В тот вечер Сергей Павлович Королев разговаривал и наедине — сначала с Павлом, потом с Алексеем. Суть этого доверительного разговора сводилась к последней проверке моральной, психологической готовности людей, отправлявшихся выполнять задание, связанное с определенным риском, с самыми неожиданными командами.
— Я бы хотел, чтобы ты в полной мере понимал возможность различных ситуаций. — Голос Королева звучал немного тревожно. Необычность разговора подчеркивало и неофициальное «ты». — Если тебе последует команда открыть шлюз и оказать помощь Алексею… готов литы к этому?
Наступила небольшая пауза.
— Я смогу сделать все, что потребуется, — твердо ответил Беляев.
Последние напутствия.
Всю ночь перед стартом шел снег. Степь покрылась белым одеялом. Припорошенной стояла ракета с космическим кораблем.
Не спеша — в скафандрах не разгонишься! — поскрипывая по свежему снегу, подошли П. И. Беляев и А. А. Леонов к Председателю Государственной комиссии. Павел Беляев четко доложил:
— Товарищ Председатель Государственной комиссии! Экипаж космического корабля «Восход-2» к полету готов! Командир корабля полковник Беляев.
Много раз рассказывали журналисты о тревожно-радостных, взволнованных минутах старта на Байконуре. Были и в этот раз объятия, поцелуи, добрые последние напутствия, рукопожатия. Была и 30-минутная, и 15-минутная готовность, потом 10-минутная, а затем минутная.
Сергей Павлович Королев связался по радио с экипажем:
— Желаю вам всего хорошего. До свидания. До скорой встречи!
— Большое спасибо за добрые пожелания! — ответил командир «Восхода-2».
Наступила минутная готовность. Из бункера, где находился пульт управления, до космонавтов доносился четкий и повелительный голос ответственного за пуск ракеты.
— Внимание — минутная готовность! — раздалось по каналам связи.
— Ключ на старт!
Включился временной механизм пульта управления. С этого момента время старта соответствовало расчетному с точностью до сотых долей секунды.
— Есть ключ на старт!
— Протяжка один!
— Есть протяжка один!
— Продувка!
— Есть продувка!
— Ключ на дренаж!
— Есть ключ на дренаж! Есть дренаж!
— Зажигание!
— «Алмаз», я «Заря». Зажигание!
Ответил П. И. Беляев:
— Вас понял, зажигание.
— Предварительная!
— Есть предварительная!
В эти последние секунды все присутствующие на смотровой площадке с напряжением смотрели только на ракету в ожидании ее отрыва.
— Промежуточная… Главная!
— Подъем!
18 марта 1965 года ровно в 10.00 по московскому времени ракета оторвалась от Земли.
Павел Беляев через иллюминатор над головой впервые так близко увидел космическое небо. Иссиня-черный, огромный шатер был усеян яркими немигающими звездами.
— Как небо? — спросили с наземного командного пункта.
Павел узнал по голосу: это был Юрий Гагарин.
Ответил коротко:
— Очень красивое, очень красивое.
А сам в это время склонил голову к правому иллюминатору и увидел ту же яркую звездную картину. Земля в эти часы почти вся была покрыта облачностью. В просветы космонавт видел коричневые горы, зеленоватые таежные массивы да покрытые снегом равнины. И показалось ему, что перед ним проплывает географическая карта. Павел склонил голову влево: Алексей тоже глядел на Землю.
— Машина работает отлично, — вдруг раздался снова знакомый голос Юрия Алексеевича. — Координаты расчетные.
«Это хорошо, — подумал Павел. — Все остальное теперь зависит от нас с Алексеем, от нашего умения и старания…»
И снова в кабине корабля раздался голос с Земли. На сей раз говорил Сергей Павлович. Голос спокойный, уверенный.
— Я двадцатый! Я двадцатый! — говорил Главный конструктор. — Счастливого пути!
— Спасибо! — ответил командир и тут же вспомнил, как в последний раз перед стартом напутствовал их Королев.
«Дорогие мои, — говорил он. — Никаких рекордов! Науке нужен серьезный эксперимент. Если вдруг произойдут серьезные неожиданности, не стремитесь устанавливать рекорды, а принимайте трезвые, правильные решения».
Павел был спокоен. Он думал о выполнении предстоящего задания. Очень многое будет зависеть и от него, хотя главная нагрузка ляжет на Алексея.
Корабль, на котором летели в космической бездне два космонавта, был похож и не похож на предыдущий— «Восход-1». На «Восходе-2» установили шлюзовую камеру — приспособление, которое позволит Леонову покинуть корабль. За месяцы подготовки к полету космонавты привыкли называть это устройство коротко — ШК. Появление на «Восходе-2» ШК внесло некоторые изменения в оборудование корабля. Исчезло третье кресло в кабине. Но это было далеко не самым главным.
Над головой Владимира Комарова, командира «Восхода-1», был один щит — пульт управления кораблем. Над головой Беляева появился второй: пульт управления шлюзовой камерой. Его разместили так, чтобы оба члена экипажа могли дотянуться до кнопок и рычагов.
250 операций — столько их необходимо будет проделать двум отважным космонавтам, чтобы один из них вышел в открытое космическое пространство и выяснил возможности работы человека в космосе, вне кабины корабля.
В Миньковской средней школе 18 марта 1965 года.
Павел провел взглядом по отчетливым надписям на пульте: «Люк ШК», «Клапан ШК», «ШК». Мысленно представил, как нажимает он один из тумблеров, как медленно открывается входной люк ШК, — примерно в метр диаметром, с внутренним матовым светом, а дальше, в глубине, «дверь», которую предстоит открыть, чтобы Алексей смог шагнуть за борт.
Взгляд Беляева остановился на резко выделяющейся черной ручке второго пульта. Владимир Комаров несколько раз брался за нее, чтобы ориентировать корабль в такие позиции, при которых Константину Феоктистову удобно было вести киносъемку, а Борису Егорову вести опыты. Беляеву этой ручкой придется пользоваться значительно чаще. Одна из задач командира — находить такое солнечное освещение, чтобы телекамера, установленная снаружи, и кинокамера на срезе шлюза смогли зафиксировать все движения Леонова за бортом и одновременно показать их Земле.
Внутри корабля на космонавтов «смотрят» еще две телекамеры и кинокамеры. И Земля видит все, что происходит на корабле: как ведут себя космонавты, что делают. В любую минуту КП Земли может дать необходимые советы.
— Как привыкаете к невесомости? — раздался голос Германа Титова, находившегося на одном из наблюдательных пунктов.
— Привыкаем, — коротко ответил Беляев и сразу понял значение заданного вопроса.
После полета Юрия Гагарина всем последующим космонавтам на «привыкание» к невесомости отводилось почти по одному витку вокруг Земли. У Беляева с Леоновым программа была построена иначе. Выход в космос Алексей должен был осуществить в начале полета — на стыке первого и второго витков. Значит, надо готовиться.
Павел Беляев освободился от привязных ремней. Чуть придвинулся к приборной доске, не затратив практически никаких усилий. Внимательно посмотрел на показания: давление, состав дыхательной смеси, температура, влажность — все в пределах нормы. Затем записал их в бортовой журнал, увидел, как и Алексей отстегнул ремни, поднялся над креслом, тихонько оттолкнулся и медленно поплыл в сторону шлюзовой камеры, так же медленно и легко вернулся назад и «вплыл» в кресло. Корабль уже находился над Камчаткой. Алексей Леонов улыбнулся:
— Все в порядке, командир!
В кабине тишина. Слышен лишь легкий шум работающих вентиляторов да монотонное, упрямое тиканье часов. В корабле все хорошо знакомо, знакомо до малейших деталей. Все многократно опробовано и проверено собственными руками, мозг изучил в четкой последовательности все до единой операции.