Такую характеристику человеку может дать только очень хорошо знающий его, только тот, кто доверялся ему во всем. Эти слова принадлежат второму пилоту космического корабля «Восход-2» Алексею Леонову и относятся к командиру его, Павлу Беляеву.
— Мне посчастливилось идти с Павлом бок о бок в течение десяти лет, — вспоминает Алексей Архипович. — Вместе работать, летать, тревожиться, искать, радоваться удачам — одним словом, жить. Черпать из кладезя его души трезвость, ум, волю, доброту, которые так необходимы в нашей нелегкой профессии космонавта. Он был моим прекрасным командиром, преданным другом и товарищем, а в те незабываемые дни 1965 года — и моим дыханием.
Алексей Леонов, второй пилот «Восхода-2», очень любил своего командира, своего друга, просто Пашу Беляева. Бережно хранит он и ныне в памяти все, что связано с ним. Они прожили вместе десять лет, они были друзьями, они дружили семьями. Семьи дружат и сейчас… без Павла.
Уже после того, как не стало Павла Ивановича, Леонов прочитал одну из немногочисленных записей Беляева: «Судьба свела нас с Лешей в совместный полет на одном корабле. Лучшего напарника невозможно себе представить. И хотелось бы, чтобы он обо мне думал так же, как я думаю о нем…»
Никто не рождается летчиком, а равно и космонавтом. Никто не рождается физиком, трактористом, педагогом или токарем, биологом, шахтером, конструктором. Истина общеизвестная. Поэтому путь Павла Ивановича Беляева, поднявшегося к вершинам своего мастерства, своего совершенства и самовыражения, блеснувшего таинственно спрятанными способностями и совершившего поступок, требующий огромной силы воли, напряжения, физического и духовного, умения и выдержки, всегда вызывает живой интерес.
Для автора этой книги, как и для многих людей, знавших космонавта-10, Павел Иванович Беляев — образец человека, преданного своему делу и отдавшего ему все свои силы и способности.
Космонавтами не рождаются
— Космонавтами не рождаются, это, конечно, так, — сказал однажды в беседе Герман Титов. — А вот путь к звездам у каждого свой.
Был свой путь к звездам и у космонавта-10.
В космос Павла Беляева привела истребительная авиация. В тот далекий уже теперь 1943 год, когда его приняли в военное летное училище, Павел ничего не знал о первых полетах Григория Бахчиванджи на реактивном истребителе, ставших к тому времени реальностью, не ведал он и о том, что сам приобщится к реактивной технике и станет космонавтом, о том, что наступит время стремительного взлета научной и технической мысли, время перехода к качественно новому этапу развития техники, использованию невиданных источников энергии. Очень немногим казалось это в тот год реальным. Ведь шла напряженная, тяжелая война, в развалинах лежали на западе страны города и села, заводы и фабрики…
3-я Сарапульская авиационная школа, куда был зачислен Павел Беляев, считалась школой первоначального обучения. Короткое ее название в курсантском просторечии звучало так — «первоначалка».
Здесь в течение года будущие летчики знакомились с учебными самолетами По-2 и УТ-2, изучали основы летного дела, выходили в первые полеты — сначала с инструкторами, а затем и самостоятельно. Здесь, в «первоначалке», получил Павел летную закваску. Пусть По-2 — самолет не больно могучий, но все-таки крылья и мотор есть. С него в свое время начинали многие прославленные асы. Были они и в самой школе, когда в ней учился Беляев.
Неизгладимый след оставил в сердце Павла один из них — старший лейтенант А. Гарсков, командир их авиационной эскадрильи, настоящий летчик. Подвижный, энергичный, с налитыми свинцом мускулами, влюбленный в небо, мастер с большой буквы. Заслужить похвалу такого человека было лестно. И Павел тянулся к своему комэску, прислушивался к каждому его слову. А слово его — закон. Если комэск говорил Беляеву «плохо», это значило, что надо совершенствоваться, потому что не постиг еще того, без чего летчиком стать нельзя.
Павла комэск выпустил в самостоятельный полет в марте. С аэродрома еще не сошел снег, он лежал утрамбованным, скрипучим пластом. Было холодно, и курсанты, ожидая своей очереди, грелись в каптерке. Но при каждом взлете или посадке выскакивали посмотреть на «почерк» товарища, чтобы по лицу старшего лейтенанта увидеть оценку полета.
Прошел почти год. Павел возмужал, освоился в небе, «почувствовал», по выражению комэска, машину — словом, научился летать. И пусть пока его воле подчинялись только учебные По-2 и УТ-2, но были они самолетами — ступеньками к летному мастерству.
По окончании авиационной «первоначалки» в личном деле курсанта Беляева появилась первая коротенькая характеристика: «Туго давался элемент взлета. Но когда усвоил, то навсегда прочно и точно. На ошибки реагирует быстро, исправляет точно. Может быть рекомендован для дальнейшего обучения». Так, скупыми, несколько резкими, но точными словами, характеризовал своего подчиненного младший лейтенант Журавлев.
Личное дело офицера… Как и тысячи других, аккуратно подшитое в папке из дерматина, под соответствующим регистрационным номером. Пролистаешь его — и вроде бы все узнаешь о человеке: когда родился, где учился, где проходил службу, когда и куда переводился, как характеризуется командованием. В нем указаны точные даты, номера приказов, подшиты разные документы, выписки, справки. Но это все-таки лишь немые бумаги, трудно заставить их «говорить». И все же личное дело хоть и скупо, но рассказывает о живом человеке.
Жарким летом 1944 года прибыл Павел Беляев в военное авиационное училище летчиков — в город Ейск Краснодарского края. В этой кузнице кадров морских летчиков он освоил боевые истребители — Яки, стал признанным пилотом.
Был в Ейском училище один истребитель дальнего действия — Як-9. Этот самолет, впервые появившийся в небе над пылающим Сталинградом, во многом превосходил вражеские самолеты подобного назначения. Он развивал скорость до 648 километров в час и без заправки мог лететь на расстояние до 2200 километров. Як-9, рожденный войной, созданный и построенный в самые короткие сроки, стал той самой универсальной машиной, которой так не хватало фронту: небольшая переделка — Як-9 разведчик, или бомбардировщик, или истребитель дальнего действия.
Неотразимое впечатление произвел этот самолет на курсанта Беляева во время первого «провоза». Легкое головокружение на «горке», в глазах темнеет, но на прямой все хорошо.
— Как самочувствие? — спрашивает инструктор.
— Хорошо! — без запинки отвечает Павел.
Разгон, ручки на себя, самолет носом дерется вверх — командир идет на «петлю».
Снова у Павла темнеет в глазах, тело вдавливается в сиденье, шелохнуться невозможно, руки как двухпудовые гири. И когда земля и небо поменялись местами, Павел снова услышал:
— Как себя чувствуете, курсант Беляев?
— Отлично, — отвечает курсант Беляев и на мгновение проваливается во мрак. Полная ясность в голове снова появляется на прямой. Но какая скорость! Какая маневренность! Какая мощь! А к перегрузкам, пусть даже шестикратным, можно и нужно привыкнуть.
И действительно, молодой организм быстро приспосабливается к жестким условиям полета. На втором, третьем «провозе» неприятные ощущения исчезали, но оставалось ни с чем не сравнимое ощущение власти над мощной стальной птицей, послушной рукам пилота.
16 июня 1945 года, когда страна уже ликовала победу над фашизмом, выпускник Ейского училища младший лейтенант Беляев получил первое в своей жизни назначение. В далекий край, к берегам Тихого океана, уезжал юноша в строгой форме морского офицера с отличительными знаками ВВС. В личном деле П. И. Беляева прибавилась еще одна характеристика: «Летает хорошо. Летное дело любит. Проходимые задачи усваивает легко. На земле и в воздухе энергичен, инициативен».
Прибывших на Дальний Восток молодых летчиков из Ейска поначалу переводили из части в часть, пока наконец не определилось их постоянное место службы.
Часть, в которую назначили Павла Ивановича Беляева, состояла в основном из «стариков», молодежи было мало.