— Не отдашь ли этого молодого батыра в мое подчинение, Науанжан?
Наурызбай едва заметно нахмурился:
— Зачем?
— Есть причина…
— Ладно… — Он не смел перечить старшей сестре. — Как только возьмем Акмолинскую крепость, берите его. Но пока мне храбрецы нужны.
— Значит, договорились!
605
Когда вы едете, Бопай-апа? — спросил Наурызбай, который явно хотел переменить тему разговора.
— Прямо сейчас!
Бопай куда легче любого молодого джигита вскочила в седло.
— Счастливого пути!
— Да исполнятся все ваши пожелания!
Бопай с Акбокен одновременно тронулись с места. За ними, держась чуть поодаль, поехали четыре джигита охраны.
Наурызбай и Байтабын остались на месте.
— Прощайте!..
Наурызбай помахал рукой. Но женщины ехали не оглядываясь. Выехав из аула, они пустили коней рысью. Лишь быстро удаляющиеся копья с кистями виднелись еще некоторое время за пыльной завесой…
Байтабын повернулся к Наурызбаю:
— Не поехать ли нам, батыр, в Актас?
Наурызбай с удивлением посмотрел на него:
— Зачем?
— Говорят, там в отряде появился алтайский стрелок, который с двухсот шагов пробивает стрелой подброшенный малахай. Хотелось бы посмотреть…
— Не время сейчас заниматься пустыми стрельбами да скачками, — недовольно ответил Наурызбай. — Ты же слышал: через неделю полезем на стены Акмолы. Нужно с утра до вечера обучать джигитов. Завтра и начнем!
— Это правильно.
— А сегодня вместе с Николаем переведите всю нашу тысячу в Сасырлы. Он знает, как следует наступить на крепость. Вон он идет как раз…
Они пошли навстречу Николаю Губину, которого давно уже все казахи считали своим. И вдруг оба остановились, пораженные. Необыкновенной красоты молодая женщина сидела на пороге небольшой юрты…
Наурызбай взглянул на Байтабына и пошел дальше, а Байтабын стоял и не мог уйти. Внезапно, как вспышка, молнии, ослепила его она. Неужели бывают на свете такие красивые женщины?.. Иссиня-черные бездонные глаза смотрели мечтательно, как будто увидели какой-то иной мир, лицо светилось необыкновенным светом. Все остальное, тугие темно-золотые косы до пояса, тонкий стан, легкие движения маленьких точеных рук, словно были лишь дорогой оправой этого бесценного лица. Она без всякого любопытства посмотрела на них и исчезла в юрте, как случайный луч солнца…
Наурызбай ожидал Байтабына вместе с Николаем Губиным. Он понимающе улыбнулся.
— Ее зовут Алтыншаш, — сказал он. — Золотые волосы!.. Только у них уже есть владелец.
Байтабын растерянно смотрел на него. Он не думал сейчас о том, замужем ли она или свободна. Это для него было безразлично. Главное, что вот живет на земле такая женщина…
Они уже втроем вышли на окраину аула и пошли к месту, где завтра с утра предстояло учить джигитов брать крепости…
Бопай, женщина-воительница, во главе шестисот сарбазов внезапно напала на Аманкарагайский приказ, разгромила его, а потом, повернув в горы Сарымбет, разграбила аул Айганым, младшей жены Вали-хана. На другой день через всю Сары-Арку покатилась весть о том, что войско Кенесары вступило в степи Кокчетау. Получив эту весть, войсковой старшина Симонов во главе двухсот солдат немедленно выступил из Актауской крепости наперерез отряду Бопай, чтобы отобрать угнанный ею скот. Шедшая с другой стороны на помощь Акмолинской крепости передовая рота солдат тоже повернула в сторону Кокчетау…
Это и нужно было Кенесары. За два-три дня половина его войска, двигаясь ночью и днем, подошла к озеру Кургальджин и остановилась на его берегу. Другая половина, пройдя по берегу Есиля до Атбасара, оказалась непосредственно в районе Кара-Откеля. Для казахских лошадей, легко делавших сто двадцать — сто тридцать верст в сутки, расстояние до Акмолинской крепости сократилось до нескольких часов пути. Утром шестого числа месяца тамыз — августа, дав отдохнуть людям и лошадям, Кенесары выступил в путь. На следующее утро, выйдя на стену, ага-султан Конур-Кульджа и войсковой старшина Карбышев увидели бесчисленные конные лавы, обтекающие крепость со всех сторон…
Лишь на восточной стороне крепости, где в полуверсте протекала река Есиль, оставил Кенесары узкий проход. Восемь батыров возглавили войско, краями подковы упиравшееся в реку. Правое крыло, как было принято в степи, взял на себя сам Кенесары. Затем шли тысячи батыров Агибая и Бухарбая, в центре находился Басыгара, по левую сторону от него — Тулебай, Кудайменде и Жанайдар, а на противоположном от Кенесары краю подковы — младший султан Наурызбай. Как только заиграл на стенах первый луч солнца, пять тысяч всадников с громким кличем «Аблай!» устремились к крепости.
Кара-Иван Карбышев уже приготовился скомандовать залп, но так и остался с поднятой рукой. Не привычной — плечом к плечу — конной лавой мчались на приступ джигиты Кенесары, а разомкнутой цепью, держась на десять — пятнадцать саженей друг от друга. И не бросились они в ров, не подставили себя под картечь и ружейный огонь, как обычно, а выпустили стрелы и отхлынули назад, в оставленные проходы, освобождая место другим. Это была непрерывная атака, при которой осыпанные стрелами защитники крепости оказались бессильны причинить какой-либо серьезный урон нападающим. Сверху представлялось, будто живая река непрерывно выбрасывает под стены крепости волну за волной, и летящие оттуда брызги смертельны. И еще это было похоже со стены на муравейник, в котором тысячи быстрых муравьев деловито волокут к единому месту свою ношу, оставляют ее и, не мешая другим, в размеченном порядке устремляются назад за следующей.
Солнце уже поднялось над крепостью. Десятки убитых и раненых солдат оттащили со стен к казармам, а живой прибой не ослабевал. Привычные к длительным казахским конным играм — кокпар и сайсы — всадники Кенесары и сейчас, словно играя, сменяли друг друга под стенами крепости. Часть их по очереди отдыхала у дальних холмов, а защитники не могли позволить себе отдыха, так как в любую минуту вся эта конная масса грозила ринуться на приступ. Ничего нельзя было понять и предугадать в этом живом круговороте. Со стены казалось, что не одни и те же пять тысяч сарбазов атакуют крепость, а все новые и новые отряды набегают откуда-то из бескрайней степи. Конур-Кульджа приказал было выискивать вождей мятежников и стрелять по ним, но солдаты не могли выполнить приказ, так как на этот раз все были одеты одинаково, и даже самого султана Кенесары невозможно было определить среди нападающих.
— Неужели Ожар плохо пересчитал их? — проворчал Конур-Кульджа. — Тут, похоже, не пять тысяч, а все три жуза собрались у крепости!..
Ага-султан уже прикидывал, через какую нору удирать ему из этой ловушки. Но не меньше был поражен и Кара-Иван. Он заранее определил места, где, по его расчетам, должны будут идти на приступ мятежники, и нацелил туда заряженные картечью пушки. Стрелять следовало, когда сарбазы Кенесары заполнят ров и не будут уже иметь возможности повернуть назад. Так всегда делалось раньше, когда степняки пытались атаковать крепости. Но на этот раз происходило что-то непонятное. Мятежники даже не приближались ко рву и, выпустив на всем скаку две-три стрелы, уносились обратно в степь. Он приказал солдатам отойти в укрытия. Если так, то пусть стреляют из луков, сколько им вздумается…
Как только солдаты отошли немного назад, всадники стали подъезжать ближе ко рву. Но длинные красные стрелы летели высоко над головами солдат, не причиняя им теперь никакого вреда. Кара-Иван несколько успокоился, но все же тревога не оставляла его. Сегодня все было не так, как обычно. Неужели не понимает Кенесары, что стрелять из луков по крепости, когда солдаты в укрытии, — пустая трата времени?..
— Ойбай… Горит!
— Пожар!..
Это у него под самым ухом завопил Конур-Кульджа. Войсковой старшина оглянулся и увидел густые клубы черного дыма, бьющие из казармы и нескольких строений вокруг. Кое-где показались ярко-белые языки пламени. Один за другим вспыхивали дома солдатской слободы. Высушенное степным солнцем смолистое дерево горело, как порох. Он не мог оторвать глаз от этой страшной картины.
