Наурызбай увидел Байтабына и застыл на месте. А Байтабын уже подходил к Кенесары. Встав на одно колено, батыр приветствовал султана.

— О чем мне говорить раньше, мой султан: о закончившемся походе или о несправедливости, которой я подвергся, находясь вдали? — спросил Байтабын.

Густые рыжеватые брови Кенесары, словно крылья орла, сошлись над переносицей.

— Будет еще время выслушать и то и другое! — Он смотрел в упор на Байтабына. — Сначала нужно решить один очень спорный вопрос… Люди говорят, Байтабын, что ты лучший стрелок в нашем войске. Если правда это, то попади со ста шагов в сокола, который сидит на плече у Наурызбая!..

Люди онемели. Безмолвно стоял Наурызбай, и сокол застыл на его плече, словно понимая, какая ему предназначена роль.

Байтабын посмотрел на Наурызбая.

— Мой султан, у стрелы шальные повадки, а голова батыра Наурызбая так близко от птицы…

— За шальную стрелу ты не в ответе!

Это был приказ… В который раз ужаснулся Иосиф Гербрут характеру этого человека. Никого не было у Кенесары ближе брата Наурызбая. И вот теперь он делает его голову залогом своей политики. Да, если Байтабын промахнется и попадет в голову Наурызбая, конфликт между ними будет разрешен. И одновременно конфликт между обоими жузами, которые во что бы то ни стало хочет объединить Кенесары. И ничего не будет за это Байтабыну…

Какая жестокость! Но все это ради цели, которую поставил перед собой этот степной вождь. Чего достойна такая безмерная твердость: поклонения или порицания? По-видимому, смотря где и в какое время происходит это…

Все поняли смысл происходящего. Лучше всего это поняли присутствующие батыры, и никто из них не сказал ни слова.

Наурызбай отошел ровно на сто шагов, пересадил сокола на левое плечо, ближе к сердцу, и стоял, спокойно ожидая выстрела. Лишь чуть побледнело его обычно смуглое лицо.

Байтабын не заставил себя долго ждать. Обводя твердым взглядом батыров, он решительным движением вынул из колчана знаменитую стрелу Козы-жаурын — «Смерть ягненка», вскинул лук на уровень груди и, как будто не целясь, отпустил тетиву. В тот же миг сокол упал на землю с левого плеча Наурызбая…

Вздох послышался в толпе, но лица у батыров были каменные. Они понимали, что Байтабын сейчас выстрелом спас единство обоих жузов.

Кенесары подошел и поцеловал его в лоб, чего никогда еще ни с кем не делал.

— Я и не знал, что ты такой замечательный стрелок! — сказал он обычным голосом. — В награду за оказанную мне честь можешь выбрать в жены любую девушку из моего рода или других родов на всей подвластной мне земле…

Так закончился спор двух батыров, которые обычно даже лучшим друзьям не прощают одного неосторожно сказанного слова. Наурызбай в память об этом дне приказал закопать сокола на том месте, где он упал. С тех пор этот холм в народе стали называть Сункар-Ольген — «Могила сокола».

Потом Наурызбай подошел к Байтабыну, и они поздоровались за руку, как и подобает делающим общее дело людям. У всех стало светло на душе. И лишь у одного человека словно когтями сжало сердце. Этим человеком был Кенесары. Простой батыр Байтабын победил его в состязании на самоотречение!..

Тяжелая рука Кара-Улека пришла в это мгновение на ум султану Кенесары… Людей с такой волей и благородством, как у этого юного батыра, нужно уметь привязать к себе. Но со временем они становятся опасны…

— Батыр Байтабын!.. — Благожелательная улыбка была на губах Кенесары. — А теперь расскажите нам о том трудном деле, ради которого вы оставили нас.

Байтабын подробно рассказал о своем длительном походе.

— По рассказам джигитов ага-султана Конур-Кульджи можно сделать заключение, что они готовятся к зимним военным действиям. — Байтабын, несмотря на молодость, говорил ясно и толково, как опытный военачальник. — Говорят из Омска должны прибыть крупные подкрепления к тем войскам, которые уже имеются. Судя по всему, они намерены напасть на нашу ставку, когда вы распустите на зиму по домам сарбазов. С вами ведь тогда останутся одни туленгуты…

Тень прошла по лицу Кенесары… Враг хорошо знал его больное место. Разве легко прокормить зимой в степи такое большое войско вместе с лошадьми. Приходилось каждую осень распускать сарбазов по своим аулам и с наступлением лета снова собирать их. Этим и решил воспользоваться враг. Не больше пятисот сарбазов и туленгутов может он оставить на зиму возле себя. Если регулярные войска окружат его аул, придется трудно…

Генерал Талызин выбирает удобное время, чтобы сполна рассчитаться с ним за Акмолинскую крепость и за многое другое. Они там со своими ага-султанами хотят поступить с ним, как охотники, которые преследуют волчьи выводки по первому снегу. Придется и с ними вести себя по-волчьи.

Волки в таких случаях не ждут прихода охотников. Пока те собираются, они уводят своих волчат за много переходов. Так и нам следует поступать. Пока из Омска выступят войска, мы окажемся под самым Оренбургом, среди Младшего жуза. Для оренбургского военного губернатора это будет полной неожиданностью. А пока он собирается с силами, зима пройдет. За это время все может случиться. Говорят, что оренбургское начальство все же не такое беспощадное, как омское. Возможно, и удастся договориться о чем-нибудь…

Байтабын сообщил, что они с Ожаром пригнали скот, захваченный Агибаем. Сам Байтабын поехал вперед, чтобы сообщить об этом.

— Спасибо тебе за добрые вести! — У Кенесары было хорошее настроение. — А где же ваш Ожар?

— Он свернул по дороге в какой-то аул…

— Зачем?

— Дела там у него. Он мне не говорил. По-видимому, разузнать хочет кое-что для нас…

При имени Ожара Таймас вздрогнул.

— Это какой Ожар? — спросил он громко, и лицо его сильно побледнело.

— Ожар — сын Кубета, — пояснил кто-то.

— Откуда взялся здесь этот человек?

— Сбежал из омской тюрьмы, а потом приехал к нам вместе с дочкой Тайжана.

— Разве у покойного Тайжана была дочь?

— Да, у него была дочь, — сказал Кенесары. — Она прислугой в Омске работала. Там и взял ее в жены Ожар как друг и соратник отца…

— Та-ак!

— Что тебя тревожит?

— Это очень длинная история, Кенеке… Я потом расскажу ее вам. — Таймас посмотрел в сторону джигитов Наурызбая. — А где же эта дочь Тайжана?

— Вон… Крайняя белая юрта!.. — показали ему.

— Ну и дела!

Таймас покрутил головой, не отводя глаз от этой юрты…

Солнце закатилось. Стоявший в молчаливой задумчивости Кенесары словно очнулся от сна.

— Байтабын-мерген! — обратился он к молодому батыру, прибавляя к его имени прозвище лучшего стрелка. — Ты устал в далеком походе. Отдохнешь немного и зайдешь ко мне. Мы должны поговорить с тобой об одном деле!

— Зайду, — коротко сказал Байтабын.

Кенесары со всем своим окружением направился к аулу. Лишь один Байтабын остался на холме…

Вернувшись в аул, Кенесары надолго уединился с Таймасом, который рассказал все, что слышал в ту ночь, лежа за стеной своей юрты. Батыр Сейтен оказался прав, предрекая это предавшему его Ожару…

Они вызвали к себе Алтыншаш — дочь Тайжана и жену предателя. Превозмогая себя, рассказал ей Таймас подробности. Она не стала рыдать и вопить, просить их о чем-нибудь. Только вздрогнула, как будто окунулась в холодную воду, и две слезы выкатились из глаз. Больше она не плакала.

Долго сидела молча Алтыншаш. Потом перевела взгляд на решетчатую стену юрты.

— С некоторых пор в мое сердце закралось подозрение, но я гнала его от себя… — Она говорила тихим спокойным голосом. — Сейчас разрешились все мои сомнения, и это хорошо. За смерть моего отца и дяди мой муж ответит передо мной. Прошу вас ничего не делать с ним. Это — мое право!..

— Отмщение — дело мужчин, — сказал Кенесары. — Нельзя, чтобы женщина марала свои руки в мужской крови, да еще в крови предателя. Предоставь это нам…

— Нет! — Теперь она закричала. — Только передо мной ощутит этот человек, что ни на том, ни на этом свете не будет ему прощения!..