На самом деле мне нужны деньги, это правда. Я хотела летом свозить Никитку к морю, перед школой немного закалить. Поэтому лишняя копейка не помешает.
— Хорошо, — так же спокойно стараюсь отвечать и я. — Подберу для Филатова удобное время.
— Хорошо, — то ли себе, то ли мне говорит зав. — Передам Филатовой твои контакты, договоритесь что, да как.
Киваю и собираюсь уходить.
— Саша! — неожиданно зовет меня Манукян, когда я практически уже выхожу. — Хотя….нет…ничего….иди работай, — опускает глаза зав.
Странно. И что это все значит?
9.
Максим
— Максим? — удивляется мать, когда входит на кухню. — Почему ты не на работе?
Время три часа дня, а я сижу дома, пью кофе и болтаю с Любашей. Правильный вопрос, мам!
— Устал, — театрально вздыхаю я, показывая нечеловеческую усталость.
Любаня смеется. Вообще, мне кажется, в этом доме Любаня единственная, кто понимает юмор. Ну и, собственно, меня. Обожаю эту полную, пахнущую корицей и булочками, женщину!
— Ааа… — протягивает мать. И недоверчиво косится то на меня, то на Любашу.
На самом деле я свалил с работы.
Вчера опять лег спать под утро, отмечали чей-то день рождения, но почему-то платил снова я. К 9 утра отец притащил меня на завод, посадил в отдел технического контроля, что-то наказал перепроверить и ушел. Там я и преспокойно уснул. Прямо за столом.
И всё бы ничего, но я проспал совещание со всеми завами, замами, начальниками и другими «несчастными». Отец ураганом ворвался в кабинет и разорался, как ненормальный, схватил за шкирку, как дворового вшивого кота, и потащил на собрание. Полчаса я пытался слушать, честно. Даже убедительно кивал, когда какой-то «замзавначальника чего-то там» распинался о несоответствии чего-то чему-то там. А потом я зевнул…Громко. И отец меня удалил с совещания…Вернее вышвырнул, как всегда, приправляя отборным матом.
— К 4 — м к Дане придет психолог, — воодушевленно сообщает мать.
Равнодушно пожимаю плечами. Мне не интересно.
— Михаил Андреевич сказал, что появились улучшения! — продолжает мать. — Да я и сама это вижу! — деланно радостно обращается мать к Любаше, хотя эта вся информация предназначена специально для меня. Я это знаю.
— Улучшения? — так же равнодушно спрашиваю я. — Теперь он громче молчит?
Знаю, что грубо, знаю, что жестоко. Но я и не претендую на звание «Брат года».
Мать смотрит на меня с упреком и осуждением, но ничего не говорит. Да, ма, ничего не изменилось, я, по-прежнему, та еще скотина.
— Максим… — качает головой Любаня и отворачивается.
И эта туда же…
***
— Проходите, пожалуйста…вот сюда можно повесить….конечно….будьте как дома, — слышу обрывками щебетание матери из холла.
— Как добрались? — уже отчетливее доносится до меня.
Понятно, мать ведет мозгоправа сюда, знакомить.
— Спасибо, хорошо, — о, а это уже интересно. Мозгоправ оказался мозгоправкой. — У вас очень уютно.
— Максим, познакомься, — ну кто бы сомневался, — Александра Вячеславна, психолог Дани.
Я сижу в гостиной на диване и листаю инстаграм. Поднимаю голову, чтобы поздороваться и спотыкаюсь…спотыкаюсь о знакомое лицо.
Она смотрит на меня огромными глазами, узнала. Мы прожигаем друг друга взглядом и первым нарушаю давящую тишину я.
— Психолог? Серьезно? Ты-психолог? — смотрю на девчонку, которая совсем недавно прыснула мне в лицо газовым баллончиком, на ту, которая обозвала меня маньяком.
— Максим, я прошу тебя проявить уважение к нашей…
— Ты считаешь, что человек, который не может совладеть со своими эмоциями, может помочь другому? — перебиваю ошарашенную мать я. — Ты в своем уме?
— Ну знаете ли…Да вы… — вот и пришибленная отмерла и подала голос. — Да как вы смеете меня так оскорблять? — срывается с места и несется к входной двери.
— Истеричка ты, а не психолог! — кричу ей вдогонку.
Мать стоит, как вкопанная, и непонимающе смотрит то на меня, то в след убегающей девчонке.
— Мужлан неотёсанный, — доносится из прихожей.
Мужлан? Кто вообще сейчас так говорит?
10.
Саша
— Мужлан неотесанный, — как-то само по себе вырывается из меня. Плевать, что могла услышать хозяйка. Мне плевать сейчас на все. Я хочу уйти.
Господи, это же надо?!
Пытаюсь отыскать свою кожаную куртку (ха-ха, кожаную, ага, из кожи овцы, такой же, какой я сейчас и являюсь по сути), но внутри кипит ярость и обида, поэтому судорожно перебираю куртки на вешалке.
— Александра Вячеславна, простите ради Бога. Господи! Да что же это такое… — да-да, именно, милая женщина, вот и мне интересно, что это, мать его, такое?! — Максим, он…он…
— Он хам, — помогаю закончить мысль Полине Андреевне, кажется так ее зовут.
— Он бывает груб, да….Господи, мне так стыдно… — сокрушается бедная женщина и устало мотает головой.
Мне ее жаль. Искренне жаль. Не знаю уж, кем ей приходится этот недоумок, но она явно не в восторге от него и его поведения.
— Прошу вас, останьтесь. Данила вас так ждал, — умоляюще смотрит на меня Полина Андреевна.
Я нашла свою куртку и стою в одном надетом кроссовке.
Мне неприятна вся эта ситуация, но я немного остыла и готова рассуждать трезво. Почему, собственно, из-за какого-то козла я должна менять свои планы? Мне с ним не работать и, надеюсь, пересекаться мы больше не будем, может он вообще гость или сосед, который просто зашел на чай.
— Я не отказываюсь от работы с Данилой. Давайте просто вы будете привозить его в Центр?
— Даня сам попросил, чтобы вы приезжали к нам домой, — очень тихо говорит Полина Андреевна. — Это для нас многое значит. Он практически 4 года никого не подпускал к себе, даже друзья не могли к нему попасть. Закрывался. А вас вот… — она замолкает и мне отчетливо видно, как по ее лицу катится горькая слеза отчаяния.
— Хорошо, — вздыхаю и сдаюсь. — Проводите меня к Даниле.
Вешаю свою «кожаную» курточку, снимаю один кроссовок и иду за Полиной Андреевной. Мы проходим через гостиную, и я краем глаза смотрю в сторону дивана, но наглеца там не вижу. Хорошо. Его нет. Выдыхаю.
***
— Сынок, к тебе пришли! — осторожно приоткрывая дверь, говорит мама Дани.
Ее тон смягчился, в нем появилось тепло и умиление. На лице легкая печальная улыбка. Она горюет. И уже давно. Это заметно. Когда она разговаривала с тем самым Максимом, кем бы он ей не приходился, от нее исходила покорность, смирение…а может и страх. Только вот чего она боится?
— Здравствуй, Данила, — прохожу в комнату, бесшумно ступая по полу. А шумно и не получилось бы — весь пол застлан ковровым покрытием с мягким, высоким ворсом. Это приятно.
Данила Филатов сидит в инвалидном кресле у большого панорамного окна. В комнате очень светло, легкие шифоновые шторы полностью пропускают дневной свет. Мне очень хорошо видно парня в кресле: сегодня его отросшие светлые волосы идеально уложены назад, белая футболка и серые домашние брюки подчеркивают худощавую, но спортивную фигуру. Наверное, этот парень раньше не вылезал из спортзала. Раньше. До страшной аварии.
Данила тщательно выбрит и в целом выглядит свежим и бодрым. Его глаза улыбаются, я знаю. За четыре месяца работы с ним, я научилась распознавать его эмоции по глазам и жестам. Сейчас его глаза улыбаются. Мне. И я улыбаюсь в ответ.
Слышу, как закрылась дверь.
Даня кивает и рукой показывает проходить. У него паралич нижних конечностей, но руки здоровы.
Я подхожу к большому письменному столу, стоящего тут же, у окна, раскладываю вещи, которые нам понадобятся.
— Данила, Георгий Артурович сказал, что ты согласился позаниматься с логопедом? — смотрю на парня. Говорю спокойно, выделяя интонационно каждое слово.
Кивает.
— Меня это очень радует, Даня, — улыбаюсь. Мне важно вызвать в нем положительные эмоции, показать, что его успехи- мои успехи.