— Зачем я тебе здесь нужен? — скулил Хатта, пока они спускались вниз по вытертым ступеням каменной лестницы. — Это все плохо кончится.

— А я и не сомневаюсь. — Линнер подтолкнул Такуо вперед. — Но все началось из-за тебя. Ты хотел убрать Танаку Джина, и теперь, когда дело идет к завершению, логично, если ты будешь присутствовать при этом.

Лестница была освещена мерцающими лампами дневного света, утопленными в ниши, словно в тюрьме, они были закрыты решетками. В неприятном свете этих ламп кожа казалась покрытой восковой бледностью, как у трупа двухнедельной Давности. Грохот рок-музыки пробирал до костей. Они подошли к длинному и узкому коридору, конец которого скрывался где-то в темноте. Каменный пол был слегка приподнят по центру, по бокам журчала темная вода, стекавшая, казалось, со стен, закруглявшихся наверху в подобие готического свода. Николасу показалось, что они попали в глубокое подземелье.

У металлической решетки ворот, напоминавших ворота в крепость, сидел невероятных размеров борец сумо. При приближении гостей он встал, взял протянутые ему пластиковые карточки и проверил их с помощью специального прибора. Затем ворота медленно и совершенно бесшумно повернулись на скрытых шарнирах. Борец отдал им карточки.

Здесь музыка звучала еще громче — первобытная, неистовая. Проход был плотно забит людьми. Протиснувшись сквозь толпу, они оказались в вытянутом в длину помещении. Тепло и влага, которую выделяли сотни человеческих тел, превратили воздух в плотный тропический туман. Разноцветные огни мигали и вспыхивали с определенной периодичностью. Тела танцующих раскачивались как бамбук под порывами ветра.

Пока они медленно пробирались сквозь толпу, Николас заметил в ней министра финансов, министра торговли и промышленности, министра внешней торговли и многих других важных должностных лиц. Тут были и члены либерально-демократической партии, социалистической партии, а также партии новых земель. Список важных лиц был поистине нескончаем. Здесь же находились и многочисленные члены якудзы, ее оябуны, к которым и направился Линнер, надеясь найти среди них Акинагу. Он увидел незнакомого ему моложавого оябуна, который вел беседу с шефом бюро потребительских товаров. Интересно, какую сделку они обсуждали в тот момент? Хатта все время пытался оторваться от Николаса, но тот был начеку и не позволял ему слишком далеко отходить.

— Где же Акинага? — прошипел он.

— Понятия не имею, — стараясь перекричать шум, ответил Хатта.

Они прошли мимо бара с круглой стойкой, за которой сидели руководители промышленных предприятий, государственных заведений, теневой экономики и преступного мира. Было забавно наблюдать, как они заказывали спиртное, крича и жестикулируя, словно задрипанные коммивояжеры.

— И так здесь каждый вечер? — спросил Линнер.

Хатта кивнул.

«Интересно, сколько всяческих сделок обсуждалось и заключалось здесь каждую ночь?» — спросил себя Николас. В этом клубе, а не в парламенте, решалось будущее Японии. Именно здесь ею правили деньги и люди, пытавшиеся удержать страну в плену старых традиций... Забудьте все эти разговоры о реформах, всю эту болтовню о том, что надо избавляться от предрассудков и искать новые пути развития бизнеса. В этом клубе, в душной полутьме, втайне от остального общества власть запросто передавали из рук в руки, здесь все было возможно и не существовало ничего запретного.

Внезапно Николас почувствовал, что Хатта слегка напрягся. Не поворачивая головы, он повел глазами в ту сторону, куда смотрел Такуо, но ничего не мог разглядеть за густой завесой табачного дыма. Тогда он прибегнул к помощи своей психической силы и, открыв глаз тандзяна, почувствовал, как что-то юркое, как головастик, пытается от него ускользнуть. Линнер попробовал сосредоточиться на головастике, но вокруг было слишком много психической информации, исходившей от окружавших его людей, и у него ничего не получилось. И в этот момент произошло что-то странное. Закрыв свой глаз тандзяна, Николас очутился не в полутьме клуба, а почувствовал вокруг себя вихревое движение. В ушах жужжали десятки тысяч пчел, и он с ужасом понял, что надвигается очередной приступ Кширы. В его памяти промелькнули слова Кисоко: «Пусть будет тьма...»

Тьма начала сгущаться, и невидимая завеса скрыла Николаса от внешней психической информации. Потом где-то на периферии сознания пробежала рябь, будто серебряная рыбка плеснула хвостом, и на этом месте появился фосфоресцирующий узкий след. Линнер начал по нему перемещаться вперед, скользя между людьми, занятыми серьезными и пустыми беседами, сплетенными в любовных объятиях, заключавшими подлые сделки и опасные союзы. За собой Николас тащил Хатту, труса и предателя, упиравшегося как блеявшая овца, которую вели на рынок. Наконец сквозь темную завесу Кширы Линнер разглядел Акинагу. Черный глаз Кширы отметил Тецуо, как если бы Николас выстрелил в оябуна стрелой. Он двинулся к Акинаге под таким углом, чтобы тот не смог убежать, и, приблизившись к нему настолько, что мог отчетливо видеть Тецуо среди окружавших его людей, сказал Хатте:

— Ну вот и все.

Он стоял так близко от оябуна, что мог бы при желании протянуть руку и коснуться его. Чтобы Хатта не вздумал вдруг сбежать, Николас притянул его поближе к себе. Акинага был всецело поглощен разговором с высокопоставленным членом партии новых земель и кандидатом оябунов на пост премьер-министра Кансаем Мицуи. Он явно не замечал маневров Николаса, пытавшегося подойти поближе и не дать ему уйти.

Внимание Линнера было полностью сконцентрировано на Тецуо, как вдруг он услышал, что кто-то окликнул его по имени, почувствовал движение слева от себя и, посмотрев в ту сторону, увидел Хоннико.

— Николас, — крикнула она. — Николас!

В этот момент Хатта страшно закричал и навалился на Линнера. Брызнул фонтан горячей крови. Кто-то пронзил Такуо кинжалом чуть ли не насквозь. Николас заметил, что это был Джи Чи, и почувствовал, что Акинага пытается ускользнуть от неприятностей, направляясь к одной из задних дверей. Он бросился вслед за ним, увлекая за собой Хатту. Длинное лезвие ножа выскользнуло из его раны; и кровь, как из зарезанной свиньи, хлынула потоком. Окружающие старательно делали вид, что ничего не произошло. Они продолжали все так же танцевать, пить, курить, беседовать и заключать сделки.

— Хоннико! — закричал Николас, хватая ее за руки. — Джи Чи зарезал Хатту-сан!

Ее глаза округлились.

— Кажется, он метил в меня. — Линнер обернулся и увидел невысокую худенькую женщину, склонившуюся над Хаттой. Она вся была забрызгана кровью. Как будто почувствовав его взгляд, женщина подняла голову. Николас увидел ее широко расставленные зеленые глаза и подумал: «Интересно, что здесь делает мать-настоятельница?»

— Позаботься о Такуо, — попросил Николас Хоннико. — Вызови врача или машину «скорой помощи», а лучше и то и другое.

Хоннико вместе с Мэри Роуз склонилась над Хаттой, истекавшим кровью.

— А ты куда?

Но Линнера уже и след простыл.

Лью Кроукер, выглядевший лет на десять моложе и одетый в форму продавца цветов, въехал во двор дома Чезаре Леонфорте в желто-зеленом фургончике, который ежедневно доставлял сюда свежие цветы. Рико Лаймон был прав: даже собственная мать не узнала бы сейчас Лью. Протезы из латекса — накладки на нос, щеки, лоб и углы рта — были само совершенство.

— Эти штуковины выдерживают яркий свет и высокую температуру, но время от времени их нужно подправлять, — предупредил Рико Кроукера, — так что советую тебе без нужды не появляться на полуденном солнце. И что бы ты ни делал, старайся не касаться левой стороны носа.

Как всегда, фургончик остановился в воротах, чтобы охрана могла проверить его груз, а собаки — хорошенько обнюхать всех и все. Когда одна из собак подошла к Лью, он испугался, что она сможет учуять запах латекса и он ей не понравится. Впрочем, оказалось, что им заинтересовалась не столько собака, сколько охранник с волосатыми руками. Кроукер был новичком среди примелькавшихся торговцев.