— Да-да, пожалуйста! — крикнул сыщик. В кабинет вошел невысокого роста коренастый парень лет на вид двадцати пяти или чуть старше.

— Ну вот, пришел, — сказал он, неловко встав в дверях.

— Да вы проходите, присаживайтесь, — засуетился Дубов. — Рассказывайте, рассказывайте скорее!..

— Да чего там рассказывать, — совсем смутился водитель. — Я ведь только до омоновского поста доехал, а там мне эти гады так наваляли — два ребра сломали, сотрясение мозгов, и ни черта не помню.

— Погодите-погодите, — прервал Василий, — что за гады?.. Кстати, как вас звать-величать?

— Костя.

— Давайте, Костя, с самого начала. Значит, вы помогли директору музея Козицкому погрузить музейное имущество в грузовик и поехали. Так?

— Так, — кивнул Костя. — Дядя Сева сказывал, что это очень ценные вещи и что их нужно вывезти подальше из города.

— Дядя Сева? — удивился Василий. — Вы что, его племянник?

— Да нет, просто сосед по коммуналке. Я его с детства знал.

— Но вы профессиональный водитель?

— Ну, тогда я как раз на права сдал. А Сева позвонил и сказал — срочно нужна твоя помощь.

— Ну и куда вы должны были ехать? — продолжал выспрашивать сыщик. — Всеволод Борисович говорил о конечной цели?

Костя на минутку задумался:

— Да нет, говорил только, что надо подальше из Старгорода, где не бомбят. А куда — не сказал. Должно быть, и сам толком не знал.

— Ну хорошо, — Василий попытался зайти с другого конца, — а много ли было в баке бензина? Например, до Кислоярска хватило бы?

— До Кислоярска? — прикинул Костя. — Пожалуй, хватило бы.

— А в каком направлении вы поехали — помните?

— Почему не помню? Такое разве забудешь — в восточном. Там нас при выезде из города омоновцы и тормознули. Выволокли из машины и стали бить.

— За что? — изумился Дубов. Костя глянул на него с недоумением:

— Да омоновцы потому что. Спасибо еще, хоть не убили. Я уже потом только в больнице очухался, доктор сказал — перелом двух ребер и сотрясение мозга. И ничего не помню.

— А куда девался грузовик — тоже не знаете? — уже почти безнадежно спросил Дубов.

— Ну я ж говорю — сознание потерял, — ответил водитель. — А грузовика этого я больше не видел. И дядю Севу тоже. Хороший был мужик, жаль, что погиб.

— Как погиб? — тряхнул головой Василий. — Ведь про него известно только то, что он пропал без вести!

— Погиб, — совсем повесил голову Костя. — Такого человека убили!

— Постой-постой, почему ты так уверен, что Всеволод Борисович Козицкий погиб? — продолжал допытываться Дубов.

— Так ведь в газете об этом писали! — объяснил Костя. — Мол, погиб, но не отдал достояние Республики мордавскому агрессору…

— А, ну если в газете — то уж конечно, — тяжело вздохнул детектив. — Ну ладно, Костя, спасибо за помощь, не буду больше тебя терзать, но оставь свои координаты — если что, я к тебе еще обращусь.

— А что, завсегда пожалуйста, — откликнулся Костя. — Буду рад помочь.

Вечером, когда вещи в дорогу были собраны, Василий Дубов и Надежда Чаликова сошлись на «военный совет» в гостиной дубовской квартиры — а квартира эта занимала второй этаж особняка на Барбосовской улице, принадлежащего вдове банкира Лавантуса Софье Ивановне. Приглашен был и доктор Владлен Серапионыч — его советы, подкрепленные опытом и житейской мудростью, не раз помогали Василию в его запутанных расследованиях. А то дело, ради которого Дубов и Чаликова собирались с утра отправляться в Старгород, было именно таким — запутанным и требующим опыта и житейской мудрости.

Надя и Василий рассказывали друг другу и Серапионычу о том, что узнали за день, а доктор с непроницаемым лицом попивал чаек, одновременно разглядывая альбом Старгородского музея, и время от времени что-то записывал на листке бумаги.

Выслушав сообщения журналистки и детектива, доктор отложил альбом:

— Ну что ж, можем подвести некоторые общие итоги. Первое — давайте определимся, в каком направлении директор вывозил музейные ценности?

— В восточном! — уверенно заявил Василий. — Ведь Костя это очень хорошо помнит.

Серапионыч покачал головой:

— Я ни в коей мере не ставлю под сомнения слова Кости, — доктор заглянул в свои записи, — подтверждающиеся сведениями майора Селезня, но никак нельзя скидывать со счетов и письмо Козицкого к его кислоярской коллеге Тамаре Михайловне, где он вентилировал возможность эвакуации ценностей в Кислоярск. И в заявке на грузовик, которую отыскала баронесса фон Ачкасофф, директор писал о перевозке ценностей в северном направлении — это еще не Кислоярск, но уже в сторону нашей границы.

— Действительно, полная путаница, — заметил Василий.

— И кругом тупик, — добавила Надя. — Выходит, так — на грузовик напали омоновцы, водитель пострадал, но остался жив, а грузовик вместе с директором исчез бесследно. Если, конечно, не считать его вознесения на небеса во время бомбежки…

Серапионыч отпил чаю:

— Само собой напрашивается следующее объяснение. Директор Козицкий хотел во что бы то ни стало спасти музейные ценности, а власти Придурильской республики собирались их продать и купить оружие. Догадываясь о планах властей, директор вместо ранее заявленного северного выехал в восточном направлении, с тем чтобы дальше действовать по обстоятельствам. Ведь даже водителю, которого Козицкий лично знал и которому мог доверять, он не сказал, куда собирается ехать. Скорее всего не из скрытности, а просто потому что сам не знал. Однако перехитрить власти директору не удалось — на восточном выезде грузовик задержали омоновцы, водителя нейтрализовали, ценности передали по назначению, а уж о судьбе Козицкого можно только догадываться…

— Да, эта версия выглядит очень правдоподобно, — вздохнул Дубов. — Но если картины действительно продали куда-то на Запад, или куда бы то ни было, то почему о них до сих пор ни слуху ни духу?

— Ну, почему же ни слуху ни духу? — возразила Чаликова. — Вот господин Сидоров из села Субботино до сих пор о них исследования сочиняет… Ну, насчет Сидорова — это я шучу, но во всем мире существуют такие, с позволения сказать, искусстволюбы, которые анонимно скупают произведения и держат их в своих особняках. Возможно, картины Врубеля попали к одному из них. Но, как бы то ни было, в одном ваша версия имеет очень весомое подтверждение — вскоре после эвакуации музея резко активизировались военные действия и придурильские войска перешли в наступление. Может быть, Врубель помог.

— А все-таки картины удивительные, — протянул Серапионыч и продемонстрировал Дубову и Чаликовой репродукцию «Демона в полете», открывавшего «демонскую» серию. — Не говорю уж о стихах:

— Изумительно! — совершенно искренне произнесла Надя. — Только погодите, Владлен Серапионыч, ведь начало поэмы звучит немного по-другому… Сейчас вспомню:

— Одну секундочку! — вскочил Дубов из-за стола и стремглав выбежал из комнаты.

— Что это с ним? — подивился доктор. — Неужели чайное отравление?

Однако Надежда не успела ничего ответить, поскольку в гостиной вновь появился Дубов. В руках он держал объемистый том.