— Кшира подступает все ближе, грозит поглотить меня. — Николас посмотрел в глаза женщины. — Что со мной происходит?

— Перемены, — ответила Кисоко. — И какими бы они ни были, вы не должны им препятствовать.

— Но я...

— Отбросьте всякий страх, — сказала она. — Верьте в кокоро, сосредоточие всех вещей.

— Кисоко-сан, я чувствую, что Кшира скоро полностью мною овладеет. Оками-сан не смог мне помочь. Может быть, вы сможете?

Она отрицательно покачала головой.

— Но тьма подступает... — простонал Николас.

— Линнер-сан, — сказала она очень мягко, — вам не нужна помощь. Пусть придет тьма.

Когда двадцатью минутами позже он покидал ее дом, опять шел дождь, продолжая сбивать листья с деревьев. Над городом нависли иссиня-черные облака, и где-то вдали слышались раскаты грома. Слепые лица окрестных особняков смотрели на него угрюмо и осуждающе.

Что представляет собой Кисоко? Она, без сомнения, практиковала тандзян, в этом не могло быть никакого сомнения. Сейчас он вспомнил, как тихо она сидела, когда во время его первого появления в ее доме он опять ощутил присутствие Кширы. Даже почти не дышала. Несомненно, она чувствовала, что с ним происходит. И, конечно, могла бы помочь ему.

Пусть придет тьма...

Он сел на мотоцикл и поехал по перегруженным транспортом улицам Синджуки. В памяти его «Ками» было записано сообщение. Оно было от Микио Оками, который хотел встретиться с ним завтра без пятнадцати пять у музея Ситамачи. Ожидая, пока зажжется зеленый свет светофора, Николас послал Оками подтверждение в том, что получил сообщение.

Пусть придет тьма...

Должен ли он последовать этому совету? Была ли его вера в кокоро безгранична? Он никак не мог найти ответа на этот вопрос.

Они подловили Мика Леонфорте в тот момент, когда он выходил из ночного садо-мазохистского секс-клуба «Прожигатель жизни» в Роппонжи, известного своими молодыми, полногрудыми женщинами, они медленно, делая вид, что страдают от боли, поливали свою обнаженную кожу расплавленным воском перед толпой потеющих мужчин.

Акция была прекрасно скоординирована. Пока Исе Икудзо, глава носящей его имя металлургической кайрецу, вылезал из сверкающего белого «мерседеса», с переднего сиденья машины соскочили двое плотных людей, водитель и еще один, вооруженный дробовиком, и бросились к Мику. Один был невысок ростом, квадратного телосложения и походил на борца сумо, второй помоложе, с совершенно голым черепом. Половину его головы покрывала татуировка, изображающая летящего Феникса.

— Здесь на улице ты не такой уж большой босс, как ты думаешь? — сказал Икудзо. — Я собираюсь преподать тебе урок. Никто не может безнаказанно заставить меня потерять лицо, даже вы, мистер Леонфорте.

Был четвертый час ночи, но в ярком неоновом свете токийской рекламы Мик мог определить, что эти двое действительно были членами клана Сикей. Значит, слухи о связях Икудзо с якудзой соответствовали действительности. Леонфорте подумал о том, как будет жалеть Джи Чи, его телохранитель, что ему не пришлось повеселиться.

— Ты влез в наши дела, — сказал Икудзо, прислонись к «мерседесу». — Хуже того, ты итеки, слизняк-иностранец. Твои медовые речи не обманули меня, как других. И когда завтра утром здесь найдут твой труп, это послужит примером тем, кто может захотеть пойти по твоим стопам.

Два тяжеловеса из якудзы ожидали, что Леонфорте бросится бежать, но Мик не сделал этого, а продолжал идти своей дорогой и повернулся только в самый последний момент, когда низенький мафиози был уже совсем рядом. В правой руке Мика, которую он украдкой сунул под пиджак, оказался ударный кинжал из дамасской стали, которым он недавно убил Родни Куртца. Мик ударил им в грудь низенького, чуть правее и выше грудины. Раздался легкий хруст кости, затем кончик лезвия достиг своей цели — сердца. Не дожидаясь, пока мафиози упадет на него, Мик повернулся, чтобы встретить человека с Фениксом, и увидел направленный на себя тупоносый пистолет. Татуированный торжествующе улыбался. Узкая улочка наполнилась звуками учащенного дыхания и запахом смерти.

И тут Леонфорте сделал то, что человек с Фениксом никак не мог ожидать. Не обращая внимания на пистолет, он рванулся ему навстречу, ухватил его за голову, нагнул ее и ударил в лицо коленом. Хрящи размозженного носа мафиози смачно хрустнули, пистолет выпал из рук, Мик отфутболил оружие в канаву, одновременно ударив лысого ребром ладони в нервный узел за ухом. Человек с Фениксом как подкошенный рухнул на мостовую. Леонфорте одной ногой наступил ему на плечо, другой на шею, резко нажал пяткой, услышал хруст ломающегося позвоночника, повернулся и побежал через улицу к белому «мерседесу». Икудзо уже скрылся в машине и, включив подъемник, закрыл стекла. Он попытался было запустить двигатель, но Мик локтем высадил боковое стекло. Когда град осколков обрушился на Икудзо, тот закричал, а Мик схватил толстяка, вытащил из окна «мерседеса» и небрежно выбил у него из рук маленький пистолет.

— Значит, говоришь, я итеки? — спросил Леонфорте, нанося Икудзо парализующий удар между глаз. — Какая жалость. Этот итеки прикончит тебя.

Используя ударный кинжал, он сделал первый ритуальный надрез, как учили его в племени Нанг. Теперь спешить было некуда. Улица была безлюдна. Только сам город был молчаливым свидетелем его мести.

Он извлек сердце, печень, селезенку Икудзо и бросил окровавленное тело на белоснежный кузов, по которому растеклись струйки черной крови. Мик взял селезенку, с помощью лезвия кинжала разжал челюсти главы металлургической кайрецу и засунул ее в рот толстяка.

— Ты хорошо придумал насчет того, чтобы подать пример, — сказал он. — Только выбрал не ту жертву.

Через десять минут Мик подошел к своему автомобилю, — он никогда не оставлял его рядом с клубом, который контролировал, — положил органы тела толстяка перед собой и припал к земле, как это не раз делал в джунглях Вьетнама и Лаоса. Потом очень тщательно обтер руки и взял сотовый телефон.

Джи Чи поднял трубку после первого звонка и молча выслушал рассказ Мика о случившемся.

— Я хочу, чтобы ты, как обычно, избавился от двух трупов лежащих на улице.

— Только от двух?

— Да, — резко ответил Мик. — Тот, который на «мерседесе», оставь. Это будет знаком, что я объявляю войну.

Лью Кроукер сидел, развалясь в кресле, на веранде «Солнышка», одного из множества ресторанчиков, протянувшихся вдоль Саут-Бич — вновь вошедшего в моду участка побережья Майами. Несмотря на плотный тент над головой, льющийся с безоблачного неба горячий солнечный свет обжигал кожу. Лью был одет в пестро раскрашенную легкую рубашку, просторные брюки персикового цвета, сандалеты и закрывающие пол-лица зеркальные солнцезащитные очки. Перед ним стояла порция сосисок с рисом и черными бобами по-кубински, к которым он не прикоснулся — не было аппетита. Детектив наблюдал за проезжающей мимо него на роликовых коньках загорелой девушкой, одетой в почти невидимый купальник-бикини.

В Саут-Бич, в немалой степени благодаря наплыву всемирно известных модельеров и моделей, которые, в свою очередь, привлекали богатых латиноамериканцев и пресыщенных европейцев, вернулась прежняя великолепная пестрота тридцатых и сороковых годов. Рядом с реставрированными строениями того времени вырастали все новые и новые. Не далее чем в квартале от того места, где сидел Кроукер, находилась шикарная вилла в европейском стиле, принадлежащая Джанни Версаче. В ее воротах, доставленных прямо из Италии, всегда стояла усиленная охрана.

Мимо детектива, громыхая стереосистемой, медленно проехала огненно-красная спортивная машина. Сидящие внутри два молодых мускулистых блондина то и дело останавливались, стараясь не пропустить мимо себя ни одной особы женского пола. Вслед за ними на мотоциклах появились трое сурового вида юнцов.

Сотовый телефон Кроукера подал сигнал.

— Надеюсь, черт побери, что ты и Веспер не упустили Бэда Клэмса из виду. — Это говорил Вед Форрест, сотрудник Антимонопольного отдела, на который работал Лью. — Иначе мы все окажемся по уши в дерьме.