— Порой накрывало, я забивал на все. Срывался к тебе. Но квартира была пустой. Подругу твою искал, не нашел…

— Дана уехала на ПМЖ в Геленджик с женихом, — отвечает, не поворачиваясь. Киваю сам себе.

— Один раз приехал сюда… к дому твоей матери. Но в окнах не было света… да и не решился выйти. Сорвался, укатил обратно… Звонил тебе, но телефон был вне зоны доступа.

— Телефон мой сломан. В тот день, когда ты отказался от меня, в квартире… я утопила его в Неве.

— Тата… я…

Она поворачивается, осекает меня взглядом.

— Ты растоптал меня, Богатов. Разбил. Теперь я знаю, почему все произошло. Ты просто очень гордый… и не хотел унижаться разговором со мной. Тебе было проще поверить во все слова. Но в любви нужно бороться… — улыбается сквозь слезы. — Ты тогда сказал мне, что я нищенка, что жила в иллюзиях… это было правдой…

— Нет, Тата…

— Все кончено, Лев. Уже не имеет значения. С малышом, если захочешь, ты будешь общаться… но я не могу тебя простить… — с этими словами она покидает машину, быстрым шагом направляется в роддом. А я смотрю ей вслед.

Тогда, когда думал, что узнал правду… мне казалось, что я разбит. Нет. Я сломан теперь. Когда узнал, что именно я разрушил наши с ней жизни.

Тата

Я старалась не думать, не чувствовать, не выпускать наружу тот ураган, который норовил подняться в груди. Но я была разбита. Мое сердце разорвано в мелкие клочья. Вернувшись в палату, я долго сидела в кровати, посреди спящей палаты. Сидела и прокручивала в голове рассказ Богатова.

Выходит, Январская записала на диктофон наш разговор с Даной. А потом отредактировала запись так, чтобы выглядело, будто это я всему виной, словно и не сожалею ни капли. Ситуация вышла абсурдной до предела.

Я понимала, что на месте Богатова была бы в ярости. Тем более программист подал информацию Льву тоже не под совсем правильным соусом. Но бросить меня, отречься, не захотев поговорить… Даже учитывая его сложную ситуацию — грозящее реальным сроком заключения преследование, куча проверок. Льву в то время было не до разборок. И я понимаю, что его побудило так поступить со мной. Во всей ситуации Богатова задело не то, что я создала ему проблемы… нет. Он решил, что я играла с ним от начала и до конца, что я предала его. Вот и отомстил, потешив свою гордыню. Обыграл наше расставание так, будто и ему нет до меня никакого дела.

Боже, такая глупость привела к столь тяжелым последствиям! Он ушел, а я вынуждена была в одиночку выживать. Бороться за жизнь малыша, за свою. Смогу ли я его простить? Нет. Во мне столько обиды… даже мысль о Богатове приносит мне нестерпимую боль. Ему лучше не появляться у меня на глазах, лучше не лезть в мою жизнь. Я больше никогда не доверюсь ему. Он все убил собственными руками… все светлое и доброе, что могло быть…

Прикрыв глаза, попыталась заснуть. Но вдруг раздался ринтгтон телефона. Перепугавшись, что сейчас разбужу всех соседок, поспешила подняться и взяла телефон с тумбы. На экране был высвечен неизвестный номер. Сбросила вызов, пытаясь унять грохочущее в груди сердце. Я знала, что это он.

Но отступать Богатов не собирался. Снова и снова телефон начинал звонить, и, в конце концов, устав, я сдалась.

Из динамиков донесся его пьяный голос.

— Да! Я кусок дерьма, слышишь?! — взревел он. — Худшего у*бка поискать — не найдешь! Я не достоит вас, но я буду бороться… Слышишь, Тата?!

Я сбросила вызов, выключила телефон. Нет смысла бороться. Ничего не будет по-прежнему. Я не смогу простить.

***

Неделю спустя

— Девочки, вот бы сейчас мантов поесть… со сметаной, — вздохнула Ритка, поглаживая пузо.

— Или роллов, — подхватила Ира из дальнего угла палаты.

— Тата, а ты чего молчишь? — повернулась ко мне соседка. Я отправила в рот ложку овощного рагу, которое только что забрала из столовой.

— Боже, как ты ешь эту еду, это же не стряпня, а помои, — сморщилась Рита.

— Нормально, ко второй неделе привыкнешь, а с третьей уже начнешь получать кайф, — смеюсь, отламывая кусочек хлеба. — Может, даже любимые блюда появятся, — шучу, а она фыркает недовольно.

— Ага, перчик, фаршированный рисом, — Рита называет одно из постоянных блюд этого заведения. Девчонки начинают смеяться.

— Нормальное диетическое блюдо, — пожимаю плечами, доедая свой ужин.

— Ага, диетическое… мясо себе утащили сотрудники, а нам — диетическим давись, — приняв сидячее положение, ворчит Рита. Потянувшись к тумбочке, вытягивает оттуда зеленое яблоко.

Я не отвечаю. Никогда не была привязана к еде. Ем, скорее чтобы утолить голод, а не получить удовольствие. Нет, конечно, я люблю вкусную кухню и не отказалась бы сейчас перекусить в одном из кафе Италии, где мне довелось есть поистине божественный стейк из рыбы. Но я спокойно отношусь и к блюдам местной столовой. Тем более, если нет возможности кому-то приносить домашние обеды, что ж сердце-то рвать.

— Гетман здесь? — раздался громкий голос. Обернувшись, замечаю стоящую в дверях бабулю, одну из работниц роддома.

— Здесь, — опустив взгляд на ее руки, замечаю пакет. Накрывает злостью, потому что я уже знаю, от кого он.

— Это тебе, — приблизившись, ставит его в ноги на кровать.

Мне неудобно перед этой женщиной. Их в смене три бабули, и только она уже раза два приносила мне пакеты.

— Спасибо, — кивнув, первым делом тянусь к телефону. Встав с кровати, выхожу в коридор. Не хочу, чтобы кто-то слышал разговор, но поставить Богатова на место уже пора.

Трубку он взял со второго гудка.

— Что из слов «Мне ничего от тебя не нужно» тебе не понятно? — перехожу сразу к делу. Ей богу, если бы он был рядом, я бы врезала хорошенько промеж глаз этому наглецу!

— Это просто еда, Тата. Я прошу тебя, выключи гордость свою и одумайся. Ребенок должен получать витамины, а ты сидишь на воде и сухарях, — отвечает абсолютно спокойным голосом, будто не слышит гнева в моем голосе.

— Я своего ребенка выносила БЕЗ твоей помощи… я сидела на этих сухарях все месяцы, а теперь ты вдруг заявляешься и считаешь правым меня учить чему-то? — меня начинает потряхивать от переполняющей злости.

— Тата, я не хочу ссориться. Прошу… — понимая, что я на грани, он пытается меня успокоить. Только я ни черта не собираюсь его слушать!

— Хватит гонять пожилых женщин на третий этаж с пакетами еды, у нас лифт не работает!

— А что мне делать, если ты отказываешься спускаться ко мне, а меня не пропускают? Я им деньги за это плачу.

— Богатов, ты привык, что все по-твоему! Но имей совесть! Если хочешь быть хорошим, иди, раздай эту еду бедным! Я не ем ничего!

Сбрасываю вызов, прикрывая глаза. Пытаясь успокоиться.

— Тата, — раздается за спиной женский голос. Обернувшись, встречаюсь взглядом с медсестрой.

— Зайди, — кивает тетя Настя в сторону сестринской. Обрадовавшись предложению медсестры, прохожу к ней. Все лучше, чем возвращаться в уже успевшую надоесть палату.

— Садись, бери чай, бутерброды, — как только я захожу, женщина кивает в сторону небольшого столика в углу комнаты. Присаживаюсь на диван.

— Как голова? Не болела ночью? — спрашивает тетя Настя, наполняя чашку свежезаваренным чаем.

— Нет, слава богу, давление ушло, и теперь все просто прекрасно. Малыш только сильно толкается, — ойкаю, как раз в этот момент от сыночка прилетает увесистый тычок прямо по мочевому.

— Тесно ему уже в животе, большой, — улыбается тетя Настя, присаживаясь рядом со мной. — Что Тимофеич говорит?

— Обещает, что к следующей неделе разрожусь…

— Имя не придумала?

— Нет… и не думала даже… не знаю, — пожимаю плечами, делая глоток чая. На самом деле, даже не знаю, что ответить на этот вопрос.

— Я, честно говоря, растеряна очень и напугана… покамалыш вживоте — это одно. Но мы скоро выйдем из роддома… как я смогу все это тянуть? Еще мама в последнее время сдавать начала. Оно и понятно, возраст. Но с болезнями у нее и характер становится все тяжелее. Мои сбережения тают, а когда я смогу вернуться в Питер… понятия не имею, — не хотела вываливать на женщину свои проблемы, но все как-то само собой получилось. Всю беременность держалась солдатом. А сейчас, чем ближе день родов, накрывает истерикой.