Потери среди мирного населения действительно оказались очень высокими, как и потери в экипажах бомбардировщиков. Бомбардировки рассчитывались таким образом, чтобы нанести удары по целям в глубине и не позволить немцам определить точки десантирования. Однако заявления Гарриса о том, что его тяжелые бомбардировщики непригодны для нанесения ударов по тактическим целям типа мостов и железных дорог, оказались глубоко ошибочными. Страхи Роммеля стали сбываться еще до того, как развернулось полномасштабное вторжение.

Первый приказ Сопротивлению привести свои силы в состояние боевой готовности был передан французской службой «Би-би-си» 1 июня. Читая якобы «личные письма», адресованные родным, диктор подчеркивал каждое слово. Сообщение шло практически открытым текстом, нарушая все правила конспирации: «L’heure du combat viendra» («Близится час сражения»). Сигнал на случай отмены высадки союзников был замаскирован чуть больше: «Les enfants s’ennuient au jardin» («Детям стало скучно в саду»). В первых числах июня бойцы Сопротивления по всей Франции напряженно вслушивались в то, что сообщало им радио: приказы нужно было понять точно. Вслушивались и немцы – абвер и служба безопасности (СД). Остальные, не посвященные в тайны, слушали радио как завороженные. Один французский интеллектуал, живший близ Лизье, сказал, что радиоприемник «напоминает горделивого сфинкса, который изрекает загадочные слова, а от них зависит судьба Франции».

И вот рано вечером 5 июня «письма домой» привели в действие машину Сопротивления по всей Франции. Союзники сочли это необходимым, поскольку не могли рисковать и позволить противнику разгадать намеченные точки десантирования. В тот вечер бойцы Сопротивления в Нормандии услышали слова диктора: «Les dés sont sur le tapis» («Кости брошены»). Это был приказ для них – без промедления приступать к делу, резать телефонные провода и телеграфные линии связи. Затем последовала новая фраза: «Il fait chaud à Suez» («В Суэце жарко») – сигнал уничтожать все коммуникации противника.

С 23 часов 5 июня до полуночи по всей Южной и Центральной Англии в деревушках близ авиабаз стоял неумолчный гул моторов: самолеты сплошным потоком поднимались в воздух. Полуодетые жители выбегали в садики – посмотреть, как на фоне стремительно бегущих по небу туч проносятся армады самолетов, которым, казалось, нет ни конца ни краю, и каждый невольно думал: «Ну, вот и началось!» Это зрелище вселяло великие надежды, но и заставляло вспомнить, как всего четыре лета назад английские войска бежали из Дюнкерка. Кое-кто спешил в дом – преклонить колени и помолиться за тех, кто сейчас летел в бой.

В воздух на 1200 самолетах поднялись три воздушно-десантные дивизии. Английская 6-я воздушно-десантная направлялась прикрывать левый фланг Монтгомери к востоку от реки Орн. Американские дивизии – 101-я и 82-я – будут сброшены на полуостров Котантен с задачей захватить ключевые позиции, в особенности дамбы через заливаемые приливом земли перед сектором «Юта».

Первой вылетела рота Д 2-го батальона Оксфордширско-Бакингемширского легкого пехотного полка. Она поднялась в воздух даже раньше, чем группы наведения, которые должны были вылететь раньше главных сил и указать точки десантирования. Эта рота, которой командовал майор Джон Говард, летела на шести планерах типа «Хорза», буксируемых бомбардировщиками «Галифакс». Все солдаты и офицеры зачернили лица, а на голове у них были круглые каски парашютистов, затянутые маскировочными сетками. Вооружение составляли винтовки разных типов, автоматы «Стен» и несколько ручных пулеметов «Брен». «Галифаксы» повели планеры к востоку от курса, которым двигались корабли вторжения, к курортному местечку Кабур, где имелась брешь в немецкой системе ПВО. Планеры находились на высоте 1500 метров, когда были отцеплены буксировочные тросы. Говард приказал солдатам прекратить песни, которые они горланили, пока летели через Ла-Манш. Стало тихо, только свистел рассекаемый планерами воздух. Пилоты заложили вираж, разворачивая хрупкие летательные аппараты на запад. Быстро снизившись, они выровняли планеры на высоте 300 метров, готовясь идти на посадку.

Объектами высадки являлись два близко расположенных моста: один через реку Орн, другой – через Канский канал. Роте была поставлена задача захватить их раньше, чем немецкие часовые успеют взорвать заложенную под мосты взрывчатку. Говард, устроившийся напротив двери первого планера, смотрел, как поблескивают внизу два потока воды. «Хорза» пошел на посадку, и солдаты дружно ухватились за скобы – тряхнуть должно было изрядно. Два пилота посадили перегруженный планер с изумительной точностью. Раскачиваясь из стороны в сторону, кренясь на кочках, планер покатился по полю, пока не уткнулся носом в колючую проволоку. От удара пилоты потеряли сознание, но дело свое они сделали – посадили планер на расстоянии 15 метров от блиндажа охраны моста.

Некоторые фанерные «Хорзы» (их прозвали «катафалками»)[58] не выдержали удара при посадке, и сидевшие в них солдаты выбирались наружу не только через двери, но и через образовавшиеся в бортах щели. Минута – и солдаты из планера Говарда метнули гранаты внутрь блиндажа на западном берегу Канского канала. Не теряли времени и остальные солдаты взвода: во главе с лейтенантом Дэном Бротериджем они уже неслись по мосту на другой берег. Говард мог убедиться, что они не зря бегали кроссы, и сейчас были в лучшей форме. Но пока взвод Бротериджа добежал до противоположного берега, немецкие часовые уже пришли в себя и открыли огонь. Бротеридж был смертельно ранен в шею и вскоре умер.

Приземлился следующий взвод под командованием лейтенанта Сэнди Смита, только при посадке командир сломал себе руку. После яростной, но, по счастью, короткой схватки мост через Канский канал оказался в руках англичан. Говарда тревожило то, что никаких сведений не поступало от взвода, которому было поручено захватить мост через реку Орн, всего в нескольких сотнях метров от канала, но вскоре доставили сообщение: взвод овладел мостом стремительным ударом, без единого выстрела. Его командир лейтенант Деннис Фокс не без удовольствия встретил бойцов другого взвода, которые достигли моста, запыхавшись от бега: их планер приземлился в полумиле от объекта. В ответ на вопрос, как обстоят дела, он ответил: «Пока учения идут отлично, только что-то я, черт возьми, посредников не вижу».

Говард незамедлительно приказал занять круговую оборону и выслал солдат Фокса в боевое охранение, поручив им прощупать ближайшую деревню Бенувиль. По рации передали условный сигнал об успешном захвате двух мостов, который звучал довольно странно: «Окорок и Варенье». Говарду не верилось, что такая непростая операция прошла как по нотам, но в 01:30 охраняющая захваченные мосты рота расслышала характерные звуки: за Бенувилем ревели моторы танков.

К тому времени воздушные десанты высаживались уже по всему району вторжения. Немецкие офицеры настойчиво пытались дозвониться по полевым телефонам до полковых штабов. Удавалось это не всегда – линии связи были перерезаны бойцами Сопротивления, – и тогда немцам приходилось вести переговоры по радио. Для усиления возникшей неразберихи Королевские ВВС провели операцию «Титаник» с участием сорока самолетов «Гудзон», «Галифакс» и «Стирлинг». Они сбросили манекены, имитирующие парашютистов, и экранирующие алюминиевые полоски, «ослепляющие» радары, а также группы бойцов САС, которые должны были создать видимость высадки воздушных десантов в стороне от действительного района вторжения. Группы спецназа должны были сеять панику в ближайшем тылу противника, а также придать достоверность «десантам» манекенов. Примерно 200 таких манекенов сбросили к югу от Карантана в основании полуострова Котантен, еще полсотни – к востоку от реки Див и еще 50 – к юго-западу от Кана. Они мало чем отличались от примитивных пугал, а при приземлении взрывались и сгорали. Немцы окрестили их «взрывающимися куклами» (Explosivpuppen). Вскоре после 01:30 заработали телетайпы в штабах корпусов и армий, но доклады о «взрывающихся куклах» привели большинство командиров к выводу о том, что здесь наносится отвлекающий удар, а главный готовится, скорее всего, в районе Па-де-Кале. Единственным, кто сразу сообразил, что главный удар наносится именно здесь, в Нормандии, был начальник штаба 7-й армии генерал-майор Макс Пемзель, но генерал-лейтенант Шпейдель, который сидел в замке Рош-Гюйон, отказался ему поверить.