Но в конце концов после 4-5 лет, проведенных в такой бурной деятельности, я распродал всю недвижимость, ликвидировал фирмы, которыми владел, и в конце 1913 года приехал в Москву, чтобы осуществить на практике свои тайные мечты. К тому времени в моем распоряжении было около 1 миллиона рублей, а также я владел двумя ценными коллекциями: одна состояла из старинных восточных ковров, другая представляла собой богатое собрание предметов из китайского фарфора.
Казалось, что, обладая таким капиталом, я смогу позволить себе больше никогда не заботиться о том, где раздобыть средства для осуществления идей, которые к тому времени приняли довольно определенную форму. Я собирался основать особый Институт, чтобы создать условия, в которых человек смог бы задуматься об истинном смысле жизни, избегнув противоречий между сознательными проявлениями личности и инстинктами, зарожденными в человеческой природе. Это было за год до мировой войны.
В Москве, а затем и в Санкт-Петербурге я прочел ряд лекций, которые привлекли внимание ряда представителей интеллигенции и научных кругов, и вскоре число моих учеников и последователей стало расти.
Осуществляя свои планы, я предпринял некоторые шаги, закладывая фундамент моего Института.
Мало-помалу я начал подготавливать все необходимое для воплощения своей давней мечты. Мной был куплен подходящий участок земли, я заказал во многих европейских странах то, что невозможно было приобрести в России, и таким образом обеспечил будущий Институт всем необходимым оборудованием.
В самый разгар этой организационной работы разразилась мировая война, и мне пришлось приостановить все подготовительные работы в ожидании прекращения военных действий и стабилизации политической ситуации. Но война все не прекращалась, и надежды на быстрое заключение мира становилось все меньше. В связи с ухудшившейся ситуацией я был вынужден переехать на Кавказ, где собирался дождаться окончания военных действий.
Несмотря на сложную политическую и экономическую ситуацию интерес определенных кругов общества к моему учению продолжал расти. Наиболее рьяные мои последователи приезжали в Ессентуки, где я тогда обосновался. Здесь собрались не только заинтересованные моим учением жители близлежащих районов, но также несколько москвичей и петербуржцев, и я, не дожидаясь лучших времен, стал продолжать свою деятельность здесь.
Но вскоре даже в этом отдаленном уголке события приняли такой оборот, что пришлось заботиться не только о работе, но об элементарном выживании.
Район Минеральных Вод, где мы тогда жили, превратился в центр боевых действий гражданской войны, и мы попали внезапно меж двух огней. Города переходили из рук в руки: сегодня здесь командовали большевики, на следующий день город занимали казаки, а затем их выбивали части добровольческой белой армии. Было также много вооруженных формирований неопределенной политической ориентации, занимавшихся в основном грабежами и убийствами.
Иногда, проснувшись утром, мы не знали, какая власть в городе, и приходилось выходить на улицу, чтобы сориентироваться в ситуации. Лично для меня с тех пор, как я приехал в Россию, это был период самого большого нервного напряжения.
В это время я должен был заботиться не только о себе, но и о сотне людей, оказавшихся на моем попечении. Больше всего меня беспокоило то, что около двадцати из моих здешних учеников - они вскоре сами стали так себя называть - были призывного возраста. Молодые люди и даже те, кто достиг среднего возраста, постоянно подвергались опасности быть мобилизованными любой из многочисленных противоборствующих сторон, сегодня - большевиками, завтра - белыми, а послезавтра - какой-нибудь из орудующих здесь банд.
Было просто невозможно постоянно находиться под дамокловым мечом, следовало найти какой-то выход.
Однажды вечером, когда пушечная канонада была особенно сильна и беспокойство моих друзей достигло апогея, я всерьез задумался над нашим положением.
Подыскивая какое-нибудь приемлемое решение, я вдруг вспомнил поговорку мудрого Нассреддина, который советовал в любых жизненных ситуациях совмещать полезное с приятным.
Должен заметить, что уже много лет я увлекался археологией, и, чтобы пролить свет на некоторые темные пятна истории, занимался в многочисленных экспедициях раскопками. Меня заинтересовали сооружения, которые археологи называют дольменами. Эти памятники истории, пришедшие к нам из далекого прошлого, найдены почти на всех континентах.
Я располагал достоверными сведениями о том, что дольмены могут быть найдены и в некоторых районах Кавказа, и даже примерно знал район, который стоило тщательно обследовать. У меня никогда не хватало времени, чтобы вплотную заняться этим вопросом, но, часто бывая на Кавказе, я никогда не упускал случая обследовать местность, и собранная мной за многие годы информация позволяла строить достаточно обоснованные предположения.
Проанализировав все данные еще раз, я пришел к выводу, что между восточным берегом Черного моря и Кавказским хребтом, особенно в районе некоторых перевалов, которые я когда-то бегло обследовал, наверняка имеются дольмены.
Так как я был отрезан от всего мира и с трудом переносил вынужденное бездействие, я решил использовать этот перерыв для организации специальной экспедиции в эти регионы Кавказа, чтобы найти и обследовать дольмены, к тому же спасти себя и своих товарищей от постоянно угрожавшей нам опасности.
На следующее утро я оценил наши возможности и с помощью нескольких сочувствующих мне людей, имевших вес в тех кругах, которые в тот период находились у власти, получил официальное разрешение на организацию специальной научной экспедиции.
Согласовав этот вопрос с местными властями, я начал запасаться всем необходимым для экспедиции и отобрал группу людей, которым более других угрожала мобилизация. Разделившись на две партии, мы договорились встретиться в горах в условленном месте.
Первая часть этой научной экспедиции, которая должна была выйти из Пятигорска, состояла из двенадцати человек, а вторая, отправлявшаяся в путь из Ессентуков, - из двадцати одного, среди них был и я. Официально эти две группы считались абсолютно независимыми и не имели ничего общего.
Тому, кто не имеет ни малейшего представления о том, что происходило в России в разгар гражданской войны, трудно понять, чего мне стоило организовать научную экспедицию в те годы.
Из Ессентуков я собирался двигаться по населенным районам до горы Индур, расположенной недалеко от Туапсе, и отсюда уже начать поиски, двигаясь в юго-восточном направлении параллельно берегам Черного моря, держась от него на расстоянии от двадцати пяти до шестидесяти километров. Для одной группы мне с большими трудностями удалось получить от большевистского правительства, которое было тогда у власти, два железнодорожных вагона, и это в тот период, когда железная дорога использовалась исключительно для перевозок войск и военных грузов, и сесть в поезд гражданскому лицу даже без багажа было практически невозможно.
И вот вся группа, состоящая из двадцати одного человека, тесно сдавленная в двух вагонах, где еще находились две лошади, два мула, три двуколки, не говоря уже о большом количестве необходимого для подобной экспедиции снаряжения, отправилась в путь.
По железной дороге мы смогли добраться только до Майкопа, дальше железнодорожные пути были повреждены одной из недавно созданных вооруженных группировок, члены которой называли себя "зелеными". Поэтому дальше мы пошли пешком, но уже не по направлению к Туапсе, как было запланировано, а к перевалу у Белой реки.
Чтобы достичь безлюдных районов, которые мы собирались исследовать, мы вынуждены были не менее пяти раз пересекать линию фронта между большевиками и белой армией. Когда я вспоминаю все те невероятные трудности, которые мне удалось преодолеть, я испытываю чувство глубокого удовлетворения. И действительно, тем, кто знал, в каких условиях проходила наша экспедиция, наше спасение может показаться настоящим чудом.
