Снова звезды посыпались за экран, и перед глазами Притчера осталась лишь туманность, прошитая тоненькой золотой ниточкой, по которой двигался палец Ченниса.

– Вот Граница Звезд, – сказал молодой человек. – Ткань туманности здесь тонка и пропускает свет этой звезды в единственном направлении – к Трантору.

– Вы хотите сказать, что... – генерал Мула не договорил, пораженный догадкой.

– Что это Ница – Граница Звезд.

Ченнис включил свет и выключил вычислительную машину. Притчер встал и подошел к Ченнису вплотную.

– Как вы к этому пришли?

– Случайно, – молодой человек откинулся на спинку стула и с недоумением пожал плечами. – Совершенно случайно, но мне эта идея нравится, и я склонен считать ее верной. Кроме того, Ница подходит под наше определение. Это олигархия, объединяющая двадцать семь населенных планет. Технически довольно слабое государство. Политически довольно скромное: не стремится к экспансии и придерживается строгого нейтралитета в разрешении всех политических проблем, возникающих в этой области Галактики. Мне кажется, что нам следует направиться туда.

– Вы сообщили об этом Мулу?

– Нет. А сейчас это невозможно: мы в космосе и готовимся к скачку.

Притчер в ужасе бросился к панели обзора, поспешно настроил ее. Перед глазами был пустой холодный космос. Придя в себя, генерал обернулся. Рука потянулась к курку бластера.

– Кто приказал?

– Я, генерал, – Ченнис впервые обратился к Притчеру по званию. – Мы взлетели, когда рассматривали карту звездного неба. Вы не почувствовали ускорения, потому что я укрупнял изображение, и вы приняли настоящее движение за иллюзию, созданную движением звезд на экране.

– Зачем? Что вам нужно? Значит, все рассуждения о Нице – ерунда?

– Нет. В этом я вас не обманывал. Сейчас мы летим к Нице. Мне нужно было взлететь до назначенного срока... Генерал, вы не верите в существование Второго Фонда, а я верю! Вы просто исполняете поручение Мула, а я вижу серьезную опасность. Мы дали Второму Фонду отсрочку в пять лет. За это время он мог подготовиться к борьбе с нами. Я не знаю, каким оружием он будет с нами бороться, но могу предположить, что на Калгане действуют его агенты. Они могут обнаружить, что в моем сознании возникла догадка о том, где находится Второй Фонд. Тогда моей жизни будет угрожать опасность, а мне очень дорога жизнь. Вот я и принял меры по ее защите. О Нице не знает никто, кроме вас, да и вы узнали о ней, находясь в космосе. Впрочем, есть еще экипаж... – Ченнис снисходительно улыбнулся, чувствуя себя полным хозяином положения.

Рука Притчера бессильно опустилась, и генерал ощутил смутное беспокойство. Что мешает ему действовать? Чем скована его воля? Ведь было время, когда он был мятежным, опальным капитаном армии Первого Фонда, когда он был способен на более решительные и отчаянные поступки, чем Ченнис. Неужели Мул прав? Неужели его преобразованное сознание настолько отравилось послушанием, что неспособно породить инициативу? Генерал ощутил подавленность и бесконечную усталость.

– Ловко сработано, – одобрил он, – и все же в дальнейшем вам лучше советоваться со мной перед принятием подобных решений.

Замигал какой-то сигнал.

– Это из машинного отделения, – небрежно бросил Ченнис, – обещали за пять минут предупредить о скачке и дать знать, если что не так. Останетесь на хозяйстве?

Притчер молча кивнул и, оставшись в одиночестве, задумался о зле, которое несет человеку старость. На панели обзора сверкали редкие звезды.

У края разливалось молоко Галактики. Освободиться бы от влияния Мула...

Генерал испугался этой мысли и прогнал ее...

...Шеф-инженер Гекслани испытующе взглянул на молодого человека, который был без формы, но держался с апломбом офицера и, кажется, на самом деле был облечен властью. Гекслани, с младых ногтей служивший во флоте, привык к тому, что власть принадлежит человеку с погонами.

Правда, этого человека назначил Мул, а Мулу всегда принадлежит последнее слово. Мул – это абсолютная истина. Даже подсознательно Гекслани в этом не сомневался. Он был прочно обращен.

Молча он протянул Ченнису небольшой овальный предмет. Ченнис взял его в руку и одобрительно улыбнулся.

– Вы из Фонда, шеф?

– Да, сэр. До того, как Первый Гражданин взял власть, я служил во флоте Фонда восемнадцать лет.

– Инженерному делу учились в Фонде?

– В Центральной Школе на Анакреоне, сэр. Получил квалификацию первого класса.

– Неплохо. А это вы нашли в аппарате связи, там, куда я просил посмотреть?

– Да, сэр.

– Это деталь аппарата?

– Нет, сэр.

– Что же это?

– Метка, сэр.

– Я не учился в Центральной Технической школе. Объясните подробнее.

– Это устройство, которое должно показывать координаты корабля при скачке через гиперпространство.

– Оно позволяет за нами следить?

– Так точно, сэр.

– Хорошо. Это недавнее изобретение?

– Да, сэр.

– Разработано одним из новых исследовательских институтов, учрежденных Первым Гражданином? Принцип действия – государственная тайна?

– Да, сэр.

Ченнис несколько секунд играл меткой, затем протянул ее инженеру.

– Положите ее на то самое место, где нашли, и точно так же, как лежала. Ясно? И забудьте о ее существовании.

Шеф-инженер с трудом удержался от салюта, резко повернулся и вышел.

Корабль несся по Галактике, чертя прерывистую линию. Пропуски соответствовали скачкам, покрывающим около ста световых лет, а штрихи – участкам нормального полета протяженностью от десяти до шестидесяти световых секунд.

Бейл Ченнис сел к пульту Линзы и, как всегда, испытал чувство, близкое к благоговению. Он не был уроженцем Фонда, и волшебство, свершавшееся при повороте рычага или нажатии кнопки, еще не стало для него привычным.

Линза вряд ли приелась бы и уроженцу Фонда. В ее небольшом корпусе было такое множество электронных схем, что на экране умещалось сто миллионов отдельных звезд и точно воспроизводилось их взаимное расположение. И это еще не было пределом возможностей машины. Она могла развернуть заданный участок карты звездного неба по любой из пространственных осей и повернуть его на любой угол относительно заданной точки.

Линза совершила переворот в межзвездной навигации. До изобретения Линзы каждому скачку предшествовал расчет, занимавший значительное время – от одного дня до одной недели. Большая часть этого времени уходила на вычисление координат корабля. Нужно было найти по меньшей мере три звезды, положение которых относительно произвольно выбранного центра координат было бы известно, и определить положение корабля относительно этих звезд.

Вся соль заключалась в поиске этих трех звезд. Для человека, привыкшего видеть Галактику из определенной точки, каждая звезда имеет свое лицо. Но прыгни на десять парсеков – и не узнаешь, а, может, даже не увидишь собственного солнца. Приходилось прибегать к спектральному анализу. Составлялись каталоги «световых автографов» звезд, на их основе разрабатывались стандартные маршруты. Межзвездная навигация превращалась из искусства в науку. В эпоху Фонда усовершенствовались вычислительные машины, появились новые методы получения и классификации спектров, и все же на поиск трех знакомых звезд в незнакомой области уходило порой несколько дней.

С появлением Линзы все изменилось. Во-первых, ей требовалась только одна знакомая звезда. Во-вторых, Линзой мог управлять даже такой профан в технике, как Ченнис.

По результатам предыдущего скачка ближайшая знакомая звезда была Винцетори, а на панели обзора, в самом центре, горела яркая звезда. Ченнис надеялся, что это именно Винцетори. Осторожно нажимая клавиши, он ввел координаты Винцетори. На экране Линзы появилась яркая звезда, в остальном сходства с изображением на панели обзора не оказалось. Бейл Ченнис развернул карту по оси «Z» и посмотрел на фотометры. Обе звезды оказались одинаковой яркости. Ченнис выбрал на панели обзора другую звезду примерно такой же яркости и постарался найти ее на карте. Повернул карту на соответствующий угол, скривил рот: не то. Повернул еще, примерив еще одну яркую звезду, потом еще. Вот оно! Конечно, какой-нибудь космический волк установил бы соответствие между картой и панелью обзора с первой попытки, а он, Ченнис, установил только с третьей, но это тоже вполне прилично.