Неожиданно зазвучавшие голоса заставили всех обернуться. Со своего возвышения Бабур увидел, что через сад, мимо клумб с яркими оранжевыми бархатцами и кустов, усыпанных цветущими розами, к ним в сопровождении стражника направляется человек в дорожной одежде. Когда тот подошел ближе и размотал на ходу шарф, прикрывший в пути лицо, чтобы дорожная пыль не забивалась в рот и ноздри, Бабур узнал Вадид-Батта, управляющего своей бабушки.

Вид у него, как показалось Бабуру, был огорченный, причем не в связи с тем, что ему, человеку немолодому, пришлось долго трястись в седле, а из-за содержимого послания, которое он доставил.

На какой-то миг, невзирая на летнее тепло, Бабура пробрал ледяной холод: неужто Исан-Давлат умерла? Вскочив на ноги, он спрыгнул с помоста и положил руку на плечо старика.

— Ну, управляющий, выкладывай! С чем ты прибыл?

Вадид-Батт медлил, словно не зная, с чего начать. Бабур готов был закричать на него, но сдержался из уважения к человеку, которого знал всю жизнь.

— Прошу прощения, повелитель, за то, что предстал перед тобой в таком виде, но я спешил, и путь был нелегким.

Старик порылся под плащом, нащупывая висевший на шее на коротком ремешке кожаный кошель, и достал письмо, скрепленное печатью правителя Ферганы.

Выхватив у него грамоту, Бабур сорвал печать, сразу же узнал бабушкин почерк, и ему стало полегче — правда, ненадолго, ибо Исан-Давлат начала послание словами: «Если ты не откликнешься на наш отчаянный призыв, нас ждет беда».

Юноша быстро прочитал письмо, повергнувшее его в потрясение и растерянность.

— Что случилось? — спросил Вазир-хан.

— Меня предали. Мой брат по отцу Джехангир восседает на троне Ферганы, хотя он всего лишь марионетка в руках моего родича Тамбала, подкупившего племенных вождей, посулив им богатую награду. А Джехангир для него — лишь средство в достижении своих целей…

Письмо выскользнуло из пальцев Бабура: ветерок подхватил его и сдул в сторону, на розовый куст, где оно и застряло.

«Я утратил престол родного края», — подумал он.

Пока Вазир-хан, вернув письмо, торопливо читал его, Бабура вдруг посетила еще более пугающая мысль: он снова схватил старика за плечо с такой силой, что тощий, кожа да кости, управляющий вздрогнул.

— Моя бабушка, моя матушка, сестра — когда ты в последний раз их видел? Что с ними? Они в безопасности?

— Они и твой визирь Касим содержатся в крепости как пленники. Твоей бабушке чудом удалось передать мне письмо, и она приказала доставить его тебе, но что с ними сейчас, я не знаю. Я провел в пути две недели.

Голос старика дрогнул.

Только сейчас сообразив, что причиняет ему боль, Бабур разжал пальцы.

— Ты все сделал правильно, спасибо за службу. Тебе нужно подкрепиться и отдохнуть.

Когда Вадид-Батта уводили, Бабуру, провожавшему его взглядом, показалось, что подуй ветер сильнее, тощего старика унесло бы прочь.

В голове юноши все перемешалось, первоначальное потрясение сменилось яростью. Тамбал захватил его владения и держит в плену близких?..

Однако Бабур постарался взять себя в руки: сейчас все зависит от того, какие решения он примет, и принимать их надо, руководствуясь разумом. Заметив, что все советники смотрят на него выжидающе, юноша глубоко вздохнул.

— Вазир-хан, готовь мою личную стражу к немедленному выступлению на Фергану. Байсангар, собирай силы. Созови вождей с их воинами — по моему разумению, чтобы разделаться с Тамбалом и его недисциплинированным сбродом, двух тысяч бойцов вполне хватит. Полагаю, как только я появлюсь возле Акши, большая часть жителей поддержит меня, как законного правителя. Оставь здесь достаточно войск, чтобы было кому защищать стены в случае появления Шейбани, а сам, не позже чем через неделю, выступай следом за нами. Да, подготовь осадные машины — тараны, катапульты, я могу за ними послать. Али Мазид-бек, на время моего отсутствия ты назначаешься наместником Самарканда. Храни город как следует!

Все трое кивнули. Бабур отвернулся, уже срывая с себя разукрашенное одеяние и приказывая слугам принести дорожную одежду и оружие.

Когда они с Вазир-ханом, бок о бок, скакали галопом через разогретые жарким летним солнцем пригородные луга, сердце Бабура разрывалось. Чувство вины, усиленное страхом за близких людей, боролось в нем с яростью, направленной против вздумавших заменить его девятилетним ребенком изменников. Но и он-то сам хорош: все последние недели, как дурак, болтался по окрестностям Самарканда, мечтая, как будет показывать волшебный город своим родным. И пренебрег самым важным, самонадеянно возомнив, будто теперь в глазах всей Ферганы он великий герой, и уж конечно, никто не осмелится бросить ему вызов. А вот Тамбал с его приспешниками затаились и выждали момент, как волки дожидаются, когда чабан отвернется, чтобы наброситься на отару. И хорошо маскировались, иначе Касим, его бабушка или мать заподозрили бы заговор и предупредили Бабура заранее. Если что-то случится с женщинами из его семьи… Если Роксана воспользуется своим положением матери нового эмира, чтобы избавиться от враждебно настроенных соперниц…

Но об этом ему тяжело было даже думать.

Каждую ночь, когда они, утомленные долгой скачкой, разбивали лагерь, ему трудно было заснуть. Каждая секунда, проведенная не в седле, казалась ему потерянной напрасно, и он злился на Вазир-хана, настаивавшего на том, что ему необходимо отдохнуть. Но на четвертую ночь вопроса о сне уже не стояло: стоило юноше прилечь, как его начала колотить дрожь, а лоб покрылся потом. К утру его зубы стучали так, что он с трудом мог говорить, а когда попытался встать, ноги подогнулись, и он рухнул наземь. Вазир-хан, подскочив к нему, прощупал пульс, поднял веки, чтобы увидеть зрачки, и заявил:

— Повелитель, сегодня ты ехать не можешь.

Чтобы спорить, у Бабура просто не нашлось сил. Он чувствовал, как Вазир-хан укрывает его шерстяным одеялом, но, когда попытался поднять на него взгляд, мир перед его глазами расплылся и потемнел.

Он провалился во мрак.

Вода просачивалась между его пересохшими губами. Язык Бабура, наполовину прилипший к небу, заворочался, рьяно ища капли. Где он, что с ним — у него не было ни малейшего представления: сейчас важнее всего казалась драгоценная влага. Наконец ему удалось разлепить веки, и он увидел знакомое лицо Вазир-хана, склонившегося над ним с бутылью воды в одной руке и мокрой тряпицей в другой. Увидев, что Бабур пришел в сознание, тот отложил их и выпрямился на коленях.

Смертельно изнывая от жажды, молодой эмир попытался попросить еще воды, но ничего, кроме сдавленного хрипа, произнести не смог. Впрочем, Вазир-хан прекрасно его понял: сунул уголок тряпицы юноше в рот и продолжил делать то, чем, хоть Бабур этого и не знал, занимался уже целый час: смачивать платок водой так, чтобы она не потоком, а каплями стекала больному в рот.

По прошествии немалого времени Бабур закашлялся и исхитрился сесть. Вазир-хан отложил в сторону бутыль и тряпицу и потрогал лоб юноши.

— Жар наконец спадает, повелитель.

Оглядевшись, Бабур увидел, что они находятся в небольшой пещере с разведенным посередине костром, но тут голова его закружилась, и он закрыл глаза.

— Как долго я был в беспамятстве?

— Четыре дня, повелитель. Сейчас полдень пятого.

— Что это было? Конечно, не яд…

Вазир-хан покачал головой.

— Нет. Просто лихорадка, может быть, из-за укуса овечьего клеща.

Бабур едва не улыбнулся — укус овечьего клеща, в такое-то время!

— Принеси варева! — крикнул Вазир-хан одному из своих людей.

Когда тот доставил котелок с просяным отваром, он опустился на колени рядом с Бабуром и одной рукой поднес питательную жидкость к его губам, придерживая другой затылок. Теплая жидкость была приятна на вкус, но выпить удалось немного: желудок юноши скрутило, и он замахал рукой, чтобы котелок убрали.

— Были новости из Самарканда? Байсангар должен быть почти готов выступить за нами.