Старый Лэнском ковылял из комнаты в комнату, поднимая шторы и то и дело вглядываясь в окна подслеповатыми глазами.

Скоро они вернутся с похорон. Лэнском зашаркал ногами чуть быстрее. Окон было так много…

«Эндерби-Холл» был большим викторианским домом, построенным в готическом стиле. В каждой комнате имелись занавеси из выцветшей парчи или бархата. Некоторые стены все еще были обтянуты полинявшим шелком. В Зеленой гостиной старый дворецкий поднял взгляд на висевший над камином портрет Корнелиуса Эбернети, для которого и был построен «Эндерби-Холл». Каштановая борода Корнелиуса агрессивно торчала вперед, а рука покоилась на глобусе, не то по его желанию, не то воплощая символическую концепцию художника.

Старому Лэнскому Корнелиус всегда казался весьма решительным джентльменом, и он радовался, что не знал его лично. Его хозяином был мистер Ричард, который внезапно скончался, хотя, конечно, перед этим его какое-то время посещал доктор. Впрочем, мистер Ричард так и не оправился после смерти молодого мистера Мортимера. Старик покачал головой, переходя из Зеленой гостиной в Белый будуар. Это была настоящая катастрофа. Такой здоровый и сильный молодой джентльмен! Трудно поверить, что с ним могло случиться подобное несчастье. А тут еще мистер Гордон погиб на войне. Одна беда за другой. Для хозяина все это было чересчур. Тем не менее неделю назад он выглядел почти как всегда…

Третья штора в Белом будуаре отказывалась подниматься, постоянно застревая. Пружины ослабели – шторы были очень старыми, как и все в этом доме. А в наши дни такие вещи невозможно починить. Глядя на них, все снисходительно качают головой и говорят, что они устарели, – как будто старые вещи чем-то хуже современного барахла! Уж кому-кому, а ему это отлично известно. Все новые изделия ломаются прямо в руках. Либо материал скверный, либо работа никудышная…

С этой шторой не справиться без стремянки. Лэнском не любил на нее взбираться – в последние дни у него стала кружиться голова. Ладно, бог с ней, со шторой. Все равно окна Белого будуара находятся не в передней стене дома и не будут видны из машин, возвращающихся с похорон. Комнатой сейчас никто не пользовался – она предназначалась для леди, а леди уже давно не было в «Эндерби-Холле». Жаль, что мистер Мортимер так и не женился. Ездил рыбачить в Норвегию, охотиться в Шотландию, кататься на лыжах в Швейцарию, вместо того чтобы жениться на приятной молодой леди и жить дома с ней и с детишками. Детей в «Эндерби-Холле» тоже не было давным-давно…

Мысли Лэнскома перенеслись к далеким временам, которые он помнил четко и ясно – куда более ясно, чем последние двадцать лет, путавшиеся и расплывавшиеся у него в памяти…

Мистер Ричард был для своих младших братьев и сестер скорее отцом, чем старшим братом. Ему было двадцать четыре года, когда умер его отец, и он с головой погрузился в дела, точно, как часы, уходя каждый день в офис и при этом содержа дом в безупречном порядке. У молодых леди и джентльменов было счастливое детство. Конечно, они ссорились и дрались друг с другом, так что гувернанткам приходилось с ними нелегко. Впрочем, Лэнском презирал гувернанток, считая их жалкими личностями. А молодые леди были очень бойкими! Особенно мисс Джералдина, да и мисс Кора, хотя она была намного младше ее. А теперь мистер Лео и мисс Лора умерли, мистер Тимоти – несчастный инвалид, мисс Джералдина умерла где-то за границей, а мистер Гордон погиб на войне. Мистер Ричард оказался крепче всех, хотя и был самым старшим. Пережил почти всех братьев и сестер, – почти, так как еще живы мистер Тимоти и маленькая мисс Кора, которая вышла замуж за этого противного художника. Лэнском не видел ее двадцать пять лет – она была хорошенькой молодой девушкой, когда уехала с этим парнем, – а теперь он едва узнал ее, располневшую, да еще в этом чудном платье! Ее муж был французом или наполовину французом – из браков с этими людьми никогда не выходило ничего хорошего. Но мисс Кора всегда была немного… как бы это сказать… в деревнях их называют дурочками. В каждой семье такие попадаются.

Мисс Кора сразу его вспомнила. «Да ведь это Лэнском!» – воскликнула она, словно была очень рада его видеть. В детстве они все его любили – прибегали к нему в буфетную за желе и шарлоткой. Тогда все знали старого Лэнскома, а теперь его почти никто не помнит. Младшее поколение смотрит на него как на обычного дворецкого, который торчит в доме с незапамятных времен. Впрочем, и он не слишком их различает – для него они всего лишь компания незнакомцев, прибывших на похороны, притом весьма потрепанная.

За исключением миссис Лео – она совсем другое дело. Мистер и миссис Лео часто бывали здесь после того, как поженились. Она настоящая леди, всегда одевалась и причесывалась как следует. Хозяину она очень нравилась. Жаль, что у нее и мистера Лео не было детей…

Лэнском встряхнулся – чего ради он стоит и вспоминает былые дни, когда у него столько работы? Теперь нужно заняться шторами на первом этаже и сказать Дженет, чтобы она поднялась наверх и приготовила спальни. Он, Дженет и кухарка ходили в церковь на заупокойную службу, но не поехали в крематорий, а вернулись домой поднимать шторы и готовить ленч. Разумеется, холодный ленч. Окорок, цыпленок, язык и салат, а потом лимонное суфле и яблочный торт. Но сначала горячий суп – лучше убедиться, что Марджори его уже приготовила, так как они могут вернуться с минуты на минуту.

Лэнском двинулся по комнате шаркающей походкой. Его рассеянный взгляд скользнул по картине над камином – парному портрету к тому, что висел в Зеленой гостиной. На нем были превосходно изображены белый атлас и жемчуга. Женщина, облаченная в них, выглядела не столь впечатляюще. Мягкие черты лица, рот, похожий на розовый бутон, расчесанные на прямой пробор волосы… Миссис Корнелиус Эбернети была женщиной скромной и непритязательной. Примечательным в ней было только ее имя – Корали.

Спустя шестьдесят лет после их появления мозольный пластырь и крем для ног «Коралл» все еще пользовались спросом. Никто не мог определить, что в них было такого выдающегося, но они всегда привлекали внимание. Благодаря им был воздвигнут этот неоготический особняк с обширным садом, а годовой доход, выплачиваемый семи сыновьям и дочерям Корнелиуса Эбернети, позволил Ричарду Эбернети отойти три дня назад в мир иной очень богатым человеком.

Заглянув в кухню, Лэнском напомнил Марджори о супе, но та в ответ только огрызнулась. Марджори было всего двадцать семь лет, и она служила для Лэнскома постоянным источником раздражения, так как была весьма далека от его представления о том, какой должна быть настоящая кухарка. У нее отсутствовало как чувство собственного достоинства, так и должное почтение к его, Лэнскома, положению в доме. Марджори именовала «Эндерби-Холл» «старым мавзолеем» и жаловалась на огромные размеры кухни, буфетной и кладовой, утверждая, что «нужен целый день, только чтобы их обойти». Она пробыла в «Эндерби» два года и оставалась здесь, во-первых, из-за солидного жалованья, а во-вторых, потому, что мистеру Эбернети нравилась ее стряпня. Марджори в самом деле недурно готовила. Дженет – пожилая горничная, в данный момент пьющая чай за кухонным столом и обычно наслаждавшаяся ядовитыми диспутами с Лэнскомом, тем не менее вступила с ним в союз против младшего поколения, представляемого Марджори. Четвертой в кухне была миссис Джекс, выполняющая обязанности приходящей прислуги там, где это требовалось, и получившая немалое удовольствие от похоронного церемониала.

– Все было очень красиво, – говорила она, шмыгая носом и наполняя свою чашку. – Девятнадцать машин, церковь полна народу, и каноник отлично провел службу. Да и день для этого подходящий. Бедный мистер Эбернети – таких, как он, в мире осталось мало. Все его уважали. – Услышав звук клаксона и шум автомобиля на подъездной дорожке, миссис Джекс поставила чашку и воскликнула: – А вот и они!