— Кушайте на здоровье, Надежда Константиновна. И пусть майская роза засохнет от зависти, — подлил масла в огонь Семен Трофимов, уплетая вторую порцию.

— Сеня, сколько можно повторять: в команде меня зовут Надежда! — польщено улыбнулась певица, острым язычком облизывая алые губки. Потом, дожевав, она хлопнула в ладони. — Ну что, товарищи, делу время, пора за работу. Предлагаю еще раз прогнать «Бэсаме мучо».

Целуй меня, страстно и жарко.

Словно уже до прощанья минута одна.

Поцелуй, сладкий и яркий

Я оставляю в подарок на все времена.

Поцелуй, долгий, безбрежный.

Этот роман — океан, где волна за волной.

Поцелуй, мягкий и нежный,

Счастье, что эта любовь не прошла стороной.

Наше прочтение известного шлягера в джазовом стиле вогнало Тамару в ступор. Это показалось мне хорошим знаком: мы на верном пути.

После репетиции Надежда Козловская задержалась, чтобы разобрать проблемные моменты в партитуре Веры. Много пропустила девчонка, ничего не поделаешь, придется нагонять. Антон вышел проводить Тамару Карапетян, хотя мне хотелось послушать педагогический спич певицы — у нее и в этом наблюдался явный талант.

— Не будем мешать, Дед, — пресек мои поползновения Антон. — Вера злится на себя, мало работает над ошибками.

Во дворе текла обычная вечерняя жизнь — кося недобрым взглядом, петух грозно вертел шеей в щели загородки, мама гремела посудой на кухне. Отец, посвистывая себе под нос, с садовым ножом возился в кустах малины. Рекс дрых на своей подстилке под раскладушкой, а Лапик вытянулся сверху, на нашем месте. Изредка дергая ухом, кот изображал из себя спящего пассажира. Маскировался, хитрец — будучи внеземным созданием, как и все женщины, он искоса контролировал обстановку. Вожак стаи наблюдал за живущими здесь существами, заодно охраняя наш покой. В этом у меня не было сомнений, ведь доказательством инопланетного происхождения кошек являются удивительные способности, которых не сыщешь у других животных.

— Тоша, а тебе не надо купить хлеба?

Тамара сказала это таким тоном, что нам сразу стало понятно: да, надо купить хлеба. Впрочем, пройтись по свежему воздуху тоже не помешает. Тихий летний вечер, почему бы не проводить девушку? А на косые взгляды бабушек можно не обращать внимания — пусть будет им еще один повод для перемывания косточек.

— Значит, приглашаешь меня в свою группу?

В коротеньком летнем платье она вышагивала рядом, но не близко — демонстрируя солидную дистанцию. Все-таки мы не пара влюбленных, а группа людей, устремившихся за хлебом. Грива смоляных волос развевалась на ветру пиратским знаменем, платье в обтяжку. Не барышня — огонь с черными глазами…

— Приглашаешь меня в свою группу?

— Настаиваю на этом, — твердо заявил Антон, стараясь смотреть в сторону.

— В клубе гипсового завода я первым номером иду, — усмехнулась она. — А здесь буду на припевках у заслуженной артистки.

— Именно так, — согласился Антон. — Припевкой, тенью, и на втором плане.

— И зачем это надо? — искренне удивилась она.

— Это первый шаг, за которым скрывается собственная дорога. Мы засветим тебя, а дальше ты пойдешь своим путем.

— Куда я пойду, Тоша? — Тамара вздохнула. — Ты думаешь, меня не звали в оркестр на «зеркалке»? В рестораны тоже звали. Фигня. Я на гипсовом заводе работаю, между прочим, в плановом отделе. А музыка, так… Для души.

Ладно, первый камень брошен, круги по воде пошли. Вернемся к этому разговору позже.

Глава двадцать пятая, в которой трудно назвать вечер томным

Торчащая из окна киоска голова продавщицы Люськи пронзила нас рентгеновским взглядом. Господи, боже мой, и эта дамочка уже Антона ревнует! И ведь ни малейшего повода не давал…

— Хлеба нет, — отрезала она категорически.

— А вот не надо было ей итальянские сапоги дарить, — ехидно заметил Антон.

Тут не поспоришь, парень прав. Переборщил я с благодарностью за очередной мешочек пятнадцатикопеечных монет. Но кто мог подумать, что в торговых кругах обычные сапоги на шпильке считаются шикарным подарком и признанием в любви?

— Граждане, будете чего брать? — нахмурилась Люська. — Мне закрываться пора.

— А дома хлеба нет… — растерянно пробормотала Тамара.

— Возьмите ржаные батончики с изюмом, — смилостивиласьпродавщица. — Хорошие булочки, в накладной написано «диабетические».

Ну, раз для диабетиков, Антон тоже взял. Качественный товар, тут без обмана.

На пустыре, за воинской частью, парень оглянулся. Приобняв Томку, поцеловал в висок.

— Тоша, ты чего? — вяло возмутилась она без попытки вырваться. — Люди кругом!

В сгущавшихся сумерках прохожих на пустыре не наблюдалось, это было понятно им обоим. Мне тоже.

— В субботу иду на свадьбу, двоюродный брат пригласил, — прижавшись бедром, перешла она к основной теме прогулки.

Иногда женский магнетизм способен резко изменить настроение — у Антона, вместе со скачком давления, мысли полностью вылетели из головы. Улетучились, аки дым. Парень потерялся и, пока он целовал девичью шею, мне пришлось собраться. В редких разговорах наедине мы не упоминали родственников. Политику тоже не затрагивали. Мы вообще мало говорили на отвлеченные темы при встрече — во время репетиции некогда, а на утренних воскресных занятиях как-то не до обмена мнениями. Это сожаление я ощутил сейчас:

— Ничего не знаю о твоей родне, и никогда не слышал о родителях.

— Они рано умерли, — выдохнула она. — Об этом как-нибудь в другой раз.

— Как скажешь…

— Меня тетка воспитывала. Что это такое, знать тебе не надо. И трудно передать словами мою радость, когда после школы переехала в институтское общежитие. Девочки-соседки были в шоке, а я как будто возродилась вновь. Как здорово, когда никто не стоит над душой, ты представляешь?

С высоты моего жизненного опыта такое понять несложно, однако понимание сейчас проявлять не стоило.

— Слушай, а у вас роду были цыгане? — наконец-то я задал давно занимающий меня вопрос.

Тома снисходительно хмыкнула:

— Ну, ты даешь, как будто по мне не видно!

С этим мне пришлось согласиться, но дальнейших пояснений не последовало.

— Тетя Манушак заведует сельским Домом культуры, и я там с детства пела и танцевала. Меня все знают, и на свадьбе обязательно потащат к микрофону. Так что нужна новая песня.

— Всего одна песня?

— Избитые шлягеры петь неохота. В последнее время ты столько нового принес в оркестр… Целую кучу. Можешь для меня чего-нибудь сыскать?

— Для тебя? — ответно хмыкнул я. — Может быть, не одна кучка найдется.

— Здорово! — Тамара смущенно зарделась — «для тебя» было сказано с ласковым прикосновением.

— Сирелис! — подсказал Антон. Тетрадку еще не опробованных заготовок он проштудировал тщательно.

— Сирелис, — согласился я.

— Никогда так не говорил… Это ты мне? — вспыхнула она. — Спасибо…

— Тебе тоже, сиралир. А песня называется «Сирелис», — не стал спорить я. — Ее недавно написал композитор Армен Мандакунян.

— Не слышала о таком, — нахмурив лобик, удивилась Тамара.

— Он эту композицию придумал в Соединенных Штатах. Поэтому вслух упоминать автора нежелательно.

Я тихонько напел:

Гитем сирум ес индз у лалис ес такун сирелис.

(знаю, что любишь меня и тайком плачешь, любимый)

Хервиц хуру

(далеко вдали)

Авах нэра гэркум байц дэр индз ес ду гэркум