— Вы что падаете, занимаетесь каратэ?

Кларенс смущенно улыбнулся:

— Я кое-что уронил.

— Не револьвер, надеюсь.

— Боюсь, что вы правы.

— Крепче его держите. Нью-Йорк рассчитывает на вас.

В субботу утром Кларенс проснулся с тяжелой головой, после серии неприятных сновидений. В одном из снов он был калекой, гораздо более беспомощным, чем Роважински, окружающие чурались его и старались держаться подальше. Кларенс понял, что ему хочется рассказать Эдуарду Рейнолдсу о Роважински. Мистер Рейнолдс не станет презирать его за это, подумал Кларенс. Мистер Рейнолдс поймет.

Было 10.20 утра, и супруги Рейнолдс, должно быть, дома. Когда Кларенс набрал номер их телефона, автоответчик сообщил, что их номер изменился. Кларенс добыл новый номер, набрал его, и ему ответил мистер Рейнолдс.

— Здравствуйте. Это Кларенс Духамель. Вы переехали?

— Да, — весело ответил Эд. — Мы теперь живем на Девятой улице Восточного округа.

— Мне очень хотелось бы увидеться с вами... Сегодня, если можно. У вас найдется свободное время? Минут пятнадцать?

— Мы сейчас собираемся завтракать. В три часа вас устроит?

— Прекрасно. Можно встретиться с вами где-нибудь? Если вы живете на Девятой, тогда в отеле на Пятой авеню...

Эд согласился.

Кларенс пришел туда первым, а Эд появился в начале четвертого, без шляпы, в одном плаще. Перед входом выбросил сигарету. Он улыбался.

— Здравствуйте, Кларенс. — Эд сел и заказал у подошедшего официанта иностранного пива. Кларенс попросил того же. — От пива толстеешь, а скотч слишком крепок, — заметил Эд. — Нужно строить больше кафе. Итак, что случилось? Мэрилин?

— Нет. Ну, в какой-то степени да. — Кларенс говорил тихо.

Ближе всех к ним сидел человек у стойки — в десяти футах. Бар был фешенебельный, без всяких музыкальных автоматов, поэтому в нем было тихо.

Они молчали, пока не принесли их заказ.

— Это о Роважински, — сказал Кларенс.

— Ты убил его? — спросил Эд.

Кларенсу показалось, будто Эд схватил его сердце и выбросил в пустоту.

— Вы догадывались об этом?

— На самом деле нет. Я просто... высказал предположение. — Эд угостил Кларенса сигаретой, взял себе и прикурил обе от своей зажигалки.

Итак, это дело рук Кларенса. Они с Гретой обсуждали такой вариант. «О нет, — сказала Грета, — Кларенс не жесток». Эду сразу не удалось осознать сказанное. Теперь Кларенса подозревают, подумал он. Наверное, уже предъявили обвинение. А может быть, еще нет, а то он сидел бы теперь за решеткой. Почему Кларенс рассказал ему? Чего он хочет? Эд заговорил, тщательно следя за тем, чтобы голос его звучал более-менее спокойно:

— Как ты решился на это?

— Ну... в тот вечер, во вторник... я зашел навестить Мэрилин на Макдугал-стрит. Ушел от нее около половины одиннадцатого и увидел Роважински... он заворачивал за угол на Бликер-стрит. Поляк заметил меня и поспешил скрыться. Тогда я погнался за ним. Подумал, что он неспроста слоняется вокруг, наверняка что-то вынюхивает. Он нырнул в парадное на Бэрроу-стрит, а я следом за ним... в парадное, я имею в виду, и ударил его револьвером. У меня был с собой револьвер. В общем, я бросился на него. Я почти не помню, как все случилось. Дело не в том, что я пытаюсь оправдаться, вовсе нет. — Кларенс огляделся, но никто не следил за ними. — Я чувствовал, что должен рассказать вам об этом, мистер Рейнолдс.

Эд рассеянно произнес:

— Можешь называть меня Эдом. — Он был поражен услышанным, это был какой-то бред. — А теперь тебя подозревают? Или как?

— Нет. То есть да... меня допрашивают. Мэрилин сказала полиции, что я провел ночь у нее. Она сказала так не по моей просьбе, еще до того, как я ей все рассказал. — Кларенс говорил тихо и торопливо. — Мне плохо, потому что я сделал это. Совсем потерял голову. Мне хотелось рассказать вам, хотя я понимаю, что вас это не касается, мистер Рейнолдс... Эд.

«И чего же ты ждешь от меня?» — подумал Эд.

— Мэрилин знала обо всем с самого начала?

— Полагаю, подозревала, да. Она тоже ненавидела этого человека. Но дело не в этом. Просто полиция не хотела ничего с ним делать. Кажется, что это чушь, ведь... — Кларенс старался говорить тихо. — Я не смог бы убить человека только потому, что он мне не нравится. Но я ненавидел его, и я потерял рассудок. — Он посмотрел в спокойные темные глаза Эда и тут же отвел взгляд, потому что не знал, что думает о нем Эд. Кларенс уперся каблуками в пол. У него дрожали ноги.

Кларенс кончит тем, что так же расскажет все в полиции, подумал Эд. Может быть, через несколько дней. А может быть, через несколько часов. Эд хотел спросить Кларенса, намерен ли он сознаться.

— Тебя видели в Виллидж? Заметили тебя на Бэрроу-стрит?

— Не думаю.

— Ты потом вернулся обратно, к Мэрилин?

— Нет, к себе. Девятнадцатая улица Восточного округа.

Молчание.

— Что Мэрилин? Намерена защищать тебя?

— Кажется. — Кларенс улыбнулся и первый раз отпил пива. — Она так ненавидит полицию... и их допросы. Единственный способ отвязаться от них — повторять, что я провел ночь с ней и больше она ничего не знает. Конечно, не исключено, что она захочет избавиться и от меня.

— Вот как? Ты действительно так думаешь?

— Не знаю... этого я не знаю. Сейчас она просто не хочет меня видеть.

Так это была просто исповедь, подумал Эд. Кларенс хотел заручиться поддержкой человека, который тоже ненавидел Роважински.

— Против тебя есть улики?

— Только... мотивы. Никто не говорил об улике. Меня допрашивали.

— И насколько тщательно допрашивали?

— Могли бы и тщательнее. Пока что они, похоже, верят мне... и Мэрилин. Мне не хочется признаваться. Очень не хочется.

В голубых глазах Кларенса Эд увидел упрямую твердость.

— Что же, я не пошлю цветов на его похороны. Спасибо, что рассказал, Кларенс. — Эд усмехнулся собственным словам, показавшимся ему безумными. — Ко мне на этой неделе приходил детектив. Морисси, кажется, его имя.

— Да, он говорил мне. К вам домой или в офис?

— Домой. Он спрашивал, нет ли у меня каких-нибудь соображений насчет того, кто это сделал. Я сказал — нет... совершенно честно. Он расспрашивал о тебе и о пятистах долларах. Я сказал, что почти незнаком с тобой и что ты пытался помочь мне, когда украли Лизу.

— И это все?

— Да. Он не говорил о тебе ничего плохого.

Но в отделе по расследованию убийств болтунов и не бывает. Кларенс знал, что они всегда только задают вопросы. Он отпил еще пива. Горло схватил спазм.

— Я специально ходил повидаться с Мэрилин, чтобы рассказать ей... об этом. Я не хотел скрывать от нее.

Эд подумал, что Мэрилин, вероятно, порвет с Кларенсом, хоть и покрывает его. И еще он подумал, что Мэрилин, вольно или невольно, причастна к убийству. «Почему полиция ничего не делает?» — наверняка спросила Мэрилин. Роважински приставал к ней около ее дома. Она, должно быть, считала, что Кларенс сам навел на нее Роважински, который за ним следил.

— Можешь доверять мне. Я не скажу никому. Не скажу и Грете, если ты не хочешь, хотя она умеет хранить секреты. — Но, говоря это, Эд ощущал неприязнь к Кларенсу, с трудом преодолеваемое отвращение. Этот человек убил. На вид такой милый юноша, в чистой одежде, с ухоженными ногтями, — но все же он переступил через невидимую черту. Эд не мог четко сформулировать свои мысли, он только чувствовал, что Кларенс помешанный. Наверное, помешанный. Он просто не кажется помешанным. Эду было ясно одно: нельзя слишком сближаться с Кларенсом, следует держаться от него на безопасном расстоянии. Но прав ли он, думая так? Насколько это справедливо? «Знал ли ты, что поляк мертв, когда уходил от него?» — хотел спросить Эд. Но почувствовал, что это уже частность.

Кларенс понял, что Эду больше нечего сказать. А Кларенсу так много хотелось сказать ему сегодня утром, час назад, но куда все это теперь делось?

— Спасибо, что выслушали меня, — произнес он.