— Неужели вы сейчас не заинтересованы в том, чтобы он был признан невиновным?

— Только не за счет другого невиновного человека.

— Значит, вы знаете, кто этот другой?

— Конечно, знаю, если Тому можно верить. — Он продолжал неподвижно сидеть в своем кресле, но у меня было ощущение, что он все дальше и дальше отдаляется от меня, как маг, растворяющийся в зеркалах. — Я не разглашаю тайн, которые мне доверяют. Я храню их, сэр. Именно поэтому мне их и доверяют.

— Я думаю, будет очень скверно, если Тома до конца жизни снова упекут в Сан-Квентин или отправят в газовую камеру.

— Конечно. Но я подозреваю, что вы хотите заручиться моей поддержкой скорее в интересах своего дела, нежели дела Тома.

— Естественно, вы могли бы помочь и нам.

— Кому это вам?

— Дочери Макги — Долли, ее мужу Алексу Кинкейду, Джерри Марксу и мне.

— В чем же заключается ваше дело?

— В раскрытии этих трех убийств.

— Звучит довольно просто и ясно. Однако в жизни так никогда не бывает. Жизнь состоит из неоконченных сюжетов, которые болтаются, как свободные концы, и иногда их лучше не распутывать.

— Миссис Делони придерживается того же мнения?

— Я говорю не от лица миссис Делони. И не собираюсь это делать. — Он пожевал крупинки табака, попавшие на язык, и сплюнул.

— Она приходила к вам за информацией по делу Макги?

— Этого я вам не скажу.

— Значит, надо понимать, что это утвердительный ответ. А для меня это еще одно подтверждение, что дело Макги связано с убийством Делони.

— Я не намерен обсуждать это, — оборвал он меня. — Что касается вашего предложения о сотрудничестве, то я его уже слышал сегодня утром от Джерри Маркса. И я ему сказал, что подумаю. А пока я бы хотел, чтобы вы с Джерри тоже кое о чем подумали. Вполне возможно, что Том Макги и его дочь являются не сообщниками, а противниками в этом деле. По крайней мере, именно так обстояло дело десять лет тому назад.

— Тогда она была ребенком и ею манипулировали взрослые.

— Да, я знаю. — Он поднялся. — Очень приятно было с вами поговорить, но у меня назначена встреча. — Он направился к двери, размахивая дорогой сигарой. — Идемте.

Я направился вниз по центральной улице к гостинице «Пасифик» и спросил миссис Хоффман. Мне сообщили, что она только что вышла, не оставив никакой информации. Посыльный, который помогал ей спустить чемодан, сказал мне, что она уехала в такси с еще одной пожилой дамой в зеленом платье. Я дал ему пять долларов и адрес мотеля, добавив, что он сможет получить еще пять, если быстро узнает, куда они отбыли.

На часах было начало третьего, и моя интуиция подсказывала мне, что сегодняшний день станет решающим. Положение было сложным: меня не пустили ни в судебный архив, ни в баллистическую лабораторию, где проводилось исследование, ни в больницу, двери которой попросту оказались закрытыми. Время скользило мимо, обтекая меня, словно река Гераклита, пока я пытался разгадать капризы дам преклонного возраста.

Я набрал телефон кабинета Годвина. Мне сообщили, что доктор занят с пациентом и будет свободен без десяти три. Я набрал номер Джерри Маркса. Его секретарша ответила, что он еще не возвращался.

Последний звонок был в Рено. Трубку снял Арни:

— Как хорошо, что ты позвонил. У меня есть для тебя кое-какие сведения, мальчик.

— О ком? Брэдшоу или Фоули?

— В каком-то смысле об обоих. Тебя интересовала причина увольнения Фоули. Так вот, официальной причиной является то, что он использовал свое служебное положение для наведения справок о доходах Брэдшоу.

— Как ему это удалось?

— Ну, ты же знаешь, что в подобных заведениях, перед тем как открыть счет для своих завсегдатаев, тщательно проверяют финансовое положение клиентов. Делается запрос в банк, который выдает приблизительную сумму баланса, и на основании этого устанавливаются лимиты на кредит. «Нижняя тройка» означает, что сумма баланса составляет трехзначную цифру, но менее пятисот, например, двести. «Верхняя четверка» — соответственно семь-восемь тысяч, «нижняя пятерка» — двадцать — тридцать тысяч, что, кстати, и соответствует доходу Брэдшоу.

— Он что, игрок?

— Нет, в том-то все и дело. Он никогда не открывал себе счета ни в одном игорном доме, и тем не менее Фоули сделал на него запрос. Об этом стало известно администрации клуба, и они быстренько его выставили.

— Попахивает шантажом, Арни.

— Думаю, так и есть. За Фоули уже числятся такие делишки, и он сам это признает.

— Что он еще признает?

— Пока больше ничего. Он утверждает, что информация о Брэдшоу нужна была его другу.

— Элен Хагерти?

— Молчит. Надеется договориться.

— Не надо. Он уже достаточно получил. Я сниму с него обвинение.

— Ну, может, в этом и не будет необходимости.

— Арни, договаривай. Если речь идет о шантаже, а это я вполне допускаю, значит, Брэдшоу есть что скрывать.

— Может быть, речь идет о его разводе, — мягко заметил Арни. — Ты хотел знать, чем занимался Брэдшоу в Рено с середины июля до конца августа. Ответ был получен мною в судебном архиве. Он договаривался об обстоятельствах своего развода с женщиной по имени Летиция О. Макреди.

— Летиция как?

— Макреди. — Он произнес по буквам. — К сожалению, никакой информации об этой женщине я пока не имею. Адвокат, который вел бракоразводный процесс, утверждает, что Брэдшоу было неизвестно ее местонахождение. Последним местом ее жительства был Бостон. Официальный запрос вернулся с пометкой «выбыла».

— Брэдшоу еще в Рено?

— Он выехал сегодня утром со своей новой женой обратно в Пасифик-Пойнт. Так что теперь занимайся им сам.

— Интересно, знает ли его мать о его первой женитьбе?

— Ты же можешь спросить ее об этом.

Но я решил сначала поговорить с Брэдшоу. Я вывел машину и направился к колледжу. Лица студентов, а особенно студенток, встречавшихся мне по пути, были подавленными. Атмосфера совершенного убийства и грядущего возмездия пропитывала весь колледж, и я в какой-то мере ощущал себя посланцем неумолимого праведного закона.

Белокурая секретарша в приемной была страшно взволнована, только усилие воли и служебный долг заставили ее сохранять спокойствие.

— Декана Брэдшоу нет.

— Еще не вернулся после выходных?

— Конечно, вернулся. Он был здесь утром в течение часа, — как бы оправдываясь, добавила она.

— А где он сейчас?

— Не знаю. Я думаю, дома.

— Вы чем-то встревожены, беспокоитесь о нем?

Она ответила мне автоматной очередью своей пишущей машинки. Я ретировался и отправился к Лауре Сазерленд. Ее секретарша сообщила мне, что та вообще не появлялась сегодня. Она позвонила утром и сказала, что неважно себя чувствует. Я выразил надежду, что это не слишком серьезно, а главное, не смертельно.

Я спустился вниз, к дому Брэдшоу. Деревья шумели под напором ветра. Туман полностью рассеялся, и небо блистало такой синевой, что на него было больно смотреть. Склоны гор были видны настолько отчетливо, что можно было различить малейшие изгибы поверхности.

Но мир существовал как будто отдельно от меня, хотя я и воспринимал все происходящее с редкой остротой. Наверное, я все-таки испытывал какую-то симпатию к Рою Брэдшоу и его новой жене, и мне очень не хотелось разочаровываться в них. Задумавшись, я проехал мимо, и мне пришлось возвращаться. В какой-то мере я даже почувствовал облегчение, когда испанка Мария сообщила, что Брэдшоу нет и не было целый день.

Сверху раздался хриплый голос миссис Брэдшоу:

— Это вы, мистер Арчер? Я бы хотела побеседовать с вами.

Она спустилась вниз в стеганом халате и тапочках. За эти два дня она заметно постарела, лицо осунулось и выглядело изможденным.

— Мой сын отсутствует уже три дня, — жалобно произнесла она. — Он даже ни разу не позвонил. Как вы думаете, что с ним случилось?

— Я бы хотел поговорить с вами об этом с глазу на глаз.