Ничего подобного. Из него вырос зачаток нервной пластинки.

Повторные опыты над лягушками, над тритонами и другими земноводными давали ту же картину. Были проделаны и более сложные эксперименты. И они приводили к тем же результатам. Например, у личинки тритона срезали слои клеток, из которых развивается хрусталик глаза, и пересаживали их на слои будущей кожи. Из клеток будущего хрусталика образовались клетки зачатка кожи.

И наоборот. Если на место будущего хрусталика помещали пластинку будущей кожи, то из нее развивался зачаток не кожи, а хрусталика.

Теперь можно сформулировать следующее важное положение: ведущая роль в образовании органов принадлежит не врожденным свойствам клеток, а влиянию тех частей зародыша, с которыми ткань будущих зачатков тесно соприкасается, которые являются для будущих зачатков органа их непосредственной, ближайшей средой.

Это значит, что пересаженная ткань зародыша, откуда бы ее ни взяли, даст тот зачаток органа, – а в дальнейшем и полноценный орган, – который нормально должен был в этом месте развиться.

Таков вывод из всего изложенного. Он и указывает путь, возможно самый действительный, к восстановлению органов. До известной степени даже нетрудно себе вообразить практически примерный ход операции. Нужно зародышевую ткань пересадить на тот участок тела животного или человека, где должен был находиться недостающий орган или где сохранился хотя бы его остаток.

Раз органы даже в зачаточной стадии обладают такой способностью влиять на зародышевую ткань, что она превращается в тот орган, на чье место она пересажена, то это обстоятельство и следует использовать для восстановления утраченной части или всего органа.

Так намечаются перспективы регенерации. Но тут же встает вопрос следующего порядка, вопрос очень существенный. Ведь всё время речь шла о зародышах, об эмбриональном периоде, о стадиях образования зачатков органов. Однако люди теряют органы или их части в результате ранений, травм, болезней не в зародышевом состоянии, а в детском, юношеском, зрелом возрасте. Какова здесь возможность образования новых органов? Можно ли восстановить из остатка бывшего органа – с помощью пересадки зародышевой ткани – утерянный орган?

Профессор Попов из Института морфологии животных и хочет получить утвердительный ответ. В этом и заключается смелая идея ученого и его сотрудников. И она не беспочвенна. В опытах со взрослыми лягушками удалось добиться успеха.

У них вырезали роговую оболочку глаза. На ее место прикрепляли пластиночку кожи, взятую у лягушечьей личинки. Через некоторое время пластинка кожи уже приобретала свойство роговицы: она утончалась, светлела, становилась прозрачной. В конце концов, никаких следов кожи у нее не оставалось. Получалась обычная роговая оболочка.

Но так происходило только тогда, когда кожу брали у головастика, до превращения его в лягушку. Зато сама лягушка, которой пересаживали пластинку кожи, была взрослой. Вот это в данных опытах и являлось главным обстоятельством, весьма ценным фактом.

Теперь исследовательская мысль идет дальше – от земноводных к человеку.

Ведь лягушки, тритоны – это сравнительно просто организованные живые существа. Дадут ли опыты с более высоко организованными животными, с млекопитающими, тот же результат?

Это вопрос решающий, самый основной во всей проблеме. И нужно сказать, что уже имеются обнадеживающие данные. Их дали опыты над мелкими млекопитающими – крысами.

Для исследований брались взрослые крысы. У них вырезали роговицу и на место удаленной прозрачной ткани накладывали кусочек кожи, а для прочности веки после операции сшивали на несколько дней, обычно на 3–4 дня. Кожу для пересадки получали от зародышей, извлеченных из крысиных самок за три-четыре дня до рождения.

Чем кончились эти опыты? Приносили они экспериментаторам успех?

Надо сказать, что опыты не всегда удавались. Операции чаще всего кончались безуспешно. Из каждых трех-четырех крыс только у одной пересаженная кожа теряла складки, свою полосчатость, становилась прозрачной, превращалась в роговицу. Всего тридцать процентов пересадок привели к получению из зародышевой кожи безукоризненной роговой оболочки.

И всё же это была огромная удача, замечательное достижение, большое научное событие. Она показывала, что решение проблемы восстановления органов стоит на пути, который может привести к цели.

Еще одно обстоятельство будет содействовать дальнейшему внедрению как в эксперименте, так и при возможном применении в медицинской практике нового метода регенерации. Это консервация зародышевой кожи. Способ, предложенный сотрудником профессора Попова Т. А. Бедняковой, заключается в том, что кожу помещают в сыворотку крови и держат там при температуре 4–6 градусов выше ноля. Оказалось, что при этих условиях зародышевая кожа способна долго храниться, не теряя своих свойств.

Значит, можно делать запасы такой кожи и всегда иметь ее под рукой в желательном количестве.

Надо полагать, что это поможет дальнейшей экспериментальной разработке проблемы.

Конечно, от опытов с роговицей крыс еще далеко до опытов над высшими животными, и тем более далеко до операций на человеке, потерявшем частично или целиком тот или иной орган. Но глубокое изучение всех законов развития и восстановления органов, а затем овладение этими законами решат задачу. Тогда восстановление органов путем пересадки зародышевой ткани, вероятно, станет обычным вмешательством.

Но это вопрос будущего. Пока же всякое разрушение органов человека, большую потерю его тканей можно, за самым малым исключением, восполнять одним только путем – хирургическим.

Этим и занимается восстановительная хирургия.

Великая Отечественная война потребовала колоссального напряжения сил всей страны, в том числе и учреждений медико-санитарной службы. Советская медицинская наука с честью разрешила задачи, поставленные перед нею Родиной. Благодаря самоотверженной работе врачей и отличному оснащению медицинских учреждений всем необходимым, миллионам людей, защитникам советской Родины, была сохранена жизнь.

Но у многих выздоровевших после тяжелых ранений остались значительные изменения, устранить которые было невозможно. Например, у бойца, получившего тяжелое ранение или ожог, образовался рубец значительной величины. Он стягивает лежащие под ним мышцы, что приводит нередко к искривлению туловища, сводит конечности. Переломы конечностей ведут часто к укорочению ног и рук. Человек может тогда ходить только опираясь на костыль или палку. Укороченная рука не позволяет выполнять достаточно хорошо работу.

Конечно, если бы человеческий организм обладал такой же способностью к регенерации, как и организм тритонов, результаты были бы другие: на месте удаленных хирургом раздробленных кусков костей и размозженных кусков мышц из их остатков в ноге отросло бы столько костной и мышечной ткани, сколько нужно для образования конечности нормальной величины. Ни укорочения, ни хромоты, ни стягивания мышц рубцами, так называемой контрактуры, не образовалось бы.

Но у человеческого организма нет такой способности к регенерации. При обычных условиях у него хорошими восстановительными качествами обладает главным образом соединительная ткань, а ее развитие дает лишь рубец.

Что же, человек должен остаться навсегда инвалидом? Нет, тут на помощь приходит восстановительная хирургия, которая во многих случаях избавляет пострадавшего от угрозы инвалидности.

В одну из ленинградских хирургических клиник поступил больной с давно зажившим переломом ноги, после которого конечность укоротилась на 18 сантиметров. На месте перелома образовалась костная мозоль. Ходить больной мог только опираясь на костыль. И это понятно, так как вместо целой бедренной кости у него остались лишь ее сросшиеся уменьшенные две половины. Часть кости в виде мелких кусочков пришлось удалить при операции.