— Давайте отделим мух от котлет, — предложил Леонид Ильич. — Изложите установленные факты.

Повторный доклад занял пару минут: товарищ Седых вовремя прошел проходную, что подтверждают свидетели и охрана. Работал в обычном режиме — принимал посетителей, совершал звонки и общался с коллегами исключительно по делу. Никаких отклонений от нормы поведения свидетелями не замечено. А потом секретарь-референт обнаружил, что дверь в кабинет заперта и на телефон никто не отвечает. Следствием установлено, что секретарь никуда не отлучался и Седых из кабинета не выходил. Заподозрив неладное, секретарь затребовал специальный бокс с запасным ключом. Вместе с охраной, под протокол, дверь была вскрыта.

Людей внутри не оказалось, зато обнаружился беспорядок и пустые полки. Полный разгром подтверждали раскрытые сейфы. Тоже пустые.

— Какие выводы? — Брежнев на докладчика не смотрел.

— Отрабатывается версия диверсии. В рамках противодействия иностранным разведкам поднята агентура Первого Главного Управления.

— Это понятно. Другие версии у следствия имеются? — Брежнев оторвал глаза от листка бумаги, на котором чего-то черкал.

— Работаем над этим, — коротко сообщил докладчик, навлекая на себя близкую грозу.

— Варианты с инопланетными пришельцами рассматриваете? — тихо поинтересовался кто-то.

Никто смехом не откликнулся, а Андропов в прежнем кратком стиле ответил:

— Изучается версия с массовым гипнозом.

— Вольф Мессинг заходил, что ли? — озвучил гипотезу Гришин.

— Нет, Вольфа Мессинга там не было. Следствием установлено, что в этот день он находился дома, — ровно сообщил Андропов.

— Хорошо работаете, — иронично «одобрил» Гришин. — Помнится, как-то Мессинг прямо от Сталина прошел мимо охраны Кремля и получил сто тысяч рублей из Госбанка. Без предъявления документов, по чистому тетрадному листочку.

— Вы серьезно, товарищи? — возмутился Кириленко. — Как малые дети, ей богу, байкам верите. Все слухи о Мессинге он сам и выдумал!

— Да, товарищи. Обойдемся без слухов. Слово не воробей, поймают — вылетишь, — задумчиво произнес Брежнев.

— Мессинг гениальный, но всего лишь фокусник! — продолжил Кириленко. — Недавно он получил звание заслуженного артиста РСФСР Артиста, а не привидения! И прозвище «придворный гипнотизер Сталина» — выдумка! Ладно, одного человека можно загипнотизировать. Ну двух. Но там же куча охраны на вахте, бюро пропусков… Им тоже отвели глаза? Поймите, это не цирк со статичными зрителями, там партийные сотрудники по этажам ходят постоянно, это же немалое учреждение. И каким образом пожилой человек с больными ногами мог вынести десяток мешков документов? Тут носильщики нужны, а их тоже никто не видел. Кстати, документы из здания выносить запрещено. Куда же они делись?

— Да, — поддержал его Подгорный. — Где документы? Надеюсь, вы представляете последствия?

Последствия представить было несложно. И хотя все документы ЦК КПСС брошюровались в папки и учитывались особым отделом, сам список пропавшего тоже оказался закрытым. Секретным настолько, что следственной бригаде его не показали. Лишь для общего развития продемонстрировали пустую стандартную обложку, к которой прилагалась памятка:

«Товарищ, получающий совершенно секретные документы ЦК КПСС, не может ни передавать, ни знакомить с ними кого бы то ни было, если нет на то специального разрешения ЦК. Снимать копии с указанных документов, делать выписки из них категорически воспрещается. Товарищ, которому адресован документ, после ознакомления с ним ставит на документе личную подпись и дату».

Глава сорок пятая, в которой проводятся медицинские эксперименты

Изучение анатомического феномена начали с опытов на кошках, однако рентгеновское зрение поломалось напрочь. Как говорится, куда ни кинь, всюду облом. Бык за рога не брался, бог в помощь не спешил — сколько ни гладили Лапика, пронзить взглядом это сонное тело не удалось. Оно урчало, дергало ухом, но просвечиваться не желало. В конце концов, вместо свечения начало шипеть.

После недвусмысленного предупреждения я плюнул на очередную попытку, и отпустил с миром подопытное животное.

— Дед, а давай разложим проблему, — предложил Антон, наливая в хрустальный стакан багрово-пурпурный компот. Конечно же, из хрустального графина.

— Хм, — мне оставалось лишь уважительно хмыкнуть.

Еще вчера мой парень прекрасно обходился одной кружкой и для чая, и для молока, и под компот. А сегодня утром рядовое чаепитие превратилось в целую церемонию. Антон не поленился распаковать чайный сервиз с молочником, сухарницей и масленкой, и заодно подобрал в тон розочку для вишневого варенья. Затем, не ограничиваясь свершениями, выставил на стол хрустальную плошечку с медом, а апофеозом икебаны явилось фарфоровое блюдце, с горкой конфет «птичье молоко». Бытует мнение, что аристократизм — это свойство передавать накопленные культурные ценности. Аристократизм приходит с воспитанием, и еще он должен быть в крови. Антону повезло больше — имидж со снобизмом проявились в нем одновременно с появлением горы домашней посуды на веранде.

А я еще не все культурные ценности сюда перетащил, только явно лишние…

— Что предлагаешь? — я захрустел сорванным с ветки яблоком.

— Я же тебе говорю: чтобы рассуждать логически, надо полежать. Лежа думается лучше, поверь моему опыту.

На веранде, в правильной позиции на животе, Вера грызла гранит науки. Сунув прилежной ученице яблоко, мы улеглись рядом.

— Скажи, Дед вот эту руку недавно оперировали? — объект внимания, локоть Веры, находился прямо перед носом. Приложив ладонь, Антон начал вглядываться, чтобы рассмотреть следы хирургического вмешательства.

— Ну да, — два маленьких шрама подтверждали мою уверенность.

— Травмированные места обладают насыщенным энергетическим полем. Нарушенная аура и все такое.

— Откуда ты это взял? — поразился я.

— Да мне от тебя постоянно какие-то бесполезные знания сыплются, — вздохнул парень. — И краник уже перекрыл, а оно течет все равно.

Я напряг взгляд, однако поле не наблюдалось. Ни снаружи, ни внутри локтевого сустава. В порыве экспериментаторского зуда Антон даже лизнул локоть, но прозрачности это не добавило.

— Не выходит каменный цветок, — пробурчал Антон разочаровано.

— Не поняла, — вставив закладку, Вера отложила учебник. — Тоша, почему бездельничаем? И вообще, чего вы шепчетесь все утро? Ну-ка колитесь, заговорщики.

— А ты что, мысли читаешь? — Антон в замешательстве замер.

— Да пока нет, к сожалению, — она вгрызлась в яблоко. — Давай-давай, кайся. Признание облегчает вину.

Мы с Антоном мысленно переглянулись. А чего скрывать? Коле Уварову говорить такое точно нельзя, совсем руки свяжет, а Вера человек проверенный, и все детали может знать. Одна голова хорошо, а на троих соображать лучше — веками проверено.

Рассказ занял пару минут.

— Значит, во время аутотренинга Римма стала прозрачной? — задумчиво пробормотала она. — Однако. Прямо как в сказке, где Кощей Бессмертный и добрый молодец мучают спящую женщину. Ну эту, Василису Прекрасную. Ладно, раз локоть у вас не светится, давайте колено посмотрим. Его тоже оперировали.

Подтянув шорты, она заскочила на табуретку, а мы уставились в колено. С разных ракурсов, и спереди, и сзади. Сбоку смотреть было тоже удобно, потому что вторую ногу Вера подняла вверх, в позицию «вертикальный шпагат».

— Вы не бойтесь, работайте, — заявила она. — Я флажком долго стоять могу.

Щенок на это высунул язык, недоверчиво наклонив голову. Но ничего не высказал.

Целых пять минут мы смотрели и прикладывали руки — без толку.

— Возвращаемся в исходную позицию, — разрешил Антон, падая на тахту.

Вера опустила ногу;

— Погодь возвращаться. Значит, у Риммы сердце видно, как ладони? А ну-ка подъем! Тоша, неужто мое сердце не разглядишь?

Желая найти, мы изо всех пригляделись, однако сквозь тонкую ткань майки вместо сердца светилось темное пятнышко соска. Глубже взгляд не шел, застревая на этом объекте.