Он ощутил ее прикосновение, и ему захотелось отодвинуться и спрятать свое лицо.

— Джеки, я совсем как прокаженный. Осторожно, даже в моем поте есть ядовитая зараза.

Но сестра еще теснее прижалась к нему. Разгоралась утренняя заря, ветер пел вокруг них на все голоса.

— Расскажи мне свою мечту, — прошептала она.

Мик вздрогнул.

— Я умру, если расскажу тебе о ней.

— Ты не умрешь, пока я обнимаю тебя. Тебе нечего бояться.

— Я боюсь, все равно боюсь. Боюсь себя и... Боже, я боюсь и тебя.

— Меня? Но почему?

— Я боюсь того, что ты обо мне подумаешь, если я расскажу тебе, о чем мечтаю. — Он дрожал как в лихорадке. — Ты возненавидишь меня.

— Хорошо, не говори ничего, просто, выслушай меня. — Джеки прижала брата к себе. — Когда мы с тобой были молодыми, мне однажды приснился сон, как будто ты вошел в мою комнату. Вокруг было темно, но я сразу узнала тебя. Ты лег рядом, и я ощутила жар твоей кожи. Потом ты прошептал мое имя, и я прошептала твое, и до самого утра мы занимались любовью.

Мик как-то весь обмяк в ее объятиях. Ему казалось, что он весь расплавился, внутри было так горячо! И по его щекам текли горячие слезы, как он ни старался их удержать. Это было слишком — ведь она говорила то, что он так мечтал услышать от нее в течение долгих-долгих лет. Он снова обрел сердце, тут же разбившееся на кусочки.

Оправившись от нахлынувших чувств, он, в свою очередь, рассказал ей о своем сне: они танцевали вдвоем на освещенной огнями площадке где-то на средиземном курорте.

— Я горячо любил тебя, я хотел тебя, но это было совершенно невозможно, — закончил Мик свой рассказ. — И это было ужасно. Я был уверен, что буду гореть в аду за то, но не мог не думать о тебе, не мог не хотеть тебя. А потом ты уехала в монастырь, и я понял, что мне следует держаться от тебя как можно дальше.

— О Майкл! Это все из-за меня, — заплакала Джеки.

— Нет-нет. — Мик удивился непривычной нежности, которую он испытывал к сестре, она оставалась решающей силой в его жизни — единственной настоящей побудительной силой. Вторая кожа, которую он так старательно наращивал поверх останков своей прежней личности, сползла с него, и теперь он был беззащитен и раним.

Джеки поцеловала его. Был ли это поцелуй страстной любви или поцелуй сестры? Он не мог найти ответа на этот вопрос, да и не хотел его искать.

Внезапно он увидел знакомую тень, возникшую на лестнице, и с животным рыком оттолкнул сестру от себя. Наверное, он сделал это слишком грубо, потому что она упала на спину. На лестнице стоял Николас, его двойник, его враг, и Мик бросился на него.

Джеки страшно закричала, стараясь прекратить драку. Но Леонфорте не хотел останавливаться. Его бой с Николасом был неотвратим и неизбежен. Мик любил Джеки всем сердцем и душой, и в эту секунду ему казалось, что нет ничего невозможного. Временно приостанавливали свое действие все законы Вселенной. Он изо всех сил ударил Николаса, и тот отлетел назад, но второй раз промахнулся. И тут ему на помощь пришла Кшира. Демонстрируя свою психическую силу, Леонфорте послал в сторону врага мощную струю разрушительной энергии и, увидев удивление на лице Николаса, ударил его двумя кулаками сразу, потом еще раз и еще. Линнер повис на перилах площадки и какое-то время бессильно болтался в воздухе, пока Мик пытался перекинуть его через перила вниз.

Николас пытался сопротивляться Мику физически и психически. В результате мощной атаки психической силы Леонфорте многие защитные системы Линнера рухнули. В крови Николаса все еще циркулировали остатки яда, на его расщепление он затратил слишком много внутренней энергии. Его организм в течение многих часов находился в состоянии смертельного напряжения, силы были истощены.

Мик изо всех сил пытался сбросить его через перила, Николас потерял равновесие, темный глаз Кширы на какую-то секунду закрылся и снова открылся. Почувствовав это, Леонфорте удвоил усилия, и Линнер понял, что сейчас сорвется в страшную пустоту и будет пронзен какой-нибудь антенной на крыше одного из домов.

И в тот момент, когда Николас уже почти висел вниз головой, он почувствовал чью-то психическую силу. Это не было ни Кширой, ни Акшарой. Может быть, через болезненный рассвет промышленного города к нему простерлась рука самого Бога. И он воспользовался этой силой. Одним движением Линнер сомкнул ноги вокруг бедер врага и нанес ему мощный удар в шею с обеих сторон, выставив косточки пальцев, сжатых в кулаки. Леонфорте сдавленно и удивленно вскрикнул, и его хватка ослабла. Николас с силой оттолкнул его от себя, Мик повалился на пучок скрученных пластиковых труб, тут же выхватил небольшой нож и выставил его перед собой.

— Майкл, нет! — закричала Джеки.

Леонфорте не обратил на сестру никакого внимания и бросился на Николаса, но тот успел уклониться от удара. Мик развернулся и снова бросился на Линнера, полоснул его по руке и стал подбираться к горлу. Николас отпрянул и выдернул из пучка пластиковых труб одну — из нее с шипением вырвался пар, и Николас направил горячую струю прямо на Мика.

Пар ударил ему в лицо, он закричал, отскочил назад и, потеряв равновесие, перевалился через перила. Второй удар струёй пара сбросил его вниз, на крыши простиравшегося далеко внизу города.

Джеки не закричала и не заплакала. Она долго сидела совершенно неподвижно, вцепившись зубами в сжатый кулак с такой силой, что на коже проступила кровь. Пар продолжал с шипением вырываться из поврежденной трубы, клубами окутывая фальшборт и уплывая в бледное токийское небо. Внезапно городской шум прорезали звуки полицейских сирен.

Николас прислонился к стене как раз в том месте, где последний раз в своей жизни стоял Мик, и пытался собраться с силами. У него кружилась голова, сердце, казалось, вот-вот остановится. Наконец он взглянул на Джеки и сказал:

— Мне очень жаль, но у меня не было другого выхода...

Она отняла от губ окровавленный кулак и посмотрела на него своими чудесными, цвета морской волны глазами.

— Вы не виноваты. — Но что-то все же изменилось в ее взгляде, в нем не было того особого света, который Николас замечал прежде. И тут он понял, что произошло.

Ноги дрожали, предплечье, по которому Мик полоснул ножом, страшно болело.

— Ведь это вы меня спасли? — спросил Линнер тихим голосом.

Мэри Роуз подошла к нему и, оторвав рукав от своей блузки, сделала из него жгут и наложила его на руку Николаса.

— Не понимаю, что вы имеете в виду.

— О, прекрасно понимаете, — ответил он, пристально глядя на женщину. — Когда ваш брат уже почти сбросил меня, я почувствовал что-то необъяснимое, что-то вроде поддерживавшей меня руки.

— Возможно, это был Майкл, — сказала Джеки, отходя к перилам. — За время своих путешествий он многому научился.

— Этого не может быть! Ведь он так хотел меня уничтожить!

Женщина смотрела вниз, на вереницу полицейских машин, приближавшихся к зданию башни. Ее лицо было освещено мягким розовым светом восходящего солнца. И покачала головой:

— Не вас он хотел уничтожить, мистер Линнер. Он хотел разделаться с той своей частью, которую уже не мог выносить.

— Наверное, вы не знаете, какие страшные преступления совершил Мик.

Рот Джеки искривился в ироничной улыбке:

— Мистер Линнер, я знаю гораздо больше, чем вы. Я знаю все, на что был способен мой брат.

Николас посмотрел туда, где лежал Мик, похожий на растратившую свою невероятную энергию и сгоревшую звезду.

— Он умер так же, как и жил, не правда ли? Его смерть была зрелищна, театральна, своего рода произведение искусства — именно такая, какая предписана книгой самураев Хагакуре.

Какое-то время они оба молчали. Интересно, что сейчас чувствовала эта женщина? Джеки не пролила ни слезинки по своему брату. Может, она была совершенно равнодушна к нему?

Женщина повернулась к Николасу. Свежий утренний ветер трепал ее волосы. И он ясно увидел на лице ее печать величайшей скорби, понял, что никогда уже она не будет такой, какой была прежде.