскировать невысокое транспортное средство, особого труда не составило.

Достал из заднего кармана разгрузки веревку, на подобии той, что используют альпинисты, в своем снаряжении. Парочку карабинов. И стал ладить устройство для спуска, захлестнув веревку вокруг дерева, настолько накренившегося в сторону обрыва, что того и гляди рухнет. Но вот только впечатление это было обманчивым. Я ведь не поленился и залез таки на него, прошелся туда-сюда и, даже попрыгал, в особо подозрительных местах. И ничего. Только пружинит. Так что, для моей цели подходит как нельзя лучше.

Первым делом опустил вниз трофеи, обмотав их веревкой, наподобие вязанки с хворостом. Для чего использовал быстроразвязывающийся узел, именуемый у специалистов «ведерным». Поскольку очень удобен, именно для этой процедуры, то есть спуска ведра, например с водой. Относится к разряду «дистанционно развязываемых» узлов. Опустил груз, и рывком, за длинный ходовой конец, развязал узел.

Вторым, на очереди, был несчастный пленный. Его спустил тем же Макаром. Правда, для подстраховки, использовал уже немного более сложный узел, именуемый «пиратским». Для собственного спуска не подходит категорически. Очень большой риск зацепить ненароком второй конец, и попытаться научиться летать. Но вот для спуска, например, тещи, или же, как в моем случае, пленного немца, в общем, кого не жалко, подходит идеально. В крайнем случае, если конечно не научится летать, или убьется, или покалечится.

Сам же, предварительно замаскировав драндулет, спустился с комфортом, надежно обвязав веревку вокруг ствола, и зацепив страховочный карабин за кольцо. Специально для этого интегрированное в жесткую конструкцию разгрузки. В отличии от спуска предыдущих объектов, когда веревка была мне необходима для многоразового использования, при спуске себя любимого, мне наоборот, было нужно, чтобы она оставалась закрепленной наверху.

— А иначе как бы я обратно?

В этом месте овраг не то, чтобы отвесный, но даже имеет отрицательный угол наклона. Образуя, как бы, своеобразный козырек гигантского головного убора, который налезает на лоб великана. И влезть обратно самостоятельно, без подручных средств, даже теоретически не представляется возможным.

Но вот, наконец-то, я и внизу. Первоначально перетаскал трофеи в оружейную комнату. Затем, схватив за воротник незадачливого фрица, волоком потащил его к порталу, не утруждая себя сантиментами по поводу неровностей, которые он пересчитывал своими боками.

— Ничего, — подумал, — я разговорчивей будет.

Для чего мне понадобился этот артиллерист, я и сам себе, наверное, не смог бы объяснить. Первоначальная идея поспрашивать его на предмет известных ему особенностей обстановки, не выдерживала никакой критики. Поскольку я не только не знал о чем его спрашивать. Но даже был не способен правильно сформулировать вопрос. А ведь, как известно, правильно поставленный вопрос, есть половина ответа. Но вот с этим то, у меня большие проблемы. Говорить то, на немецком, я в корне не обучен. Причем именно говорить. Нет, полное отрицание общепринятого выражения «Sprechen Sie Deutsch», для меня не подходит категорически. Поскольку детство мое протекало в местностях населенных преимущественно этническими немцами, то ПОНИМАТЬ о чем они, между собой, гутарят, худо-бедно научился. Жизнь, как говорится, заставила. Но вот говорить! С этим у меня большая проблема. Как у той собаки, которая все понимает, но вот только говорить не может. Поэтому, единственно, на что я был способен, это сказать — «erzДhlen» — то есть «рассказывай», а дальше только слушать.