Следуя за двумя стражами с обнаженными церемониальными мечами, Бабур медленно приблизился к двойным золоченым кожаным дверям бывших личных покоев султана Ибрагима, где сейчас дожидались его собравшиеся на победный пир высшие командиры. Простые воины уже вовсю праздновали внизу, во дворе, и в расставленных вдоль речного берега шатрах. Ни один из тех, кто способствовал достижению победы, не должен был остаться без награды.
В свете факелов изумруды, украшавшие тюрбан Бабура, сверкали подобно звездам. На шее его красовалось тройное ожерелье из изумрудов, чередовавшихся с жемчугами, а на пальце — кольцо Тимура. Его туника из зеленой парчи была скреплена на боку жемчужными застежками, а с пояса на тяжелой золотой цепи свисал Аламгир. Несколько минут назад он взглянул на свое отражение и остался доволен, найдя этот блистательный образ воплощением могущества и величия.
Грянули трубы, служители распахнули двери, и Бабур ступил внутрь. Воцарилась тишина — военачальники, тоже облаченные в праздничные одеяния, пали ниц, приветствуя своего владыку. В самом центре зала находился ступенчатый мраморный помост, на вершине которого, под желто-зеленым балдахином, был установлен золотой, усыпанный драгоценными камнями, трон. В то время как военачальники оставались простертыми на полу, Бабур, выпрямившись и высоко подняв голову, прошествовал на помост, воссел на трон и жестом повелел Хумаюну сесть на обтянутый синим бархатом пуф, стоявший справа от престола, на одну ступень ниже.
— Повелеваю подняться, — помолвил Бабур и, дождавшись, когда командиры встали и все взоры обратились к нему, продолжил:
— При Панипате Аллах явил нам свою благосклонность. Он даровал нам победу, ибо дело наше было правым. Трон Индостана есть законное наше наследие. Султан Ибрагим, пытавшийся противиться нам, мертв. И все мы — вы, мои командиры, прошедшие со мной сквозь огонь и воду, празднуем заслуженную победу. Ныне открывается новая страница нашей истории, и все мы обретаем новую судьбу, ибо смогли стать хозяевами Индостана. Впереди нас ждет еще большая слава, однако сегодня я призываю вас забыть обо всем, кроме сладкого вкуса нашей победы… — Бабур встал, воздел руки над головой и возгласил: — За нашу новую державу!
Клич его был дружно подхвачен военачальниками.
«Хорошо он жил, этот султан Ибрагим», — подумал Бабур некоторое время спустя, с любопытством оглядевшись по сторонам. Зал, обнесенный изысканными резными колоннами из красного песчаника, увенчанный куполом и увешанный розовыми шелковыми драпировками, был великолепнее любого парадного помещения, какое он видел со времен Самарканда. Ароматные дымки вились над установленными по обе стороны от помоста, двумя высокими золотыми курильницами, выполненными в виде павлинов с распущенными, усыпанными сапфирами и изумрудами, хвостами. Справа от трона находилась резная сандаловая перегородка, отделявшая тронный зал от примыкавших к нему помещений гарема.
За неделю, прошедшую с того времени, когда он и его измученное войско прибыло в Агру, жара несколько спала, и порой даже веяло прохладным ветерком. Возможно, такая перемена погоды всегда предшествовала началу сезона дождей, хотя не исключено, им просто повезло. Бабур приметил, как слегка шевелятся на ветру драпировки.
Дополнительная прохлада ему и его гостям обеспечивалась с помощью «пункас», больших прямоугольных кусков цветастой парчи, подвешенных на длинных шелковых шнурах, пропущенных через вделанные в потолок железные кольца и уходящих в крохотные отверстия с верхней части стены. Находившиеся по ту ее сторону слуги ритмично потягивали за шнуры так, что парчовые полотнища мерно раскачивались над головами пирующих — те сидели к Бабуру лицом за низкими, расставленными вдоль стен столами, вкушая жареную баранину, тушеных цыплят и плоские лепешки — яства своей родины. Впрочем, на столах присутствовали и индийские фрукты — плоды манго с сочной, оранжевой мякотью, нежные папайя и финики. Многие командиры, как и он сам, возводили свой род к кланам Чингисхана и Тимура, и все они служили ему отменно. Перед началом пиршества Бабур роздал гостям награды — роскошные одеяния из золотистого шелка, усыпанные драгоценными камнями мечи и кинжалы, золоченые седла, и видел, что награжденные остались ими довольны. Он приметил, как Баба-Ясавал не мог оторвать взгляда от усыпанной изумрудами рукояти пожалованной ему кривой сабли.
За едой Бабур то и дело поглядывал направо, в сторону перегородки, отделяющей зал от женской половины. Обычно во время пиршеств женщины собирались за такими резными ширмами, наблюдая сквозь них за пирующими мужчинами, в то время как у них в гареме были накрыты свои столы. А что сейчас? Слышит ли уединившаяся в своих покоях Бува возгласы торжества, доносящиеся из бывшего тронного зала ее сына? Бабур надеялся, что нет. Он уважал ее печаль и отвагу так же, как и ее высокое происхождение, и полагал, что ядовитые слова, сказанные ею Хумаюну — вовсе не повод для кары. Разве Исан-Давлат повела бы себя иначе, окажись Бабур убит, а его трон захвачен? Он оставил Буве все ее драгоценности и служанок, а также решил назначить ей содержание. И надеялся, что со временем она оценит его великодушие.
Ранее в этот день, на берегу реки, Бабур наблюдал схватку между обученными боевыми слонами из бывшего слоновника Ибрагима, гигантами по имени Разрушитель Гор и Неизменный Храбрец. Побуждаемые сидевшими у них на шеях погонщиками огромные, раскрашенные животные атаковали один другого через разделявший их, специально насыпанный земляной вал, стараясь достать бивнями. Потеха продолжалась до тех пор, пока один из них не дрогнул и не отступил.
Теперь пришло время иных развлечений — выступлений индийских акробатов и танцоров, тоже ранее служивших Ибрагиму.
Бабур хлопнул в ладоши.
Двое юношей с блестевшими от масла телами, нагие, если не считать оранжевых набедренных повязок, с провязанными на макушках в узлы длинными черными волосами, легко выбежали на специально освобожденное для выступления пространство перед помостом. С собой они принесли продолговатый желтый короб в пару локтей длиной и девять пядей шириной, с нарисованным по обе стороны таинственным красным глазом. Поставив короб на пол, они отступили от него.
Командиры Бабура охнули, когда крышка, словно сама собой, начала медленно открываться. Изнутри появилась маленькая рука, потом крышка слетела вовсе, открыв взором находившегося внутри, сложившегося пополам, закинув ноги, сзади, к плечам, мальчика. Казалось немыслимым, чтобы человек, пусть даже столь худощавый и гибкий, мог втиснуться в такое тесное пространство. Распрямившись, мальчик выскочил из короба и, в то время как двое других акробатов вращали латунные обручи одновременно на головах, коленях, руках и ступнях, прошелся, кувыркаясь, по залу, причем так стремительно, что казалось, будто его руки и ноги сливаются в сплошной круг.
Затем один молодой человек вскочил на плечи другому, а мальчонка взлетел на самый вверх с такой легкостью, будто залез на яблоню. Балансируя на голове у верхнего из акробатов, он откинул голову назад и выпустил изо рта струю пламени. Командиры Бабура разразились одобрительными возгласами. Миг, и мальчик снова спрыгнул на пол, сложился пополам, улегся в короб, помахал всем на прощание рукой и закрыл за собой крышку. Остальные двое низко поклонились Бабуру, который бросил им пригоршню золотых монет, подхватили короб и под гром рукоплесканий удалились.
Затем ритмичное притопывание и звяканье колокольчиков известило о появлении восьми босоногих танцовщиц, одна за другой проскользнувших в зал через боковую служебную дверь. Одновременно с ними через другую дверь вошли музыканты. Девушки сформировали движущийся круг перед Бабуром. В их густые, темные волосы были искусно вплетены ароматные белые цветы. Все они были в алых и пурпурных многослойных юбках, но с обнаженными животами, а тугие корсеты из тончайшего шелка не столько скрывали, сколько, напротив, выставляли напоказ груди. На запястьях и лодыжках позвякивали крохотные колокольчики.
