— Судя по тому, насколько вы разбираетесь в организационной структуре Вермахта, ни за что не скажешь, что вы простой прохожий! — решил он мне подольстить.

Но вот только не германскому офицеру, пусть даже он будит трижды разведчиком, великолепно владеющим языком противника, тягаться в словесной баталии с тем, кто прошел суровую школу болтологии советского политработника.

— Вы несколько отвлеклись, герр гауптман, — оборвал я его, возвращая разговор в нужное мне русло, — сейчас разговор идет не обо мне, а о вас. Итак?

— Да вы правы, — нехотя согласился он со мной, — я действительно служу в армейской военной разведке.

— Поконкретней пожалуйста, — уже мысленно прокачав его, решил уточнить, — к какому именно подразделению Абвера вы имеете отношение?

— К 1-му отделу.

— Какие задачи выполняет ваш отдел?

— Сбор и анализ информации на оккупированных территориях, — на голубом глазу, продолжал лить пулю, гауптман, — именно этим я и занимался. До того как вы, соизволили прервать этот процесс. — Теперь уже в его голосе явственно слышался сарказм.

— Кто, на данный момент, является вашим непосредственным командиром?

— Я, напрямую, подчиняюсь начальнику отдела, которым является полковник фон Лахаузен-Виврмонт!

— Какие функции вы при нем выполняете?

— Помимо всего прочего я являюсь пилотом его личного самолета. Поскольку моя служба начиналась с летной школы Люфтваффе.

— Да-а, — подумал я, — врет и не краснеет! Зачем? Он что меня за лоха держит? Или просто решил прозондировать степень моей осведомленности? Ну-ну! Пой, ласточка, пой! — А вслух спросил, — Учились вместе с кузеном?

— Да, но на курс младше, — его готовность к сотрудничеству, только что из ушей не капала!

— Кстати, о вашем брате, — поставил я первую ловушку, — вы давно его видели?

— Вчера, — не задумываясь ответил он.

— Очень хорошо! — Я с удовлетворением отметил первое попадание. — А любимого начальника, вам давно лицезреть приходилось?

— Тоже вчера, — весомые булыжники из его лжи, уже нагромоздили целую гору.

— В Берлине? — решил я уточнить.

— Да, — выдал он, и улыбнулся.

Я не торопясь встал, потянулся, разминая затекшие от сидения мышцы и похрустывая отложениями солей в суставах. Старчески посетовал:

— Ох-хо-хо!

Не спеша обошел пленника, заходя ему за спину. Так же не спеша нагнулся и резким движением сломал ему большой палец.

Дикий вопль неприятно резанул меня по ушам и я, чтобы прервать этот крик, саданул ему локтем в голову. Крик резко оборвался и гауптман не удержавшись на сплетенных между собой ногах, завалился на бок. Пришлось подымать его, встряхивать и усаживать на место, придавая по возможности устойчивое положение его телу. Что было довольно непросто. Его заметно покачивало. Не то от боли, не то по другой какой причине. Но, во всяком случае, кроме неприятного скулежа, никаких других звуков он больше не издавал.

Удовлетворенно кивнув полученному результату, я, также не торопясь, вернулся на место. И, вновь усевшись на завалинку, констатировал:

— Я вас предупреждал, — сказал я с сожалением, — а вы не послушались. Ай-я-яй, а вроде бы, производите впечатление адекватного человека? И зачем тогда такие детские выходки? Непонятно. Или вы просто время тянете? Тогда возникает закономерный вопрос — зачем? Надеетесь на подмогу? Но уже темнеет, и вряд ли кто рискнет в такую пору шастать по оккупированной, вами же, территории. С изначально враждебно настроенным, против вас, населением. Ночью, как известно, все кошки серы! Можно и не разглядеть ту пулю, которая предназначена именно для вас.

Со стороны гауптмана скулеж постепенно затихал, сменяясь просто прерывистым, переходящим в свист дыханием. Я ж, между тем продолжал:

— Все равно, попав в руки представителей НКВД, вы все расскажете. Вспомните даже то, что уже давным-давно забыли. А так же то, что и никогда не знали, хоть и имели определенное представление.

— Ты сначала довези… — он нервно сглотнул, не договорив фразу. Видимо сам испугался возможного развития ситуации.

— Ах, вот оно в чем дело, — хохотнув, я хлопнул себя по коленке. Больно уж комичной мне показалась эта ситуация. — Вы просто изображая из себя тевтонского лыцаря, готовы умереть за свою сраную Великую Германию! Но при этом не выдать ужасным большевикам ВАЖНУЮ тайну своего самого главного Буржуина! Так что ли?

Пленник понуро молчал.

— Так вот, — с очередным сарказмом выдал я, — вынужден вас огорчить. Лично для меня, что-то новое вы вряд ли сможете сообщить! Вы обратили внимание, что пакет с документами, бывший при вас, — кивок в сторону небрежно брошенной мной папки с бумагами, — я до сих пор не удосужился хотя бы бегло просмотреть? Хотя именно это и должен был сделать любой другой военнослужащий, собирающий информацию для своего начальства.

Теперь в его взгляде сквозило ясно читаемое недоумение.

— Я вижу обратили, — удовлетворенно кивнул я. — А вы не задавались вопросом — почему я так поступаю? — Я взял в руки пакет, помахал перед его носом и, небрежно, бросил его на прежнее место. — А ответ очевиден. Просто я не думаю, что могу там обнаружить что-либо, для себя, интересное.

— Почему? — Наконец-то разродился он вопросом.

— Да потому что, лично вы, Вольфганг, никак не можете одновременно относится к первому отделу, или если говорить правильно, к Абверу-I! Вернее не так. Относится то вы можете, но в таком случае сбор информации на оккупированной территории, никак не может входить, в перечень ваших задач. Потому что это прерогатива подчиненных подполковника Франца фон Бентивеньи, начальника Абвера-III. И уж никак вашим командиром не может быть полковник Эрвин фон Лахаузен-Виврмонт. Который является начальником Абвера-II. Им, по идее, должен быть полковник Ганс Пикенброк. Но опять же вы никак не можете быть его личным летчиком, поскольку в Абвере только одно летное подразделение — эскадрилья «Гартенфельд». А та, в свою очередь, относится к Абверу-II. Вы специально хотите меня запутать? Зачем?

Гауптман понуро молчал.

— И последнее. Вы никак не могли одновременно видеться вчера ни с кем из вышеперечисленных лиц, кои сейчас находятся в Берлине. За исключением, разумеется, начальника Абвера-II — бедняги Эрвина. Который вынужден делить все невзгоды нелегкой службы диверсанта, со своими подопечными. Потому и находится сейчас в Кракове. Тем более, что при этом и одновременно встречаться с Николасом фон Беловым, вы тоже не могли. Физически. Кстати, он, если я не ошибаюсь, сейчас должен находиться рядом со своим придурочным шефом? Ведь так?

О как глазки то сверкнули! Ну будем считать, что ледяным холодом смерти от него на меня повеяло, и коленки у меня уже от страха задрожали.

— Я кажется кому-то сейчас вопрос задал? Или у кого-то плохо со слухом? Могу и прочистить, причем сломанным пальцем хозяина. Еще раз спрашиваю, ваш брат сейчас рядом с Гитлером?

— Да, — нехотя выдавил он из себя.

— А вас, милостивый государь, каким ветром занесло в «Вольфсшанце»?

У него, от удивления, вытянулось лицо.

— Что это вас так удивило? То, что я знаю, где находится в данный момент, великий вождь и учитель германской нации, товарищ Адольф Шикльгрубер? — продолжал я издеваться. — Тоже мне, секрет Полишинеля. Теперь то вы верите, что моих знаний больше чем достаточно?

Он кивнул.

— Итак, — решил я закругляться, — что вы делали в Ставке Гитлера?

— Прикомандирован, — он обреченно вздохнул.

— Ха, — моей радости не было предела, — все таки я был прав? Насчет карьерного роста? Брат то, все ж таки подсуетился и перетащил вас поближе к себе. Ведь так?

— Да, — от его красной от смущения, морды лица, можно было прикуривать.

— Что и требовалось доказать! — от избытка чувств я, немного привстав, влепил ему смачный подзатыльник.

Но, по всей видимости, этот подзатыльник, ударил по его самолюбию гораздо сильнее, чем сломанный палец. Поэтому он спросил: