Разведчик спешился и острием кинжала нарисовал квадрат и реку, протекавшую в теснине, под северной стеной.

— Смотри, повелитель. С трех сторон холмы, покрытые непролазным лесом, тут обрыв и река. Ворота в южной стене — это единственный вход и выход.

Бабур и Бабури переглянулись. О лучшем не приходилось и мечтать. Султан полагал, что отсидится в неприступной твердыне. На самом деле по собственному выбору он оказался в западне.

Спустя четыре дня Бабур, в своем алом командном шатре, установленном на ровном участке, на виду у стен крепости, натянул кожаные рукавицы. Как он и ожидал, султан проигнорировал сделанное им вчера вечером предложение сдаться на его милость. Ну что же, теперь ему придется ответить за свое упрямство. Под покровом ночи люди и быки, общими усилиями, установили все четыре пушки на позиции, напротив ворот крепости, на расстоянии четырехсот шагов. Не поднимая шума, Али-Гули и его люди насыпали земляные курганы, на которые установили орудия и тщательно замаскировали ветками, чтобы враг не увидел их, пока не придет время действовать.

А этот момент быстро приближался. Все командиры Бабура уже получили приказы. Главным силам надлежало открыто подступить к крепости с юга и начать фронтальный штурм, но при этом стрелкам, находящимся в тылу у штурмующих, было предписано вести огонь по защитникам на стенах. А когда он решит, что момент настал, в ход будут пущены пушки.

Под серыми, как сталь, небесами, Бабур подал сигнал к атаке. С нового наблюдательного пункта на краю рощи, в трехстах шагах от западного угла крепости, где они с Бабури сидели бок о бок в седлах, он смотрел, как его конные лучники устремились по каменистому склону к крепости, осыпая стены стрелами. Приблизившись, те спрыгивали с седел и брались за широкие, деревянные лестницы, подтаскивали и подставляли к стенам, левее ворот. При этом едва над гребнем стены показались защитники, стрелки Али-Гули открыли огонь. С первым же залпом двое упали вниз, и Бабур даже с такого расстояния ощутил растерянность и испуг оставшихся. Новый залп повлек за собой новые жертвы. А когда баджаури поняли, что раскаленные шарики пробивают даже щиты и кольчуги, они перестали показываться на стенах.

Люди Бабура уже карабкались по грубым лестницам по двое в ряд. Прижимаясь как можно плотнее к лестницам и стенам, они держали над головами круглые щиты, прикрываясь от всего, что могли сбросить на них сверху. Али-Гули приказал своим стрелкам прекратить огонь, ибо под него уже могли попасть атакующие. Баба-Ясавал, отважный воин из Герата, первым взобрался на стену, прорубил себе путь к надвратной башне и вместе с последовавшими за ним товарищами попытался поднять решетку, перекрывавшую главные ворота. Но как только умолк ружейный огонь, к защитникам вернулось их мужество, и те обрушились на соратников Баба-Ясавала с булавами и секирами и благодаря численному превосходству выбили их из надвратной башни.

Бабур бросил быстрый взгляд на Бабури, который, поняв его без слов, поскакал вниз по склону, туда, где за замаскированными насыпями прятались орудийные расчеты. И увидел, как они, разбросав ветви, принялись наводить пушечные стволы на цель. Затем забили в дула мешочки с порохом и каменные ядра, проткнули через запальные отверстия эти мешки металлическими прутами и быстро подсыпали к отверстиям пороху. Затем к орудиям подскочили люди с зажженными промасленными фитилями в руках — Бабур со своей позиции видел огоньки. Бабури оглянулся на него и, увидев, как тот взмахнул над головой мечом, скомандовал «Огонь!». На миг шум боя заглушил неслыханный доселе в Баджауре грохот.

Первое ядро, как и было намечено, угодило в юго-восточную стену справа от ворот. При высоте стены примерно в дюжину локтей ядро ударило локтях в шести над землей. Взметнулась пыль, разлетелся град осколков. Второе ядро ударило чуть ниже, за ним третье, четвертое. Когда развеялся дым и пыль осела, стало видно, что небольшой участок стены рухнул, а по соседнему пробежала трещина. Отряд воинов Бабура, до сих пор остававшийся в резерве, уже перебирался через груды обломков, чтобы ворваться через пролом в крепость.

Ошеломленные защитники дрогнули и побежали: некоторые, пытаясь соскользнуть со стен по веревкам, срывались и падали, спеша спастись, пока неведомое, сокрушающее стены оружие не загремело снова.

Под прикрытием лучников ружейные стрелки переместились ближе, установили свои подсошники и повели огонь по беглецам. Бабур увидел, как упали двое баджаури: один, не издав ни звука, сраженный пулей в голову, второй, гигант в желтом тюрбане, с криком, схватившись за грудь. Под его пальцами растеклось кровавое пятно. Однако беглецов, устремившихся, ища спасения, вниз по склону, чтобы укрыться в густом лесу, было так много, что перебить всех стрелки не могли.

— Вперед! — крикнул Бабур бойцам своей личной стражи и с мечом в руке погнал коня галопом вверх по склону к главным воротам, где его воины, вновь овладевшие надвратной башней, уже поднимали решетку.

Бабури догнал его, и в ворота они въехали вместе.

— Повелитель!

Во дворе за воротами Бабура приветствовал Баба-Ясавал, с лицом, покрытым потом и запачканным кровью, что текла из рваной раны над левым ухом.

— Султан мертв — бросился со стены в ущелье. Мы захватили множество пленных. Что с ними делать?

«Тимур отверз врата ужаса и опрокинул горы…»

Эти слова, недвусмысленные в своей жестокости, прозвучали в голове Бабура.

— Весь придворный совет казнить! У них была возможность сдаться, они сами ее отвергли. Остальных, включая женщин и детей, собрать вместе: они будут угнаны в Кабул и обращены в рабство.

— Ну? Что скажешь? Как мы поработали? — спросил Бабури, когда они осматривали захваченную крепость, оценивая нанесенный орудиями ущерб.

Бабур попытался облечь свои чувства в слова. Благодаря новому оружию на захват крепости потребовалось всего несколько часов, а не дни, недели или даже месяцы. Оно открывало безграничные возможности. Он крепко сжал плечо Бабури.

— Сегодня мы сражались так, как моим предкам и не снилось: они были бы сильно удивлены.

— То-то у тебя вид такой веселый.

— Я слишком часто позволял себе строить грандиозные планы, которым не дано было осуществиться. Да разве ты сам не указывал мне на это? Я не хочу нападать на Индостан до тех пор, пока не буду полностью готов.

— Но сегодня мы положили этому начало, не так ли?

Последовавшие недели представили Бабуру еще больше возможностей для испытания как нового оружия, так и тактики его применения. Оставив позади разгромленный и покоренный Баджаур, он выступил со своими силами на юго-восток, в дикую горную страну у рубежей Индостана. И снова ни один из его противников, как бы смел и воинственен он ни был, ничего не мог противопоставить грому его орудий и треску оружейных залпов.

В действительности никто и не пытался: при одном известии о приближении Бабура вожди спешили выразить ему покорность и ублажить грозного воителя богатыми дарами: овцами, зерном, лошадьми и даже юным красавицами. Что сопровождалось заверениями в величайшем почтении и неизменной верности. В своем стремлении уберечь свои глинобитные горные крепости от страшного рукотворного грома иные вожди доходили до того, что лично представали перед Бабуром на четвереньках, с пучками травы в зубах — символ покорности, какой только ему доводилось видать когда-то в юности.

Но очень скоро он потерял интерес к покорению вождей незначительных кланов. Ночами, когда Бабур пытался заснуть, его сознание заполняли совсем иные образы.

Перед его мысленным взором представал завоеватель, с глазами пылающими, как свечи, взирающий на великую реку Инд, лежащую между ним и его вожделенной целью. Тимур не ведал преград и одолевал не только людей, но и любые природные препятствия, будь то хоть горы или реки. Ему, Бабуру, пристало стать таким же. Пятнадцать лет назад, жарким летним днем они с Бабури с восторгом взирали на великую реку. И тут, проснувшись, он ощутил вдруг столь яростное желание узреть ее снова, что вряд ли смог бы объяснить это не то что Бабури, но и самому себе. Оно становилось все настоятельнее и крепче.