Такая способность дается не только психиатрам или врачам вообще. Любой профессионал приобретает недурную интуицию в своем деле. Профессиональные угадыватели возраста и веса, выступающие на ярмарках и праздниках, с помощью такой интуиции зарабатывают себе на жизнь; они развивают ее практикой и опытом. Средний человек также способен довольно точно определить возраст и вес, но вряд ли кто-нибудь сумеет в точности объяснить, как он приходит к таким выводам. Даже художники-портретисты, привыкшие воспроизводить самые видимые признаки, из которых извлекается эта информация, не могут объяснить, как они узнают разницу между человеком двадцати четырех и двадцати шести лет.

Важно заметить далее, что мы можем знать что-нибудь, не будучи в состоянии как следует объяснить словами, как мы это узнаем, и все же знать это вполне уверенно. Это отчетливо видно в первом приведенном выше случае, когда я знал, что мать этого человека разочаровала его. Я был настолько уверен в своем знании, что настаивал на нем, когда он его отрицал, и в конечном счете оказался прав. С другой стороны, грубая ошибка в определении возраста другого человека, после того как я точно угадал более трудные вещи, свидетельствует о том, что без содействия интуиции даже опытный наблюдатель может легко сбиться с пути.

Эти впечатления не подчиняются законам случая. Дело обстоит не так, как если бы человек угадывал некоторую часть времени по случайному совпадению. Если у него есть "некое ощущение", то он редко ошибается. Если же этого ощущения нет, то догадки и в самом деле подчиняются законам случая. Если пытаются угадать, в каком возрасте пятнадцать человек уходят из дома, и правильно угадывают в двух или трех случаях, это совсем не похоже на другой опыт, когда угадывают разные вещи о пятнадцати людях и почти в ста процентах случаев без ошибки. Вот почему эти вещи так трудно изучать. Их нельзя вызывать по требованию. Ощущение, что ты "в ударе", приходит лишь время от времени, а затем исчезает.

Чтобы понять интуицию, надо отказаться от представления, будто ничего нельзя знать, если нет умения описать свое знание словами. Такое представление произошло от гипертрофии современной научной точки зрения, заведшей нас в некоторых отношениях слишком далеко в направлении испытаниядействительности, в сторону от природы и мира естественных событий. Сковав в себе Ребенка, мы утратили много полезного и благотворного. Люди, достаточно владеющие собой, не должны подавлять в себе развитие интуитивных качеств, сохраняя в то же время необходимые контакты с действительностью. Как говорил Фрейд, «все это в высшей степени умозрительно и полно нерешенных проблем, но незачем этого пугаться». Интуиция – это просто индукция без слов. Если же мы умеем выразить наши интуитивные ощущения и способы наших ощущений словами, то это уже вербализованная индукция, обычно именуемая Наукой.

Великолепную возможность изучения интуитивных процессов в действии доставил опрос 25 тысяч солдат по заданию правительства Соединенных Штатов со скоростью от двухсот до пятисот в день. Под таким нажимом индивидуальное "психиатрическое исследование" свелось скорее к секундам, чем к минутам. При столь ограниченном времени суждения основывались скорее на интуиции, чем на исследовании. Для изучения проблемы были сначала выработаны два стандартных вопроса. Затем была сделана попытка интуитивно предсказать ответ каждого человека на эти вопросы. Предсказания были записаны, и после этого ставились вопросы. Интуитивные предсказания оказались верными в удивительно высоком числе случаев (свыше 90 процентов). Вопросы были следующие: "Нервный ли вы человек?" и "Были ли вы когда-нибудь у психиатра?" После длительного изучения основания для предсказаний были в обоих случаях изложены словесно, поэтому в конечном счете вместо применения интуиции можно было предсказывать ответы, применяя некоторые заранее написанные правила.

Когда эти правила были подтверждены во многих тысячах случаев, был сделан следующий шаг – попытка угадать занятие каждого человека прежде, чем он заговорит, просто наблюдая, как он входит в комнату и садится. Все солдаты были одеты одинаково – в халаты кофейного цвета и суконные тапочки. И опять догадки или интуитивные заключения оказались удивительно точными. В одном случае были правильно угаданы занятия двадцати шести человек подряд. В их числе были: фермер, бухгалтер, механик, профессиональный игрок, торговец, рабочий склада и шофер грузовика. 74 Основания для предсказаний были в каждом случае изучены, и некоторые из них удалось описать словесно; в конечном счете по крайней мере в двух профессиональных группах можно было предсказывать ответы со значительной степенью достоверности, применяя заранее написанные правила.

После того как были обнаружены правила, лежавшие в основе предсказаний, выявилось интересное наблюдение. Сознательное намерение во втором эксперименте состояло в диагнозе занятий. Оказалось, однако, что предметом диагноза были вовсе не занятия сами по себе, а способы поведения в новых ситуациях. В двух профессиональных группах, которые удалось наиболее отчетливо изучить, случилось так, что люди, реагировавшие на ситуацию исследования одним способом (пассивное ожидание), почти все были фермеры, а те, кто реагировал другим способом (настороженное любопытство), почти все были механиками. Обнаружилось, таким образом, что интуиция производила совсем не диагноз занятий, а диагноз эмоциональных установок, хотя сознательное намерение и состояло в диагнозе занятий.

Это было важное открытие. Оно означало, что пока интуитивное ощущение не известно в словесной форме, Эго в действительности не знает, что именно известно. Все, что Эго может сделать для самого носителя интуиции и для окружающих, это попытаться передать весьма тонкое ощущение словами, насколько это возможно; при этом оно нередко лишь приближается к истине, но не угадывает ее вполне. Далее (в действительности это другой аспект предыдущего), интуиции нельзя задавать каких-либо конкретных вопросов: ею можно лишь руководить в некотором общем направлении; она дает нам некоторое впечатление, а затем мы должны искать ответ в материале, оказавшемся в нашем распоряжении.

Кроме того, оказалось, что с каждым новым записанным правилом точность догадок по сознательным наблюдениям повышалась, но всегда была ниже, чем при интуитивном подходе. Таким образом, выяснилось, что ощущение "чего-то складывающегося без контроля сознания", замечаемое в процессе интуиции, связано с большим числом факторов, замечаемых и упорядочиваемых без перевода в слова чем-то работающим ниже уровня сознания. Поскольку не все эти факторы удается перевести в слова, интуитивная точность всегда выше точности, получаемой с помощью писанных правил.

Это позволяет дать психологическое определение интуиции. Интуиция есть подсознательное знание без слов, основанное на подсознательных наблюдениях без слов, и при подходящих обстоятельствах это знание надежнее, чем знание, основанное на сознательном наблюдении.

Как мы видели в предыдущем разделе и в этом, интуиция имеет дело по меньшей мере с двумя аспектами личности. Первый из них – это детские эмоциональные отношения между индивидом и его окружением, например его родителями и родственниками, и их взрослые представители: эмоциональные установки по отношению к разным людям, важным для индивида. Установки эти основаны на неудовлетворенных напряжениях Ид. Второй аспект – это присущий индивиду способ переживать новые ситуации и на них реагировать. Способ этот, хотя и основанный на напряжениях Ид, существенно связан с установкой Эго и с его реакцией на действительность. Грубо говоря, мы можем интуитивно ощущать напряжения Ид и установки Эго.

Внимательное изучение всего процесса экспериментов привело к предположению, что интуитивные ощущения, относящиеся к напряжениям Ид, возникают главным образом из наблюдения рта субъекта, тогда как интуитивные ощущения, относящиеся к установкам, происходят главным образом от наблюдения его глаз. Мы решаемся, таким образом, предположительно утверждать, что мышцы, окружающие глаза, служат в основном для выражения установок Эго, а мышцы вокруг рта выражают преимущественно напряжения Ид. Это представление замечательным образом иллюстрируется классическим случаем анального эротика, которого мы изобразили под именем мистера Кроуна. В холодных глазах такого человека мы читаем его сознательно подозрительный подход к миру и новым ситуациям, а его плотно сжатый рот рассказывает нам о его запоре, его упрямстве, его скупости, его упорядоченности и его жестокости – это классические симптомы, выводимые прямо (а подозрительность – косвенно) из его анальных интересов.