– Только дай ему проспаться сначала, – усмехнулся Нидс, придирчиво разглядывая кончик пера. – Мне бы не хотелось, чтобы он вновь кидался в тебя подушками, как в прошлый раз. Поверь, мужчине с перепоя лучше всего дать поспать, а не беспокоить его предстоящей женитьбой.

Уже почти покинув темную комнату, Иннэте замерла в дверях и погрозила пальцем шутнику:

– Я сама разберусь, кого и когда утром звать на чай. И кому нацедить холодного рассола в погребах, а кому дать рыбную подливку к пирогу… Кстати, когда ты привезешь из холодного поместья семью? Они там страдают в одиночестве. И я их так давно не видела!

– У дочери есть мать, Иннэте. – Мужчина нахмурился и осторожно положил перо на стол. – И моей супруге не нравится, что ты слишком много внимания уделяешь нашему ребенку, а не кому-либо еще.

– Но я люблю заботиться о родственниках! – всплеснула пухлыми руками женщина.

Не давая ей продолжить, брат выставил перед собой ладонь и резко закончил разговор:

– Но не каждую минуту днем и ночью! Если ты не знаешь, на кого растратить свою любовь, то подожди приезда Айнерса. Он тоже будет к концу весны. Можешь его тиранить своими пирогами, бесконечными разговорами и жалобами на жестокосердечие старших братьев. Заодно узнаешь, не обзавелся ли он очередным отпрыском от любовницы. И не сменил ли ее, часом.

– Вот из-за таких слов он и не появляется годами в замке! – Пухлый пальчик обличительно уставился на мужчину. – После любой беседы с отцом Айнерсу больше нравится искать глупые механические безделушки на окраинах королевства, чем навещать родственников!

– Это его право – тратить на диковины личные деньги. Но положение обязывает его хотя бы жениться, а не позорить семью отношениями с бывшей рабыней… Все, я надеюсь, что на сегодня закончил с тобой беседовать о родственниках. Извини, я вынужден попрощаться с тобой. Мечтаю дописать пару писем до того, как солнце расскажет о начале нового дня.

Подойдя к двери, Нидс чмокнул сердито сопящую сестру в лоб и закрыл дверь, не забыв задвинуть тяжелый засов. Послушав, как удаляются семенящие шаги по коридору, он развернулся и пошел в спальню, устало растирая лицо.

Остановившись рядом с покрытым ледяными узорами окном, любимец короля задумчиво посмотрел на усыпанное звездами небо и вздохнул:

– Жаль, северного сияния в этом месяце почти не было. В детстве я был готов смотреть на него часами…

Огромный старик, вольготно раскинувшийся на застеленной медвежьими шкурами кровати, лишь коротко хохотнул, поправив подушку:

– Да, несколько раз Иннэте сбила ноги, разыскивая тебя по крепостным башням…

– Зато я теперь знаю, почему ты начал прятаться у меня. Если моя любимая сестра даже глубокой ночью готова разбудить отца ради здоровья близких, могу тебе лишь посочувствовать.

– Ничего. Когда ты примешь корону, я с легким сердцем смогу показывать на тебя пальцем и говорить, что от меня уже ничего больше не зависит.

Кайлок Могучий повозился, устраиваясь поудобнее, и спросил сонным голосом, прикрыв глаза:

– Что там стряслось на этот раз? Халефген снова проигрался в кости?

– На этот раз нет. После выволочки, что ты устроил ему, брат старается не тратить чужие деньги так безрассудно. Твое обещание нарезать из его спины ремней действует.

– Тогда я могу лишь опасаться за его здоровье. Еще пять – десять лет, и он растратит дарованную богами силу на выпивку… Одна надежда, что не поймает нож в очередной забегаловке. Мне будет обидно, что один из сыновей закончил жизнь так бездарно… Где он сегодня веселился?

– Соглядатай передал, что они кутили с городской стражей и гвардейцами в любимом месте, у кабачника Джурхаллары. Домой его доволок Хиарлосса Дейста.

– Черноволосый медведь, жестокий без меры?

– Это старший, Болард. Младший похож на покрытую пеплом головешку. Еще молод, чтобы занять место отца и брата, но уже пытается постигать азы управления хегтигдемом.

– В его годы я уже с дружиной сшибался борт о борт с врагами на Нижнем Дьюппэфлоде.

– По мне, пусть лучше сосет пиво в трактире, чем водит ладью с отребьем и грабит купцов.

Выходя из спальни, Нидс повернулся к засыпающему отцу:

– Я закончу бумаги к утру, просмотришь потом. И надо будет что-то решать с женитьбой Халефгена. Я пообещал сестре, да и в самом деле он слишком расслабился в последнее время.

– И напомнить Йорену, чтобы не забыл прибрать к рукам дуболомов из Храмового ордена… Армия – опора короля. Нельзя позволять церкви владеть собственной армией… – пробормотал король.

– Разумеется, отец. Спокойного сна…

Вернувшись за стол, будущий хозяин Фарэстаттен быстро закончил письмо и занялся другими бумагами. До момента, когда солнце вновь выкатится на небосвод, оставалось еще чуть меньше трех хинков. Десятки срочных дел ждали своего решения. Подчинение королю церкви, ставшей излишне самостоятельной. Упорные попытки лордов добиться большей независимости. Растущие расходы государства и ропот недовольных крестьян, на которых богатые правящие кланы упорно распределяют свои бесконечные траты. И множество других забот, которые вместе составляли перченое варево под названием «политика». Способное в один миг рвануть кровавыми ошметками, залив раскаленной лавой все вокруг, стоит лишь на миг ослабить внимание и пустить дела на самотек.

Поэтому горит свеча на столе и стремительно летает над бумагами остро отточенное перо. Поэтому день и ночь король и его сыновья управляют широко раскинувшимся государством, пытаясь сохранить хрупкий баланс интересов простых граждан и закованных в железо лордов, впитавших с молоком матери презрение к другим людям. Равновесие во благо короны. Во благо владык Фарэстаттена, избранного богами королевства.

У грязного оборванца изо рта плохо пахло. Даже не пахло, а смердело: старой вонючей рыбой, отрубями и еще вчерашней сивухой, которой все это было обильно залито. Сэвинделлер с трудом поборол желание хорошенько приложить с правой руки собеседнику, чтобы тот захлопнул пасть, усеянную гнилыми зубами, и заткнулся. Желательно – навечно. Но с будущим «союзником» надо было дружить, поэтому убийца лишь кивнул, подтверждая интерес к сказанному, и перевел дух, спрятавшись за кружкой с пивом. В отличие от немытого крестьянина, наемник предпочитал тянуть хмельной благородный напиток, а не накачиваться дешевым самогоном. Для дорогого гостя хозяин забегаловки расстарался и приволок откуда-то бочонок неплохого черного «Монастырского», лично продемонстрировав невскрытую печать на дубовой пробке. Двухвиктовый[27] пузатыш примирил на какое-то время седовласого крепыша и с грязным трактиром, и с его постоянными клиентами.

Покосившись на вонючего старика, Сэвинделлер щедро плеснул собеседнику в облупленную кружку сивухи и продолжил беседу:

– Так говоришь, не одна деревня готова поквитаться с кровопийцами, а уже весь йорт?[28]

– Именно, уважаемый! – Оборванец радостно припал к кружке, лихорадочно гоняя покрытый щетиной кадык. С трудом оторвавшись от шибающего в голову напитка, бережно прижал глиняный сосуд к груди и горячо зашептал, брызгая слюной: – Ведь сил больше никаких нет! Как его величество закрыл глаза на поборы, так лорд Лэксеф меру потерял! Мало того что сам за вырубку леса новый налог добавил к старым, так ведь позволяет своим друзьям и знакомым бедных крестьян обирать!

Холодные глаза собеседника внимательно разглядывали старика. Да уж, крестьян. Интересно только, почему это вонючее чучело себя к ним причисляет? Может, какой обедневший хозяин и брал пугало свинарник почистить или еще какой грязной работой пожаловал, так надо же, огрызок помоечный уже считает, что все таинства земледелия постиг и может гордо именовать себя кормильцем короны. Ну-ну…