— Мы были молоды… Учились в университете на одном курсе. Я влюбился в нее с первого взгляда. С первого дня знакомства понял, что она будет моей, — после этих слов он вдруг поднимает на меня глаза. Острая вспышка боли пронизывает мое тело, когда я вижу, сколько боли сейчас внутри него. Я не знаю, как он держится…

— Помню, мы тогда все вместе в кафе собрались. Праздновали начало учебы, знакомились. Я подсел к ней и прямо там, глядя в глаза, сказал, что с этого дня она моей будет. Не знаю, как решился, в плане девушек я был очень зажатым, — смеется, отводя взгляд. А мне холодно вдруг становится без его глаз. Зябко обнимаю себя за плечи, продолжая внимательно слушать его рассказ. Боюсь лишний раз вздохнуть, чтобы не спугнуть…

— Мы стали жить вместе. В общаге комната была… Тогда мне казалось, что мы семья. Я пытался, как мог, радовать ее. Подрабатывал по ночам крупье в казино. Она готовила мне обед, стирала и гладила рубашки… Мне казалось это таким уютным и настоящим: чувствовать запах кондиционера на своей одежде и знать, что она заботится обо мне… Я любил в ней все… Даже запах крема для рук помнил…

— Что же случилось?

— Через два года начались ссоры. Отношения становились прохладными. Будто невидимая стена вырастала между нами и с каждым днем становилась все больше. Она хотела узаконить брак. Хотела жить в своей квартире, готовить в своей кухне, а не ютиться с двадцатью студентами у одной конфорки. А я… — смеется, убирая в сторону пустой бокал. Смотрит на свои сцепленные руки.

— Что я мог ей дать? Мой отец всю жизнь проработал в шахте. Мама была учителем начальной школы. Мы всегда жили настолько бедно… Да я даже в гости Лену позвать не мог, чтобы познакомить с родными… Как? Мы жили в ужасном бараке… Мне было просто стыдно… Я просил ее подождать. Мне нужно было окончить универ, встать на ноги. Но она будто не слышала меня. А потом заявила о расставании. Собрала вещи и ушла. Вот так, в один день просто ушла… Я понял, что не смогу ее потерять… Пошел к отцу. В гараже стояла старая Тойота Супра. Я когда-то купил ее, разбитую в хлам. Потихоньку восстанавливал, реставрировал это японское ведро. На тот момент машина была уже на ходу… Я продал ее, а на эти деньги купил Ленке кольцо обручальное. Хотел сделать предложение, — снова смеется, так горько…

— Землю грызть был готов, только бы она со мной была… А она не пришла… Я тогда два часа под дождем простоял, все ждал… А она, оказывается, в этот день замуж вышла…

Лев замолкает. А я не знаю, что и сказать. Растерянная, шокированная этими откровениями. Сейчас я увидела Богатова совершенно другим человеком… полной противоположностью того, кем он представлялся в моих глазах. Израненный, с исковерканной душой… Своим рассказом он что-то сделал со мной. Такое чувство, что с этого момента что-то изменилось во мне… И прежним мир никогда не будет… Он просто взял и прямо у меня на глазах вспорол свое нутро ивывернул наружу самую глубокую боль, обиду обманутой любви… Та женщина таксильно ранила его и до сих пор делает больно…

Нет, в его истории нет ничего ужасного и необычного. Типичная драма… Так было у многих. Первая любовь, первая боль… Но этот мужнина… Сейчас я поняла, как никогда. Наши души с ним — они будто брат и сестра, рожденные одной матерью… будто близнецы. Я понимаю, насколько тяжело он это переживает… Богатов глубоко раненый зверь… А теперь и я сделала ему больно. Чувство вины снова поднимает голову, царапает мою грудь, раздирая ееогромной когтистой лапой. Я… Я виной всему… Этому состоянию Льва… Я сделала все это…

Он смотрит на меня острым, проникновенным взглядом. Он так близко, упирается плечом в мое плечо… Он ждет от меня слов, ждет поддержки… А я ненавижу себя за то, что не могу и слова выдавить из себя…

— Спасибо тебе, Тата, — шепчет, улыбаясь. Тянется рукой, убирает с моего лица прядь волос. И в этом жесте столько нежности и тепла… Слезы наворачиваются.

— Почему? — начинаю говорить, и голос осекается. — Почему вы уверены, что это Лена?

Стоит мне задать этот вопрос, с неба вдруг начинают капать крупные капли дождя. Подняв глаза к небу, он улыбается.

— Ладно, черт с ним, со всем… Я давно забыл и пережил. И все проблемы — ерунда. Бывало и хуже… Кажется, пора уходить. Если не хотим промокнуть, — поднявшись, он поворачивается и протягивает мне ладонь. Смотрит на меня, улыбаясь. И сейчас в нем ни капли не осталось от прежней печали. Чувственные губы кривит озорная улыбка, а в уголках глаз залегли морщинки. А я смотрю на него, и сердце в груди пропускает удар. А потом с новой силой гонит кровь по венам.

***

Я отвезла его домой. Он порывался поехать на своей машине, но я не могла этого допустить. Не знаю, сколько он выпил, но судя по резким перепадам настроения, Богатов был прилично пьян.

К тому времени, как мы добрались до его дома, мужчину развезло еще больше. И мне пришлось тащить его на своем плече до самой спальни. А это совсем не легкое дело.

Опустив его на покрывало, выдохнула, присела на самый край кровати. На мне остался запах его парфюма. Прижав к носу запястье, вдыхаю аромат. Снова и снова, будто боюсь, что не надышусь, а он улетучится… А потом вдруг чувствую крепкую хватку на своем запястье. Секунда, и я лежу рядом с ним, прижатая к твердой груди мужчины.

— Ну, здравствуй, головная боль, — протягивает шепотом. Его губы напротив моих глаз. Боже, какие они… пухлые и сочные. Разве бывают такие у мужчин? А эта улыбка ленивая… Я настолько обескуражена, что даже забываю поругать его за то, что все это время он, похоже, притворялся пьяным и заставил меня тащить себя в дом…

— Тата, — снова пробирающий до мурашек шепот и касание его нежных пальцев к моим скулам. — Ты же понимаешь, что моя… что для меня, — он осекается. Касается губами моего виска, а мне дышать нечем от переполняющих чувств. Его запах, его прикосновения и близость… так много всего. Я не знаю, как он это делает, но сейчас я готова на все, только бы он не останавливался. Но я не могу. Я должна ему сопротивляться. Это неправильно. Неправильно, черт побери!

— Я с Кириллом встречаюсь, — пытаюсь оттолкнуть его, но мужчина крепко прижимает меня к себе. Так же, как и тем вечером, когда пытался отогреть меня в душевой. — Как тебе не стыдно так вести себя? — начинаю злиться на себя и на него.

Он, наконец-то, меня отпускает. Разжимает руки. Смотрит на меня, нахмурившись.

— Да, ты права… Прости. Во всем алкоголь виноват, — усмехнувшись, тянется рукой к моей ладони, лежащей на покрывале. — Но… мы ведь можем быть друзьями? Правда, Тата? — а теперь он похож на маленького мальчика, который боится, что его бросят. Сердце снова сжимает тисками.

— Конечно, так и будет, — киваю, улыбнувшись.

— Ты только не уходи, ладно? Не хочу одному… — он не договаривает. Прикрывает глаза, утягиваяк себе. Ложусь рядом с ним, позволяю Льву обнять себя. Уговариваю себя, убеждаю, что в моем действии нет ничего предосудительного. Я просто помогаю ему, просто поддерживаю. Но в глубине души понимаю, что и сама этого хочу и наслаждаюсь его близостью. Тем, как чувствуются на мне его руки. Простые объятия, но так тепло мне и запредельно уютно. Мне нравится все… как его тихое дыхание шевелит мои волосы на виске, как нежные губы касаются моей кожи. Мне нравится лежать с ним в тишине, в темноте. Мне нравится знать, что из всех на планете он раскрылся именно мне.

Его дыхание становится размеренным, он засыпает. Любуюсь им, спящим рядом. Используя удачное мгновение, изучаю каждую черточку его лица, каждый сантиметр. Красивый, до чертиков. И как тут устоять? Особенно осознавая, насколько красива и глубока его душа. Удивительно, но я простила все гадости, что были сделаны им. Отпустила все наши ссоры и недопонимания. Сегодня я поняла, что этот мужчина глубоко ранен, оттого и закрыт от мира огромным шипастым щитом.

Тянусь несмело рукой, осторожно касаюсь пальцами его скул, его волос. Пытаюсь запомнить, какой он на ощупь…

— Не увольняйся, прошу… не уходи от меня, — раздается вдруг его шепот в тишине, а я испуганно отдергиваю руку. А потом, понимая, о чем он говорит, улыбаюсь… В груди так тепло становится и радостно. Не хочет отпускать. Просит… Только и просить не обязательно. Я ведь и сама теперь не смогу уйти…