— Человека? Ты видел человека? И так спокойно об этом говоришь... совсем ку-ку?

— Я же говорю — может, показалось... Очень далеко.

— И какого хрена не подъехал поближе?

— Еще раз говорю — там граница. Переезжаешь ее — и навигатор перестает работать. Боялся заблудиться.

Изабелла уставилась на Петера, потом повернулась к остальным и сделала обреченный жест.

Я же говорила. Теперь вы все видите, с кем мне приходится жить. С этой жалкой пародией на мужчину.

Взяла Молли за руку и обратилась к ней так, чтобы все слышали:

— Несчастное дитя. Ты зачата мужиком без яиц.

И двинулась к своему кемперу.

***

Дональд панически боялся деменции. Деменция, сенильность, Альцгеймер... в последний год страх этот рос и рос. Дня не проходило, чтобы он не думал об опасности выжить из ума.

И причины к тому были: появилась забывчивость. Он открывал шкаф и останавливался в растерянности: зачем я сюда полез? Никогда раньше ему не требовалось доставать записную книжку, чтобы вспомнить имена субподрядчиков, с которыми он работал десятилетиями. Пока никто ничего не замечал, даже Майвор, но он с ужасом думал, что в один прекрасный день ему позвонит кто-то из детей, и он не сможет вспомнить имя.

А теперь еще и этот список президентов...

Если и было что-то, что он смог бы отбарабанить даже в отделении для сенильных стариков в доме престарелых, так именно этот чертов список. Фамилии и сейчас сидят, будто ввинченные насмерть. Все — кроме одной. Как же его звали? Этого, между Гардингом и Гувером? Насчитал сорок три, а должно быть сорок четыре. Он уже мысленно перебрал весь алфавит, в надежде, что какая-то из букв сама выведет его на ускользнувшую из памяти фамилию.

Ну вот же они все, до Барака, мать его, Обамы — все, кроме одного. Кто же там затесался между Гардингом и Гувером?

Ужасно. Купить дом и вдруг обнаружить, что не хватает двери или окна. Список не полный, не совершенный, с дыркой — и ему представляется, как туман деменции проникает в эту дырку, материализуется в колеблющееся дымное привидение и длинными вихлястыми пальцами выгребает из памяти кажущийся ему ненужным мусор.

Дональд тряхнул головой, виновато улыбнулся и обнаружил, что в палатке никого нет, а снаружи слышны голоса. Ага... голос Петера — значит, вернулся.

Он тяжело встал, скрипнув стулом, и мельком посмотрел в зеркало — надо же придать лицу нужное выражение. Человек, от которого ждут разумных и радикальных решений. Нечего убиваться по мелочам, когда проблемы уже хватают за горло. Подумаешь — забыл какого-то малозначительного президента!

Дональд прокашлялся, выпрямил спину и вышел из палатки.

Первой он увидел Изабеллу — она, держа за руку Молли, направлялась к своему кемперу. Покосился на ее покачивающийся зад... промелькнувшая мысль об изнасиловании быстро сменилась желанием снять с нее штаны и выпороть как следует, чтобы на этой модельной жопке вспухли розовые рубцы...

Стоп!

Он мрачно посмотрел на столпившихся у машины товарищей по несчастью. Петер, как ему показалось, не в себе — машет руками, что-то лепечет, а остальные качают головами. Пора брать дело в свои руки.

— И как там? — спросил он Петера.

Петер посмотрел на него непонимающе. Вместо него ответил приказчик из IСА:

— Очевидно, почувствовал какой-то дым... И еще: Петер видел человека.

— Вот как... а что еще?

— Ничего.

— Откуда дым? Что за человек? Петер? Ты выяснил, Петер?

Петер провел рукой по крыше своего элегантного джипа, будто стер невидимую пыль.

— Нет,— сказал он, глядя в глаза Дональду.

— Но... какого черта? Почему?

Пыль не стиралась — Петер продолжал гладить полированный кузов.

— Не знаю...

Дональд покачал головой, даже не стараясь скрыть разочарование. Он-то рассчитывал найти в Петере союзника, человека, умеющего решать проблемы. А тот лепечет какую-то чушь, будто из него воздух выпустили.

Он обнял Петера за плечи.

— Пошли прополощем горло, Петер, там и поговорим. Пока пиво холодное.

***

Леннарт и Улоф, вернувшись в свой прицеп, первым делом решили убедиться, не локальный ли это феномен — работающее радио в палатке у Дональда. Нет, не локальный — из потертого старенького «Люксора» исправно полились звуки любимого лота Улофа — «Так начинается любовь». Агнета Фельтскуг и Бьорн Ульвеус.

Идем с тобою рядом, а ведь еще утром

Не знал я и не думал, что ты на свете есть.

Леннарт уселся на диванчик и весело посмотрел на Улофа — тот закрыл дверь и начал раскачиваться в такт музыке. Леннарту песня тоже нравилась, но на его вкус в ней многовато романтики.

Какая удача — в толпе повстречаться,

А потом танцевать до утра.

Улоф взял Леннарта за руку, поднял с дивана и открыл объятия — кавалеры приглашают дам.

— Самый простой из простейших — фокстрот.

Он продемонстрировал несколько па, и прицеп закачался.

Леннарт сделал шаг вправо, потом шаг влево, отвел руки Улофа, попятился и наткнулся задом на кухонный столик.

— Я не танцую. Не умею.

Улоф посмотрел на него, будто не понял.

— Как это?

— Так это. Не умею, и все.

— Ясное дело, умеешь. Все умеют.

— Все умеют, а я не умею.

Леннарт решительно сел на диван и посмотрел в окно. Смотреть было не на что, однообразное зеленое поле, а он смотрел, и довольно долго. Улоф выключил приемник, подошел, сел рядом и положил ладонь ему на предплечье.

— Слушай, тут такое дело...

— Ну?

Леннарт покосился на Улофа. Тот по-собачьи склонил голову набок. Взгляд беспокойный и виноватый.

— Что... чересчур интимно? Танцевать, что ли, чересчур интимно?

— Ну нет... или... вообще-то да... наверное.

Улоф убрал руку и уставился в стол.

— Мы же спим вместе.

— Да. Спим. Но это другое дело.

— Другое, да. Я знаю. Ты, наверное, прав...— Он почесал в голове.— Ну, прости. Песня такая... нашло на меня.

— Что тут извиняться? Я, может, тоже хотел бы... ну и все такое.

— А ты и вправду танцевать не умеешь? — спросил Улоф после долгой паузы.— Никогда не учился?

— Нет... Меня тошнило от этих уроков.

— А меня мать научила. Лет, наверное, в четырнадцать-пятнадцать.

— Да... моя-то мать в балерины не годилась, если ты помнишь...

— Еще бы не помню. Ясное дело, помню.

Леннарт помрачнел, и Улоф пожалел, что ляпнул про мать. Надо было подумать... Маму Леннарта лягнула лошадь, и Улоф прекрасно ее помнил: рано постаревшая, прихрамывающая женщина с палочкой.

Не надо было вообще затевать этот разговор. Теперь-то все встало на свои места — он вспомнил. Когда он с Ингелой и Леннарт с Агнетой ходили на танцы, Агнета всегда танцевала с другими кавалерами. Леннарт ссылался то на спину, то на колени и сидел в баре. Улоф думал — из-за застенчивости.

— Ну что,— сказал он, меняя тему.— Пойдем попробуем нашу штуковину?

Леннарт кивнул.

Улоф двинулся к двери и почувствовал на плече руку Леннарта. Он обернулся.

Леннарт погладил его по щеке.

— Извини.

— Не за что извиняться.— Улоф прижал руку Леннарта к щеке и улыбнулся.— Как есть, так есть. Плохо, что ли?

«Штуковина» лежала на складном столике у входа. Улоф, разумеется, знал, как правильно: «айпод с динамиками», но, поскольку не умел с ним обращаться, предпочитал нейтральное название — «штуковина».

А вот Леннарт с современной техникой на «ты». Мобильные телефоны, компьютеры... Улоф оправдывал себя тем, что у дочери Леннарта Гуниллы хватало терпения объяснить отцу, что к чему, в то время педагогические таланты Анте не простирались дальше одной-единственной фразы: «Читай инструкцию».