Принц энергичной походкой пересек парк и вошел в дом. Заметив его ищущий взгляд, откуда-то явился слуга и с поклоном замер перед Талигхиллом, терпеливо дожидаясь приказаний.

— Скажи, чтобы готовили паланкин. Я отправляюсь в город, — слуга смиренно кивнул и скрылся.

Талигхилл вышел на просторную веранду, опустился в кресло из туньского бамбука и расслабленно вытянул перед собой ноги. Здесь было чуть прохладнее, чем в парке, — наверное, за счет козырька крыши, далеко выдающегося вперед. Тени фигурных львов и птиц, пришпиленных на самом краю козырька, лежали в полузасохшем цветнике, вытянутые и помертвевшие. Принц наклонился, взял со столика бокал с соком, отхлебнул. Теплая и невыносимо сладкая жидкость проскользнула в горло, ничуть не утоляя жажды. Когда же это закончится? Эта проклятая жара. Если бы отец не уезжал в Хуминдар, я бы мог сам отправиться куда-нибудь на север, а так вынужден сиднем сидеть в Гардгэне — только потому, что здесь необходимо присутствие кого-нибудь из Пресветлых.

На веранду неслышно вошел Джергил, один из личных телохранителей принца.

— Паланкин готов, Пресветлый, — сообщил он, бесстрастно глядя перед собой. По широкому лицу телохранителя струйками стекал пот — видимо, Джергил тоже страдал от жары. Наверное, даже сильнее, чем принц, ведь телохранитель был значительно крупнее и массивнее Талигхилла.

— Отлично, — сказал Пресветлый, вставая с кресла.

Он подошел к цветнику и вылил в него остатки сока, отстраненно наблюдая за тем, как густые желтые струйки впитываются в потресканную землю. Позади еле слышно сглотнул Джергил.

— Пойдем, нам предстоит долгий путь, — Талигхилл направился к застывшим у веранды носильщикам. Те безмолвно встали на одно колено, опуская паланкин так, чтобы пресветлый мог в него забраться. Принц разместил свое вялое тело на подушках, опустил занавеску и скомандовал:

— В Гардгэн. Да поскорее.

Паланкин мягко закачался, когда носильщики развернулись и легким пружинистым шагом направились к выходу из усадьбы. Некоторое время принц думал о том, что же подарить Домабу, но так ничего конкретного и не выбрал.

Плавные покачивания убаюкали Талигхилла, и он уснул…

— Вставайте, Пресветлый. Гардгэн, — тихий, но настойчивый голос Джергила вырвал его из пучин сна. Телохранитель приподнял занавеску и легонько тряс Талигхилла за плечо, чтобы тот проснулся. Сквозь отверстие в паланкин проник яркий свет и далекий ровный гул, свойственный городским улицам.

— Вставайте, Пресветлый, — повторил Джергил. — Мы уже под стенами столицы. Куда прикажете дальше?

— На рынок, — сонно пробормотал Талигхилл. — И опусти наконец эту проклятую занавеску, иначе я совсем ослепну!

— Слушаюсь, — телохранитель исчез, а баюкающее покачивание возобновилось, но принц уже не хотел спать. Он потер глаза, сел поудобнее и попытался ухватить за краешек плаща тот сон, от которого его оторвал Джергил.

Черные лепестки, прилипшие к туфлям. Черные лепестки — как пепел.

Больше ничего вспомнить не удалось. Сходить, что ли, к толкователю снов?

Впрочем, он, как всегда, начнет говорить о Богах и знамениях, а толком так ничего и не скажет. Вот и назывался бы знаменателем снов, а не толкователем. И потом, довольно сложно человеку, который не верит в Богов, внимать подобным провидцам . Даже если сам ты — Пресветлый, и дар твой — пророческие сны.

В конце концов, сбываются они не так уж часто! И в любом случае, этому можно найти разумное объяснение. А сегодня и вовсе смешно — только какие-то лепестки. И это — пророческий сон?!

Пока Талигхилл пытался убедить самого себя, а заодно — окончательно проснуться, носильщики с паланкином уже оказались в городе. Джергил и его коллега Храррип шли впереди и зычными голосами время от времени требовали:

Дорогу! Дорогу! Впрочем, это была излишняя мера предосторожности — любому достаточно взглянуть не широкие плечи и мрачные лица телохранителей, чтобы самому догадаться очистить им путь.

И все равно, продвижение паланкина значительно замедлилось. Принц приподнял занавеску, чтобы можно было смотреть наружу, не становясь при этом доступным для посторонних глаз. В меру широкие улицы Гардгэна кипели людьми: торговцами, громкими голосами мастерски зазывавшими к лоткам и расхваливавшими свой товар; слугами, спешившими куда-то по приказаниям господ; молодыми повесами, которые шагали к ближайшему трактирчику, задиристо поглядывая по сторонам и держась за рукоять клинка; изредка появлялись носильщики с паланкинами, — как у Талигхилла, только украшенными победнее; почти на каждом перекрестке встречались стражники в тусклых шлемах, с пиками и круглыми щитами на спине. Все это принц видел вблизи не раз и не два — когда тайком от телохранителей уходил из дворца и окунался в эту жизнь, совсем не похожую на жизнь Пресветлых. В особенности же Талигхилл любил бывать на рынке Гардгэна — именно там, куда он направлялся и сегодня.

Рынок занимал собой огромный район столицы и растягивался на несколько десятков кварталов — самых шумных и опасных кварталов города. Или, если угодно, самых привлекательных и таинственных. Но уж непременно — самых неожиданных. Там можно было купить все, о чем только может помыслить человек: от перламутровой пуговицы до каравана верблюдов, от щепотки порошка из желтых лепестков ша-тсу до пучка моркови, от… Короче говоря, там можно было купить все. Рынок посещали как беднейший обитатель столицы, так и сами Пресветлые; туда съезжались торговцы из окраинных областей страны, до сих пор представляющих для придворных географов вполне определенный интерес; там заключались сделки на один грош и на целое состояние. Практически, это был город в городе, со своими негласными законами, своей тайной властью и ее охранителями. Здесь даже имелись свои проводники. С их помощью покупатель мог найти нужную ему вещицу всего за полдня вместо того, чтобы тратить на ее поиски пару суток. Разумеется, работали проводники не за бесплатно, но обе заинтересованные стороны (вернее, все три, если помнить о торговцах) оставались довольны таким сотрудничеством.

Сейчас к паланкину принца подбежал один из местных проводников — маленький вертлявый человечек неопределенного возраста с мелкими живыми глазками и длиннющим носом.

— Что угодно господам? — поинтересовался он предупредительным тоном, выработанным за многие годы практики. — Коктар знает рынок лучше, чем кто-либо другой, и готов оказать вам помощь в поиске нужных товаров — за символическую плату.

Джергил обернулся к принцу, ожидая указаний.

— Пускай отведет нас к статуэткам, — велел Талигхилл. Он еще не был уверен в том, что именно собирается подарить Домабу, дабы загладить свою вину перед ним, но для начала статуэтки казались не хуже чего-либо другого.

Коктар поклонился так, что его длинные волосы едва не коснулись булыжников мостовой: — Какие именно статуэтки желает осмотреть господин? Сделанные из слоновьей кости или же вырезанные из дерева? Со скрытыми сюрпризами или без? Строгие или забавные, или, может быть, срамные? Каких размеров? Или…

— Все равно, — оборвал его Талигхилл. — На твое усмотрение.

— Слушаюсь, — молвил проводник. — Следуйте за мной, господа.

Он мгновенно ввинтился в толпу, пронзительно выкрикивая: Дорогу!

Посторонись! Дорогу! Телохранители вторили ему, хотя несколько ленивее, чем раньше. Толпе было достаточно предупреждений Коктара — видимо, его здесь хорошо знали.

Принц рассеянно смотрел на человеческое море, расступающееся перед его паланкином.

Черные лепестки на туфлях. Что бы это значило?

Полуденный сон не давал покоя. Если б хотя бы можно было вспомнить поточнее! Талигхилл изо всех сил напрягал память, но кроме отдельных непонятных фрагментов, ничего больше не вспоминалось. Но не верю же я во все это на самом деле!?..

Коктар уверенно двигался к одному ему ведомой цели. Прошло не так много времени, и он остановился у небольшого магазинчика, над дверью которого было написано Статуэтки божественные, человеческие и звериные — из слоновьей кости .