В его животе ухнуло и стихло.

– Ничего, завтра разыщем, – продемонстрировала уверенность Молли. – А сейчас предлагаю смежить веки и отдаться Морфею. По-любому.

Девочка закрыла глаза и тут же засопела. Харри выгреб из рюкзака спальный мешок, раскатал его и осторожно подтолкнул на него сидящую Молли. Она съехала и уютно свернулась калачиком на мягком.

Проглоттер поглядел на стену и присвистнул.Здесь была галерея надписей.

«Мы выжжем слово „мир“ на пятках милитаристов! Партия ортодоксального пацифизма», – обещала самая большая.

– Ба! Да тут стихи Железного Дровосека! – вскрикнул Харри, рискуя разбудить спутницу. «Не ржавею, не скриплю, не плачу...» Вот реальный поэт...

Потом Харри восхитился хокку древнего японского поэта Чу Ковскидзуки:

Храбр и напорист

мелкий самец комара:

фонарик в руке!

Рядом красовалось творение другого блистательного японца – Шекспирачи:

Эту улыбку узнаю я даже без кожи.

Бедный любимец – комичный герой

театра Кабуки, Йорик-сан!

Порадовало двустишье:

Скажи-ка дядя! А не много ль

Я взял яиц на гоголь-моголь?..

И ниже: «Здесь был Миша Л.»

Стена пестрела всякими «Киса и Ося здесь были», «Проверено – мин нет» и просто классическими краткими триграмматонами. Мальчик удивился, сколь странными дорогами идут разные люди, неизменно приходя к одному и тому же.

Потом устроился рядом с Молли и задремал...

Харри положил еле живую Молли Козазель на каменный пол подземелья. Джеймс и Йода топтались рядом, держа какие-то каменные чурки, называемые ключами стихий.

В подземелье, образуя квадрат, торчали четыре гранитные тумбы, на которые нужно было установить чурки, чтобы пробудить элементы-стихии, чтобы активизировать пятый элемент, которым являлась Молли, чтобы ожило Оружие Мира и Добра, чтобы навалять по первое число Мировому Злу в форме живой черной планеты, приближающейся к Земле-матушке.

Всё это было слишком сложно для Харри Проглоттера. Но времени оставалось мало. Он выхватил одну чурку из рук Джеймса и кинулся к ближайшей тумбе. Символ, выбитый на чурке (три волны), совпал с высеченным на лафете. Харри вставил ключ в паз. Его примеру последовали Барахлоу и Йода.

Четыре чурки стояли на местах, но ничего не происходило. Харри подбежал к девочке:

– Молли, как пробудить стихии?

– Отлезь, противный, – простонала Козазель. – Я в печали.

Проглоттер беспомощно заозирался.

– Мы пропадем, нам капец! – заверещал эльф, мотая в истерике головой.

– Киса, не хлопайте себя ушами по щекам, – произнес Харри, но из чурки, покоившейся рядом с Йодой, вылезли маленькие фигнюшечки. – А нет, хлопайте-хлопайте!

Сквозняк от ушей Йоды попадал на ключ, отпирая стихию воздуха.

Дальше пошло легче: вода, огонь, земля... Вскоре над всеми чурками бушевало по маленькому фейерверку. Настал черед пятого элемента.

– Действуй, Молли! – воззвал Харри, тормоша подругу.

– А на кой? – вяло повела бровью Козазель. – Тут у вас туманы и дожди, тут у вас холодные рассветы... Война вот тоже... Мир, каким мы его знали, пришел к концу. И черт с ним, Харри. А ну всё в кочерыгу!

– Молли, как ты можешь такое говорить? – Харри почти заплакал. – Как прекрасен этот мир, посмотри!.. И вообще недавно узнал, что у меня есть огромная семья: и травинка, и лесок, в поле каждый колосок, речка, небо голубое... Молли, это всё мое! Родное, Молли!.. Это Родина моя, слышишь?.. Всех люблю на свете я!..

– Душевно сказал, Харри, только поздно уже. И, словно бабочка, к огню летела так неосторожно, эх!.. Как холодно... Живите, живите все! Вам надо жить, а мне надо... умереть... И ни на кого не жалуюсь, ни на кого не обижаюсь... Вы все очень хорошие люди... я вас всех... всех люблю.

Молли откинула голову. А Харри повторял вновь и вновь:

– Не умирай, любовь... Не умирай, любовь... Не умирай, любовь...

Потом над ним нависла темная тень неумолимо приближающейся черной планеты, и за секунду до того, как она должна была раздавить Проглоттера в плюшку, он, по сложившемуся обычаю, проснулся.

ХI

Да, это плохие люди, Бамбино. Но у них могут быть дети, которые любят цирк.

«Поросенок Фунтик»

Большой Брат бесцельно топал по Обиталищу, стуча костылями по граниту, пока перед его головозадницей не раздался хлопок и в воздухе не появилось остроносое лицо министра Хитруса.

– Ваше Всемогущество, – обратился Хитрус к Лорду Тьмы. – Вашему высочайшему вниманию предлагается магическая карта, на которой виден Харри Проглоттер и четко прослеживается путь к нему.

– Телепортируй, мой верный слуга! – распорядился Большой Брат, протягивая ладонь.

На нее тут же мягко упал свиток, украденный агентом Штурмфогелем.

– Ты единственный принес нам пользу. Когда всё закончится, ты будешь награжден, – пообещал министру Лорд.

– Служу Империи, – склонилось лицо Хитруса и тихо исчезло.

– Великолепно! – возликовал Большой Брат, изучив карту. – Мы совсем близко. Эй, зомби!

Джеймс подошел к хозяину. Лорд Тьмы поскреб в копчикозатылке.

– Я буду называть тебя Джимом, да... Так вот, Джим, мой мальчик... Ты когда-нибудь совершал подлые поступки?

Джим-Джеймс ответил монотонным бесцветным голосом:

– Да, я готов на подлости... В пять лет я налил в сестренкин шампунь клею. У нее до сих пор нет перхоти...

– Наш человек, – хохотнул Большой Брат. – Готовься к самой главной гадости в своей никчемной жизни. Ты убьешь Харри Проглоттера, понял?

– Я убью Харри Проглоттера, – послушно повторил Джеймс, ставший Джимом.

– Молодец, Джим! И пусть те, кто останется жив, позавидуют мертвым!

Правые глаза Лорда Тьмы скосились на синюю стену коридора и остановились на криво выцарапанном стишке некоего П. Ушкина:

Прибежали в избу дети,

Второпях зовут отца:

«Тятя, тятя! У соседей

откопали мертвеца!»

«Тише, тише, чертенята!

Замолчите, я сказал!

Лучше б спрятали лопату

Это ж я и закопал!..»

– Просто праздник какой-то! – умилился Большой Брат, ковыляя к тому, кто был кляксой на карте.

Харри Проглоттер потряс Молли за плечо:

– Вставай, Молли! Пора в путь...

Козазель, чему-то испугавшаяся во сне, сморщила личико и пробормотала:

– Постой, паровоз!.. Не стучите, колеса... А?! – Молли встрепенулась. – Харри? Ты?

– Да, пора двигать...

– Угу, сейчас, сейчас...

Дети собрали пожитки и почти уже отправились в путь, но вдруг впереди, в анфиладе, загрохотало. К путникам приблизился экипаж, запряженный четверкой гнедых. Дверь кареты отворилась, и оттуда вышел жилистый немолодой мужчина в камзоле, панталонах и прочем средневековом шмотье от кутюр.

Незнакомец аристократично очистил нос в ажурный манжет.

– Король Стах, к вашим услугам, юные друзья, – програссировал Стах. – Дикая охота – это про меня. Мой кровавый аттракцион настолько понравился публике, что возникло целое движение. Стахановское... Ой, я всё о себе да о себе, миссия моя в ином... Кто вы, детки?

– Молли Козазель, по-любому, – присела в книксене девочка.

– Харри Проглоттер, – коротко поклонился Харри. Всё-таки король...

– Наслышан! – расцвел Стах. – Вы-то мне и нужны. Особенно мистер Посттный.

– Он не Посттный, а Проглоттер, сэр, – исправила короля Молли.

– Не одна ли фигнизель, девочка? – сощурился Стах, и нос его презрительно задергался. – Между прочим, ваш наряд выглядит непростительно пошло. У кого вы одеваетесь? Что за убогие штаны? Вы мальчик? Никакого понятия о вкусе... А жакет? Я бы повесился, если бы мне пришлось носить столь мертвецки убитый жакет! Да, непременно бы повесился. На голубом атласном шнуре от... от кого бы лучше?.. если к моему вышитому золотом плащу, то только от Како Кабанни! И не иначе, девочка! Эстетика – вот богиня богов! А твои туфли? Срам, срам и стыд, стыд и позор! Мое сердце плачет, когда я гляжу на пыль, покрывающую эти безыскусные боты... Вот уж воистину, грязь к грязи...