— Да, но… — Яра отложила блинчик и тяжело вздохнула. — Ладно, я не знаю.

— Не знаешь? Почему?

Леня не отставал, и она поняла, что сейчас самое время признаться во всем. Не поверит? Ничего страшного. Но обманывать больше нет сил.

— Я не теряла память, — прошептала Яра едва слышно. — Я из другого мира.

Отчего-то Яре хотелось верить. Леня смотрел в чистые голубые глаза — и не видел в них ни капли фальши. Может, она сама убеждена в том, что говорит? Все же диссоциативная фуга, но перенос не исторический, а фантастический? Говорил же Витька что-то о попаданках. Кажется, в это тоже играют. Есть же толкиенисты. Наверняка, есть и другие группы по интересам. Да, но если бы Яра потеряла память, заместив ее другой, она пугалась бы «незнакомым» вещам. А она вроде как осознает, что жила в одном мире, а переместилась в другой. Мало того, ее не пугает сам факт перемещения, она легко адаптируется к новым условиям.

Того и гляди, расплачется. Губы уже дрожат.

— Яра, ешь блинчики. И чай остывает, — произнес он вслух. — Поговорим потом.

Она кивнула, выпрямилась, взяла в руки нож и вилку, аккуратно положила блинчик на тарелку. Как будто не она только что держала этот самый блинчик в руках и ела, как самая обыкновенная девчонка. Притворяется? Хочет, чтобы ей поверили?

А сцена в ванной? Леню даже сейчас бросило в жар, а он только вспомнил шелковую девичью кожу и круглые груди с острыми вершинками, которые трудно было не заметить даже сквозь футболку. Конечно, он встречался с девушками, но ни одну из них он не учил, как правильно надевать трусики и бюстгальтер. И золотистые волосы, длинные, завораживающие. Яра понимает, насколько она красива? Или специально соблазняет? Вдруг матушка в кои-то веки права, и Яра — обыкновенная аферистка? Ага, и она специально в лесу его поджидала, на полянке. Такое не сыграешь. Но ведь можно сориентироваться по ситуации и воспользоваться его доверчивостью?

В дурные намерения Яры верилось с трудом. Леня уже не наивный мальчик, которого легко можно обвести вокруг пальца. Да и опыт жизненный есть. Девиц-хищниц он уже, как говорится, за версту чует. Столкнулся как-то с такой «акулой», матушке, как водится, не верил, пока сам сполна не хлебнул. Все, что ту девицу интересовало — московская прописка и состоятельный муж. Нет, Яра не такая.

Поговорить им надо, но не дома, где в любой момент в разговор может вмешаться матушка. Да и не для ее ушей Ярины откровения. Тогда она ее точно упечет — не в полицию, так в психушку.

— Ярочка, рубашка в комнате у Лени, на плечиках, — пропела матушка, вплывая в кухню. — Ленечка, твои вещи тоже там. Вы надолго уходите?

— Думаю, да, — ответил Леня, допивая чай. — Сначала по магазинам, потом вещи забросим домой — и погуляем.

— Вас ждать на обед?

— Нет, только на ужин. Спасибо, мам.

— Спасибо, Эмма Петровна, — поблагодарила ее и Яра. — Блинчики очень вкусные. Я бы взяла у вас рецепт.

— На здоровье, деточка, — просияла она.

Леня недовольно поморщился. Готовка — одно из матушкиных увлечений. Ее легко можно расположить к себе, интересуясь рецептами и расхваливая стряпню. Неужели девчонка это поняла и теперь подлизывается?

Яра встала и убежала в комнату, переодеваться. Леня со вздохом стал убирать со стола. Нет, пожалуй, не подлизывается. Иначе запомнила бы, что он вчера говорил о грязной посуде.

— Мам, не начинай, — попросил он, заметив, что та уже набрала воздуха в легкие. — Ты же слышала, у них прислуга. Я уберу, мне несложно.

— У тебя рука сломана, — пробурчала матушка. — Твоя девушка могла бы и заботу проявить. Вертихвостка! Иди отсюда, я сама уберу.

Яра вертелась в коридоре перед зеркалом, одергивая рубашку. Матушка не признавала молодежную моду. «Нищенки», — фыркала она, когда ей на глаза попадались девушки в рваных джинсах, в тапках на босу ногу и в майках-алкоголичках поверх футболок. И Яре она выбрала одежду по своему вкусу.

— Платьев у вас совсем не носят? — спросила Яра.

— Носят. Хочешь, купим тебе платье.

— А пошить у портного?

— Это дорого, да я и портного хорошего не знаю.

Яра вдруг помрачнела:

— Ты бедный?

— Нет. Но и не богатый. — Леня разозлился. Яра даже не притворялась, что заинтересована в деньгах. — Иди маме помоги, пока я переодеваться буду. Я просил тебя убирать за собой.

Она испуганно отпрянула и убежала на кухню. И почему все девушки падки до денег?

Зря он придумал этот гипс. Матушка и так успокоилась, а ему — одна морока. Ни одеться нормально, ни раздеться. Надо будет все же заскочить к Витьке, распилить, как он и предлагал. Хоть в ванной можно будет снимать, чтобы помыться. Леня кое-как переоделся и собрал сумку: кошелек, телефон, проездной. Яре придется карточку покупать. Интересно, как она отреагирует на метро? На машине со «сломанной» рукой никак, да и не любил он кататься по московским пробкам.

В гостиной матушка причесывала Яру. Леня так и застыл в дверном проеме, уставившись на эту чудную картину. Мало того, что золотистые Ярины волосы лились рекой, так и матушка ловко перебирала пальцами, выплетая что-то необыкновенное.

— …еще девочку хотела, да не получилось, — услышал он. — Так и не пригодилось. А у тебя волосы такие красивые. Ни разу не стригла, небось?

— Ни разу, — подтвердила Яра. — Лиса не позволяла.

— Лиса? — переспросила матушка.

Леня насторожился. Снова эта таинственная Лиса!

— Василиса, моя сестра, — пояснила Яра, — старшая.

Вот так. Все она помнит. Лгунья!

Впрочем, не ему ее стыдить, сам хорош, с гипсом на здоровой руке.

— Это надолго? — спросил он.

— Минут двадцать, — ответила матушка.

— Я пока в травмпункт сбегаю, справку вчера взять забыл, — соврал Леня. — Яра, спускайся потом вниз, жди меня во дворе, хорошо?

— Не спеши, сынок, мы еще туфельки подберем, — снова огорошила матушка.

— Какие туфельки?

— А ты хочешь, чтобы твоя девушка босиком шла? Или в тех резиновых калошах, в которых ты ее вчера привез?

— Э-э-э…

— У нас с ней размер обуви одинаковый. У меня глаз — алмаз. Подберем, не переживай.

Это верно, с размером матушка угадала один в один.

— Ладно, я побежал.

Уже во дворе Леня позвонил Витьке и предупредил, что скоро будет, и времени у него мало.

— Не наигрался еще? — спросил Витька, когда он уже сидел у него в кабинете.

— Пока терпимо. Вить, а у тебя есть хороший знакомый психиатр?

— Для твоей потеряшки? Поищем.

Договорились созвониться, и Леня поспешил обратно к дому. Яра прогуливалась по дорожке, и он залюбовался ею уже издали. Стройная, стильная, сумочка через плечо — тоже матушкина, туфельки на низком каблучке. Жалко, что жадная… Он ей, конечно, поможет, но и только.

— Готова? — спросил он, подойдя к ней. — Пошли.

— Ой, Лень, подожди… Скажи, у вас тут есть место, где можно продать вещи?

— В смысле? Ты что продавать собралась?

Яра выглядела несчастной: глаза снова на мокром месте, губа прикушена, взгляд какой-то тоскливый.

— Вот… — она протянула руку и раскрыла ладонь. — Я сразу не подумала, извини. Я привыкла, что… Впрочем, неважно, — она зябко повела плечами. — Золото и камни ценятся в любом мире, верно?

На ладошке лежали Ярины сережки: маленькие колечки с крупным камушком, похожим на бриллиант.

— Зачем? — он не сразу понял, что она задумала.

— Продать, — пояснила она терпеливо. — Они дорогие. У меня нет денег, а вы с мамой тратите свои. Я не… не хочу так… — закончила она совсем тихо и дрожащим от слез голосом.

— И тебе не жалко? — Леня не понимал, зачем она отдает драгоценности, если при этом плачет.

— Нет. То есть да… Но… Забирай! — она схватила его за руку и вложила в ладонь сережки.

— Яра, скажи, почему ты плачешь, — строго велел Леня. — Только правду.

— Они мамины… — всхлипнула Яра.

— А мама?..

— Умерла давно…

— Понятно. Извини.