И хоть мы с братцем оба на дух не выносим «телячьи» нежности, не выдерживаем. Кто знает, что нас ждет там, на другом конце пламени. Выберемся ли мы из него живыми? Брат первый порывисто обнимает меня, после чего, не говоря ни слова, исчезает в огне. Я остаюсь на поляне одна. Вернее – с Акрабой, про которую я напрочь забыла из-за манипуляций с ложным костром.

– Ты сильная. Может, и выживешь.

Мать произносит это прежде, чем я успеваю шагнуть в огонь. В усталом голосе звучит нечто, похожее на смирение и… разумность. Так странно слышать, что твоя спившаяся беспутная мать может говорить вполне разумные вещи.

– Только не повторяй моей ошибки. Не бросай вызов Руару. Не бунтуй. Смирись. Пусть это и будет твоим выбором. Иначе… – Акраба невесело смеется, демонстрирует мне культяпку своей обрубленной руки. – Закончишь так же, как и я. Ну? Что ты стоишь? Передавай привет Руару.

– Хорошо. Передам.

Поворачиваясь к Акрабе спиной и зажмурившись, шагаю в огненную неизвестность.

– Кого ты привела, Глэдис? – Дэус Карл, пугающе мощный Верховный Воин Руара, с высоты своего немалого роста с недоумением взирает на нас с Анигаем. – Надеюсь, ты пошутила? Мы не берем в Руар детей старше трех лет. Эти же совсем взрослые. Они помнят прошлую жизнь! Они слишком хорошо знают, что такое свобода. Глэдис, будь реалисткой! Они не приживутся здесь!

Карл испепеляет нас возмущенным взглядом.

Анигай стоит, с почтением опустив глаза. Еще бы! Легендарный Верховный Воин Дарийской империи всегда был его идеалом. Я же, наоборот, внаглую с интересом рассматриваю блестящую лысую голову дэуса Карла с искусно сделанной на ней татуировкой змеи. Наверное, точно такая же появляется из дреда. Что толку опускать глаза? Если Верховный Воин решит избавиться от нас, так все равно избавится, хоть смотри, хоть не смотри.

– Эта даже глаза опустить не удосуживается, – возмущается Карл, показывая на меня рукояткой дреда.

При виде оружия в руках воина у меня все же срабатывает инстинкт самосохранения. На всякий случай торопливо опускаю голову. Зачем лишний раз нарываться на неприятности? Но поздно. Проницательный дэус Карл, кажется, уже успел сообразить, с кем имеет дело, и тут же проникся ко мне обширной антипатией.

– Карл, я в тебя верю. Ты и не из такого материала великих воинов лепил. – В голосе Верховной Ведуньи звучит плохо прикрытая лесть, но она, как ни странно, срабатывает. Видно, Акраба все же была права, когда говорила, что все мужики одинаковы.

– Из мальчишки, может, толк и выйдет. – Верховный Воин бросает оценивающий взгляд на Анигая. Замечаю, как у брата от похвалы Карла тут же распрямляются плечи. – А вот из этой шельмы – сильно сомневаюсь.

– Почему ты так думаешь? – с улыбкой шелестит Глэдис.

По ней заметно – заранее знает ответ, но почему-то ведунье хочется, чтобы воин сам его озвучил. Мне кажется или Глэдис забавляет происходящее?

– Взгляд больно нахальный, – мрачно отрезает дэус Карл. – Непохоже, чтобы она умела подчиняться. Глэдис, тебе легче сразу сделать из девчонки серую прислужницу и избавить нас всех от лишних проблем.

– И все же я рискну.

На мое счастье, в Руаре последнее слово всегда остается за Верховной Ведуньей.

– Как знаешь, – фыркает Карл. – Под твою ответственность. Мальчишку я, так и быть, забираю, но при условии: никто в Руаре не должен знать, что они родственники. Здесь каждый сам за себя. Если проговорятся – избавлюсь от обоих.

Глэдис переводит на нас вопросительный взгляд. Мы с братом торопливо киваем. Мне уже нравится в Руаре – огромном замке с кучей башен и переходов, шикарных залов и тренировочных площадей. Уходить отсюда по доброй воле лично я не собираюсь. По крайней мере в ближайшие несколько лет.

– Вот и чудесно! Договорились!

Карл забирает Анигая. Глэдис жестом приказывает идти за ней.

Мы вместе пересекаем центральную площадь Руара. С нескрываемым любопытством рассматриваю огромную глубокую яму, со дна которой торчат бревна, вперемешку с острыми железными кольями. По бревнам ловко прыгают мальчишки-воины, сражаясь на дредах. Рисковые ребята. Если оступиться и упасть, тут же будешь насквозь проткнут колом. Но их, кажется, это мало беспокоит.

Рядом с ямой в светло-серых мантиях и смешных колпаках толкутся ученики-лекари. По сравнению с воинами – они все как один тощие хлюпики. Хотя нет, среди них есть и один толстяк. Видимо, в Руаре неплохо кормят! Это обнадеживает. В Катаре толстяков почти не встретишь. Разве что только кого из чинуш. Подмечаю, что среди лекарей, как и среди воинов, тоже нет ни одной девчонки.

– Не женское дело – лечить, – словно угадывая мои мысли, бегло бросает мне Глэдис.

Кстати, о женщинах! Чуть в стороне от ямы с кольями хихикают совсем юные шатеры. Видимо, им нравится наблюдать за статными мальчишками-воинами. А те словно специально выделываются перед шатерами, стараясь произвести впечатление каким-нибудь залихватским приемом. Да… Похоже, мальчишки – они и в Руаре мальчишки.

С любопытством рассматриваю шатер. С удивлением замечаю, что без макияжа они выглядят как самые обыкновенные девчонки. У нас в Катаре и посимпатичнее найдутся! Так что же получается? Одень меня красиво да лицо краской размалюй – и я тоже ничего буду? Ну то есть когда вырасту?

Несколько в стороне от беспечных шатер держатся ведуньи в черных мантиях с остроконечными капюшонами. Вот уж кого точно никакая краска не спасет! – невольно фыркаю от смеха. Маленькие ведуньи все до единой неуловимо похожи на Глэдис. Вот уж кого Отар точно внешностью обидел! Носы почти у всех с горбинкой, глаза маленькие, недобрые. Губы тонкие – их почти и нет. Теперь я понимаю, почему ведуньи всегда такие злые. На фоне симпатичных шатер, перед которыми выделываются мальчишки-воины, немудрено кучу женских комплексов схлопотать.

Про эти самые комплексы я читала в одной умной книге из библиотеки отца Марка. Я там у него вообще много чего интересного поначиталась. Детских-то книг при церкви никогда не было, вот и пришлось сразу взрослые читать. Эван говорит, что благодаря чтению у меня неплохое образование. Неженское, правда, и «разбросанное», или как там правильно называется. Ну, когда человек начитался всего без разбору.

Эван… Эван. Эван. Вот о ком мне точно лучше здесь не вспоминать! А то сразу же начинаю скучать, хотя и виделись, казалось бы, совсем недавно. Нет, Ада! Остановись! Если ты выбрала жизнь в Руаре, то будь добра, выкинь из памяти и сердца все, что осталось за его стенами. Потому что ты все равно никогда больше не увидишься с людьми из своего прошлого. Это было твое личное решение, так что имей мужество идти до конца!

К тому же мне определенно нравится в Руаре! Даже несмотря на неприятный инцидент, который происходит, когда мы с Глэдис уже почти пересекли площадь. Один из мальчишек-воинов лет четырнадцати все же оступается во время учебного боя и с криком падает на колья. Мой первый порыв – броситься на помощь, но Верховная Ведунья вовремя останавливает меня:

– Нельзя. В Руаре каждый сам за себя. Ему просто следовало быть более подготовленным и осторожным.

На моих глазах с будничным видом ученики-лекари с помощью воинов снимают еще живого руарца с железного кола. К ним тут же подходят два наставника: лекарь и воин. Лекарь быстро оглядывает окровавленного мальчика, бьющегося в предсмертных конвульсиях, отрицательно качает головой, после чего воин-наставник одним точным движением дреда добивает парня.

Не то чтобы я не видела смерть и трупы… За последние несколько суток у меня в жизни такого добра было хоть отбавляй, но это уже перебор. Они даже не попытались спасти мальчишке жизнь!

– Руару не нужны слабые и больные, – ответ Глэдис, как всегда, опередил мой вопрос.

Почти сразу, словно из ниоткуда, появляются прислужницы-тени в длинных серых одеяниях с полузакрытыми лицами. Мне видны лишь их глаза: бездумные, стеклянные, пустые. Никаких эмоций. Серые прислужницы с механической точностью выполняют приказ наставника-лекаря: кладут мертвое тело мальчика на носилки и куда-то уносят. Не проходит и минуты, как на площади возобновляются тренировочные бои, праздные разговоры, тихое хихиканье, и лишь кровавое пятно, оставшееся от убитого мальчика на каменной брусчатке, напоминает о том, что здесь только что произошла трагедия – умер человек. Но пятно торопливо замывает серая прислужница, незаметно появившаяся с тряпкой и ведром воды.