— Да? Не помню.

Что-то в ее тоне насторожило его, и он спросил:

— Дорогая, все в порядке? Я думал, тебе будет приятно. Я считал вас подругами. Но в любую минуту я могу позвонить и…

— Нет-нет. Конечно, я так рада, что увижу ее. Я просто удивилась.

Джордж успокоился.

— Ну и ладно. Кстати, она сказала, что Блейбнер, мой знакомый из Нью-Йорка, тоже в Уилтсбери. Я хотел бы показать ему руины аббатства. Он знаток таких вещей. Не возражаешь?

— Нет, конечно. Пригласи его, обязательно!

— Попробую позвонить ему. Хотел это сделать вчера, но забыл.

Он ушел, и Нелл осталась на террасе, хмуря брови.

Джордж правильно почувствовал. Она не хотела, чтобы Джейн приезжала к ним на ланч. Она определенно не хочет ее видеть. Даже упоминание имени Джейн нарушило безмятежность утра. «Так все было мирно, и вот теперь…» Да, появилась досада. Она, как всегда, боялась Джейн. С ней никогда не чувствуешь себя уверенно. Она раздражает — как другие это выносят? — а Нелл не хотела, чтобы ее раздражали. Появилась нелепая мысль: и зачем только Джордж с ней в Сербии познакомился?

Но ведь бояться Джейн глупо. Она не может причинить ей вреда — теперь. Бедная Джейн, плохи ее дела, если она работает в передвижном театре.

Надо быть внимательной к старым друзьям, а Джейн — старый друг. Она увидит, как Нелл внимательна. Подбадривая себя, Нелл поднялась наверх и переоделась, надела платье из голубого жоржета, к нему прекрасно подходил жемчуг, который Джордж подарил ей на последнюю годовщину свадьбы. Сегодня она особенно тщательно занималась своим туалетом, движимая смутным женским инстинктом.

«Будет какой-то Блейбнер, это упростит положение», — подумала она.

Хотя она не смогла бы объяснить, почему положение должно быть сложным.

Когда она закончила пудриться, за ней зашел Джордж.

— Приехала Джейн, — сказал он. — Она в гостиной.

— А Блейбнер?

— Его, к сожалению, уже пригласили другие. Но он придет позже.

— О!

Она стала медленно спускаться. Что за глупые предчувствия! Бедная Джейн, надо быть с ней любезной. Ей ужасно не повезло, она потеряла голос и докатилась до такого положения.

Джейн, однако, нисколько не была похожа на неудачницу. Она с беззаботным видом откинулась на диване и разглядывала комнату.

— Хэлло, Нелл, — сказала она. — Кажется, ты недурно устроилась.

Вот так замечание. Нелл напряглась. На мгновение она лишилась дара речи. Она встретила взгляд Джейн, полный насмешливой враждебности. Они пожали руки, и Нелл сказала:

— Не пойму, о чем ты.

Джейн снова опустилась на диван.

— Обо всем вот этом. Житье во дворце, вышколенные лакеи, дорогостоящая повариха, неслышные слуги, вероятно, горничная-француженка, особые ванны с последними новинками, пять-шесть садовников, шикарный лимузин, дорогие наряды и, как я понимаю, натуральный жемчуг! Ты этим упиваешься, да? Я уверена.

— Расскажи лучше о себе, — сказала Нелл, усаживаясь рядом на диван.

Глаза Джейн сощурились.

— Неглупый ответ. И я его заслужила. Извини, Нелл, я чудовище. Но ты стала такая снисходительная, а снисходительность меня всегда бесила.

Она встала и стала расхаживать по комнате.

— Вот, значит, дом Вернона, — мягко сказала она. — Я здесь никогда не была, только слышала его рассказы. — Она резко спросила: — Вы много изменили?

Нелл объяснила, что по возможности оставили все как было. Обновили портьеры, ковры, обивку — они совсем обветшали. И добавили два-три предмета ценной мебели. Если Джордж натыкался на что-нибудь подходящее, то покупал.

Во время этого объяснения Джейн упорно разглядывала Нелл, и той было неуютно, она не понимала, что выражает ее взгляд.

Джордж вошел, когда она кончала свой рассказ, и все пошли за стол.

Разговор шел сначала о Сербии, об общих знакомых, потом перешли на дела Джейн. Джордж деликатно посочувствовал ей по поводу потери голоса, сказал, что все об этом сожалеют. Джейн беспечно отмахнулась.

— Я сама виновата. Я пела такую музыку, которая не предназначена для моего голоса.

Себастьян Левин, продолжала она, — верный друг. Он хотел бы выпустить ее в главной роли в своем лондонском театре, но ей надо бы сначала овладеть мастерством. Петь в опере — это тоже значит играть. Но есть многое, чему еще надо учиться, например сценическому голосу, отработать различные эффекты — они должны быть более тонкими, неуловимыми. В следующем сезоне она выступит в Лондоне в драматической постановке «Тоски»[28].

Затем она заговорила об Эбботс-Пьюисентс. Заставила Джорджа рассказывать о своих планах, его идеях насчет имения. Пришлось ему выступить в роли настоящего деревенского сквайра.

В глазах Джейн не было насмешки, но Нелл чувствовала себя очень неловко. Хоть бы Джордж замолчал. Он был немного смешон, говорил так, словно и он, и его предки веками жили в Эбботс-Пьюисентс.

После кофе они вышли на террасу. Джорджа позвали к телефону, и он, извинившись, вышел. Нелл предложила прогуляться по саду, и Джейн охотно откликнулась:

— Я с удовольствием все посмотрю.

«Она хочет осмотреть дом Вернона, только потому и приехала. Но он никогда не был для нее тем, чем он был для меня!» — думала Нелл.

У нее было страстное желание оправдаться, пусть Джейн увидит… Увидит что? Она и сама не знала, но чувствовала, что Джейн ее осуждает — и даже выносит приговор.

Внезапно она остановилась.

— Джейн. Я хотела сказать тебе… объяснить…

Она собиралась с духом. Джейн вопросительно смотрела.

— Ты, наверное, думаешь, что я поступила ужасно — так скоро вышла замуж.

— Ничуть, — сказала Джейн. — Это было очень разумно.

Нет. Совсем не то.

— Я обожала Вернона — обожала. Когда его убили, у меня чуть сердце не разорвалось. Но я знаю, что он не хотел бы, чтобы я вечно горевала. Мертвые не хотят, чтобы мы горевали…

— Да ну?

Нелл в изумлении уставилась на нее.

— О, я понимаю, ты выражаешь расхожее мнение, — сказала Джейн. — Мертвые хотят, чтобы мы были храбрыми, все вынесли, они не хотят, чтобы мы были несчастны без них. Все так говорят — но я что-то не вижу оснований для этой бодрой веры. Я думаю, ее изобрели, чтобы облегчить себе жизнь. Как живые хотят разного, так, я думаю, и мертвые. Среди мертвых есть много эгоистов. Какими они были при жизни, такими остались и в смерти — если они вообще остались. Не могут все они быть преисполнены прекрасных чувств. Мне смешно, когда неутешный вдовец на следующее утро после похорон уминает свой завтрак и торжественно говорит: «Мэри не хотела бы, чтобы я горевал!» Откуда он знает? Может, Мэри скрежещет зубами (я имею в виду, астральными зубами), видя, что он ведет себя так, будто ее никогда и не было. При жизни эта женщина скандалила с ним — почему после смерти она должна измениться?

Нелл молчала, собираясь с мыслями.

— Я не говорю, что Вернон был таким, — продолжала Джейн. — Он мог желать, чтобы ты не горевала. Тебе лучше знать, ведь никто не знал его лучше, чем ты.

— Да, — горячо сказала Нелл. — Это так. Я знаю, он хотел бы, чтобы я была счастлива. И хотел, чтобы у меня был Эбботс-Пьюисентс. Я знаю, ему очень нравилась мысль, что я буду здесь жить.

— Он хотел жить здесь с тобой. Это не одно и то же.

— Нет, но это не значит, что с Джорджем я здесь живу так, как жила бы с Верноном. О! Джейн, я хочу, чтобы ты поняла. Джордж замечательный, но он… он никогда не будет для меня тем, чем был Вернон.

Наступила долгая пауза. Потом Джейн сказала:

— Повезло тебе, Нелл.

— Думаешь, я люблю роскошь? Ради Вернона я бросила бы ее в минуту!

— Сомневаюсь.

— Джейн! Ты…

— Ты веришь, что бросила бы, а я сомневаюсь.

— Я это уже сделала однажды.

— Нет — ты отказалась только от перспективы ее получения. Это другое. Она не въелась в тебя, как теперь.

— Джейн!

Глаза Нелл были полны слез. Она отвернулась.

вернуться

28

Имеется в виду пьеса французского драматурга Виктора Сарду (1831–1908), которая легла в основу одноименной оперы итальянского композитора Джакомо Пуччини (1858–1924).