И Мак-Аран ушел; а за спиной у него опять заиграли музыкальные инструменты, и вступил скорбный девичий голос, и зазвучала древняя песня, вечная, как меланхолия; плач по погибшим, живой осколок прошлого, истерзанного войнами и изгнанием мучительней, чем прошлое любого другого народа Земли:

К горлу у Мак-Арана подступил ком, а на глаза невольно навернулись слезы. «Плач плачем, – подумалось ему, – но они понимают, что жизнь продолжается. Шотландцы провели в изгнании столетия, тысячелетия. И это просто еще одно изгнание, чуть более дальнее, чем бывало обычно; и под новыми звездами они будут петь старые песни, откроют новые горы и новые моря…»

Выходя на воздух, он автоматически поднял капюшон; уже должен был накрапывать дождь. Но дождь не накрапывал.

Мак-Аран уже видел, к чему приводят на этой планете две подряд сухие и бесснежные ночи. Вот и теперь в садоводстве бушевало растительное безумие, а землю покрывал сплошной ковер – в основном, из крошечных оранжевых цветочков. Четыре луны вспыхивали ослепительной аркой поперек небосвода задолго до заката солнца и продолжали сиять после рассвета, заливая небесную сферу сиреневым мерцанием.

В лесах царила сушь, и обстановка была самой что ни на есть пожароопасной. Морэю пришло в голову установить на каждом холме в радиусе нескольких миль от вырубки по громоотводу на вершинах гигантских деревьев, Вряд ли это не допустило бы пожара в случае сильной грозы, но хоть чуть-чуть подстраховаться в любом случае не мешало.

А на высокогорье раскрывались огромные золотистые колокольчики, и ветер разносил по склонам сладковатый аромат пыльцы. В долинах же установилось безветрие.

Пока…

После того как целую неделю стояли лунные бесснежные ночи и необычно теплые дни, – необычно теплые по меркам этой планеты, а по сравнению с ней Норвегия показалась бы летним курортом, – Мак-Аран отправился к Морэю просить разрешения организовать еще одну экспедицию в предгорья. Не стоит, чувствовал он, пренебрегать такой редкой возможностью пополнить коллекцию геологических образцов – а заодно поискать пещеры, которые могут пригодиться как временное жилье при будущем освоении планеты. Под свой кабинет Морэй занял маленькую комнату в боковом крыле досугового центра; и пока Рафаэль ждал в коридоре, отворилась входная дверь, и появилась Хедер Стюарт.

– Ну, и как тебе эта погода? – поинтересовался Мак-Аран, следуя старой земной привычке: не знаешь, что сказать, говори о погоде. Что ж, на этой планете погода, и неизменно скверная – неисчерпаемая тема для беседы.

– Не нравится она тине, – очень серьезно ответила Хедер. – Все не могу забыть, что случилось с нами на высокогорье после нескольких ясных дней.

«И ты тоже?» – подумал Мак-Аран, но вслух запротестовал:

– Да ты что, Хедер, при чем тут может быть погода!

– Легочный вирус. В цветочной пыльце или в пыли. Рэйф, я же микробиолог – ты даже не представляешь себе, сколько всего может быть в нескольких кубических дюймах воздуха, воды или почвы. На разборе у главврача Камилла говорила, что последнее ее воспоминание перед тем, как она уже окончательно отъехала – это что она нюхала цветы; и я тоже помню сильный цветочный запах. – Она слабо улыбнулась. – Конечно, то, что я помню, вряд ли можно считать твердым фактом – и упаси меня Господи еще раз проверять методом проб и ошибок! Всего несколько дней назад, я окончательно удостоверилась, что не забеременела, и как подумаю, что все могло бы повториться… Нет, но какой ужас был для женщин жить, когда не придумали еще по-настоящему надежных контрацептивов! Долгие месяцы сомневаться и мучиться… – Ее передернуло. – Рэйф, а что Камилла? Она уже проверилась? Со мной она об этом не хочет разговаривать…

– Понятия не имею, – мрачно отозвался Мак-Аран. – Со мной она вообще не разговаривает.

Подвижное личико Хедер исказила испуганная гримаска.

– Ой, Рэйф, прости, пожалуйста! Мы были так рады за вас; и Юэн, и я надеялись… О, похоже, Морэй наконец освободился.

Распахнулась дверь, и вылетевший в коридор высокий рыжеволосый Аластэр чуть не сшиб Мак-Арана и Хедер с ног.

– Нет, Морэй – нет и еще раз нет! – обернувшись, выкрикнул он. – Мы отделяемся – вся наша коммуна! Сегодня же! Сейчас же!

– Коммуна эгоистов! – произнес, появляясь в дверях, Морэй. – Вы только и можете, что болтать про общее благо, но всякий раз получается, что вы желаете благ лишь для своей узкой группки, а не для всех людей, оказавшихся на этой планете. Вам не приходило в голову, что все мы, двести с лишним человек, поневоле составляем единую общность? Можно сказать, мы и есть человечество, мы и есть общество. А как же великое и могучее чувство ответственности перед ближним, приятель?

– У вас, остальных… совершенно другие цели, – пробурчал Аластэр, уставившись в пол.

– Цель у нас у всех одна – общее благо и выживание, – негромко проговорил Морэй. – Сейчас подойдет капитан. Дайте мне, по крайней мере, возможность поговорить с остальными новогебридцами.

– Я уполномочен говорить от имени всех нас…

– Аластэр, – очень серьезно сказал Морэй, – вы понимаете, что нарушаете собственные правила? Если вы истинный, убежденный анархист, то должны дать своим людям возможность выслушать то, что я намерен им сказать.

– Вы просто пытаетесь манипулировать всеми нами…

– А вы боитесь, что я смогу их переубедить? Боитесь, что они вас не послушаются?

– Ну и ладно! – взорвался загнанный в угол Аластэр. – Черт с вами, выступайте, сколько душе угодно! Флаг вам в руки!

Он метнулся к выходу, и Морэй последовал за ним.

– Прости, приятель, – на ходу бросил он Мак-Арану. – Что бы там у тебя ни было – придется подождать. Я должен попытаться втолковать этим малолетним психам, что все мы – одна большая семья, и на их маленькой семейке свет клином не сошелся.

Перед досуговым центром уже собрались человек тридцать новогебридцев. Рафаэль обратил внимание, что они демонстративно отказались от полевой формы из корабельных запасов в пользу обычной гражданской одежды – и все с рюкзаками. Морэй стал держать речь. От дверей досугового центра Мак-Аран почти ничего не слышал, но на лужайке то и дело поднимался громкий ор, и все одновременно начинали размахивать руками. Он стоял и наблюдал, как над распаханной землей закручиваются смерчики пыли, а доносящийся с края вырубки шорох ветра в листве походил на неумолчный шум моря, на бесконечную песню без слов. Мак-Аран перевел взгляд на стоящую рядом Хедер; лицо ее словно бы переливалось и мерцало под сумрачными лучами солнца – не лицо, а песня.

– Музыка… – с хрипотцой произнесла она. – Музыка ветра…

– Господи Боже, чем они там занимаются? – пробормотал Рафаэль. – Танцевать собрались, что ли?

Из корабля появились несколько офицеров Службы Безопасности в форме, и Мак-Аран заспешил к месту событий. Один из офицеров обратился к Аластэру и Морэю.

– …и сложить рюкзаки, – донеслось до Мак-Арана. – У меня приказ капитана заключить вас всех под стражу за дезертирство в условиях чрезвычайного положения.

– Ваш капитан нам не указ, чрезвычайное положение там или что – слышал, легавый? – выкрикнул высокий рыжеволосый парень; одна из девушек швырнула в сторону офицеров пригоршню подобранной с земли грязи, и все новогебридцы покатились со смеху.

– Нет! – выдохнул Морэй, шагнув к офицерам. – Ничего этого не надо! Я сам справлюсь с ними!

Офицер, в которого попало грязью, принялся стаскивать с плеча оружие. Мак-Аран ощутил, как накатывается волна хорошо знакомого страха. «Ну вот, теперь крышка», – пробормотал он и перешел на бег. В тот же момент, словно по команде, новогебридцы скинули рюкзаки и в полном составе – и юноши, и девушки – демонически завывая, бросились на офицеров.