Качая головой, парень осторожно коснулся мертвено бледной холодной кожи. Пальцами приподнял, пахнущий паленым шарф, разглядывая черноту обожженой шеи.

— А-а…, — вдруг тело шевельнулось. — Кхе… кхе…, — булькающий клекот раздался из его рта. — А-а… Андер, — веки комтура шевельнулись и широко открывшиеся глаза невидяще уставились на Тимура. — Старина, это ты? — дрогнувшая рука вдруг с силой вцепилась в ворот ватника парня, который от неожиданности тут же выдал что-то неразборчивое. — Ты… Слышу тебе тоже досталось…, — он замолчал, несколько секунд набираясь с силами. — А я, кажется, все… кончаюсь… Проклятье, похоже я не увижу этот чертов город гномов… Андер, говорят там очень красиво. Огромные залы, светильники в человеческий рост…

Комтур еще сильнее сжал руку и начать тащить Тимура к себе.

— Андер! — веки его вновь открылись и в небо уставились абсолютно белые без единого намека на зрачки глаза. — Повозки вытащили из огня? Андер, ты слышишь меня? Повозки… Там припасы нашей турии. Без них мы же все подохнем в этом аду… Андер, демоны тебя побери, вытащи наши припасы! — с горячностью продолжал комтур. — Солонина, вино… проклятье, там же и наши пики, — голос его захрипел и слова стали совершенно неразборчивыми. — Чего ты сидишь? Андер, поднимай всех и валите обратно! Ты слышишь меня?! Мы же сдохнем без припасов в этой ледяной пустыне! Андер…, — он вновь замолк.

Комтур еще несколько раз приходил в себя и начинал что-то неразборчиво шептать. Потом заходился в кашле и вновь замолкал.

— А вот это хорошо, — пробормотал Тимур, поднимаясь на ноги. — А ты, здоровяк, молодец! — хлопнул он угрюмого Крома по плечу. — Такую птицу притащил… Давай-ка, поднимай всех. Мы уходим. И еще…, — парень несколько мгновений раздумывал, а потом негромко продолжил. — Пошли пару парней (естественно, он имел гномов, но именно это и сорвалось у него с языка) вперед. Пусть берут всю оставшуюся нашу горючку и жгут вдоль тракта все к черту, — Кром утвердительно промычал в ответ. — Тут пять селений осталось, два из которых крупные. Все брошенные? Черт, в последнем, кажется, кто-то остался… Так… Ладно, иди с ними. Вот, пару монет возьми. Отдай этим бедолагам и пусть валят скорее отсюда… Хотя, подожди! На кой черт им сейчас золото. Отберут и прирежут за милую душу… Кром, забирай всех кто остался и тащи к нам. Да, да, все. Там найдем чем их занять, — Кром вновь кивнул головой. — И, не забудь, надо сжечь все что может гореть. Вдоль тракта не должно остаться ни одного дома, ни одного сарая. Хм, мороз будет только крепчать…, — дальше Тимур со злобой продолжил. — Пусть эти уроды дуба на привале дадут! Немчура поганая… Устрою я вам Сталинград.

Уже по пути домой, он снова и снова возвращался к своим мыслям по поводу дальнейших планов. «Мы точно знаем, что они пойдут именно здесь, — шел в молчаливой колоне из гномов, не замечая ни сильного мороза ни красоты покрытых ледяным серебром деревьев. — И если нам повезет, то к крепостной заставе от них дойдут лишь жалкие огрызки. Тогда вот мы и поговорим с ними…».

Несколько сот изможденных доходяг, намотавших на себя скудное трепье, вяло ковырялись в мерзлой земле. Будущая выгребная траншея для легионеров с трудом обретала свои контуры. С каждым новым ударом десятка кирок, топоров и поршней от камнеподобной земли отлетали лишь небольшие черные стружки, который тут же вмерзали в новые земляные бугры.

Один из этих несчастных до этого момента с ожесточением долбивший землю заостренной киркой, вдруг резко остановился. Поднятый в замахе инструмент дрогнул в его руках и глухо упал на землю, а сам он тут же сложился пополам, словно его скрутило от сильной боли.

— Ха-ха-ха… Кхе-кхе-кхе…, — его товарищи по несчастью, больше напоминавшие оживших мертвецов, вдруг услышали его полный горечи смех, то и дело прерываемый глухим грудным кашлем. — Ха-ха-ха-ха… Кхе-хке-кхе…

Черными от въевшейся грязи руками он крепко сжимал свою голову, сминая на ней спутанные седые пряди волос. И всякий раз, как его сотрясал очередной приступ хохота или кашля его съезжавшие с виска ладони открывали зрелище бугристого рубца шрама.

— Ха-ха-ха-ха… Его сиятельство… Ха-ха-ха-ха… Сам граф Тусконский… Ха-ха-ха… Знатный повеса и любимец молоденьких девиц и гроза замужних дам…, — сквозь смех прорывались его слова, больше напоминавшие горестный стон, чем речь. — Ха-ха-ха-ха… Кузен самого короля… Кхе-кхе-кхе… Своими руками роет нужник для пары тысяч солдатских задниц…, — его смех уже становился похожим на судорожную лихорадку. — Ха-ха-ха-ха… Я рою нужник…

Бывший граф Тусконский, бывший посланник короля Роланда к гномам, кузен короля Роланда, Фален буквально упал на колени. У него просто не осталось больше сил терпеть все лишения шаморского плена… А ведь все эти дни, недели он старался держаться, не обращая внимания ни на холод и голод, ни на жестокость конвойной охраны, ни на постепенное одичание его бывших товарищей, опускавшихся в плену до животного состояния. Фален с жадностью ловил обрывки новостей о своем брате, о стычках с ольстерскими отрядами кавалеристов, о взятых шаморцами городах и крепостях, до конца не веря, что атакующей орде Шамора все удастся добраться до древней столицы Ольстера. Но брошенная в их сторону с самого утра фраза одного из охранников о том, что до Ольстера осталось не более двух — трех десятков лиг, стала для него последней каплей…

— Ха-ха-ха-ха… Бедный братишка надеялся остановить бессмертных…, — его ноги в латанных — перелатанных чоботах были полный грязного снега, но он совершенно не замечал этого. — Ха-ха-ха… Хотел остановить орду…

В этот момент от охраны, прятавшейся от ледяного ветра в развалинах каких-то построек, отделилось несколько легионеров, которые тут же словно коршуны набросились на ничего не понимавших доходяг.

— Где этот урод? Зарублю! Прочь с дороги! — они хватали то одного то второго из испуганно пригнувшихся людей и тут же отпускали. — Проклятье, не тот! Ищите его! У него глубокий шрам на голове! Быстрее!

К ним присоединились и остальные, врезавшиеся в толпу пленных с другой стороны. Пинками, ударами ножен и палок они быстро раскидывали всех кто им встречался на пути.

— Вот он! Все сюда! — наконец раздался радостный крик одного из бессмертных, зорким глазом высмотревшего того самого виновника переполоха, стоявшего на коленях в стороне от всех. — Вона где заныкался. Падла! Сейчас ты у меня отведаешь…

Фален же, повернув голову на приближавшегося мучителя с длинной дубинкой, лишь счастливо улыбнулся. В этом звероподобном легионере с садистским выражением лица, с предвкушением размахивающим своим костоломным оружием, он видел лишь избавление от своих страданий, и главное вины.

Он закрыл глаза, когда дубовая дубинка взлетела вверх, но дарующего забвения удара молодой граф так и не дождался…

— Куда? Баран! Сгною в нарядах, если с него упадет хотя бы один волос! — к своему дичайшему удивлению услышал Фален чей-то хриплый командирский голос, судя по тону привыкший отдавать приказы. — Придурки! — так и не открывшего глаза парня кто-то подхватил под руки и быстро куда-то понес. — Надеюсь с башкой у него все в порядке, а то вон глаза-то закатил…

Когда же Фален очнулся и отрыл глаза, то первой его мыслью было то, что он попал в рай… Его окружали похожие на белые и пушистые облака густые сгустки горячего пара, из которых то и дело выныривали будоражащие душу (на тело еще не было сил) симпатичные женские телеса. Тут же в несколько пар рук его начали освобождать от рваной, грязной и пропахшей потом одежды, которую словно ядовитое насекомое отбросили в дальний конец купальни. Потом на голову Фалена обрушился целый водопад теплой словно парное молоко воды.

— А-а-а-а, — застонал молодой мужчина, за недели плена уже позабывший о таких ощущениях. — Благие… какое наслаждение.