— Он что же, коренной был москвич? — спросил Андрей.

— Да нет. В войну приехал. Откуда-то из-под Брянска. Больше мы ничего не знаем о нем. Старик не любил, когда его расспрашивали.

Андрей поблагодарил соседей и вышел, захватив зачем-то фотографию. От Плющихи спустился к набережной. Было ветрено, в левую щеку сыпал косой холодный дождик, капли его попадали за воротник. Над рекой носилась чайка, оглашая окрестность пронзительным, режущим по сердцу криком.

ТАМАНЦЫ

Передо мною — трое: танкист, пулеметчик и стрелок. Они называют себя Таманцами. И по тому, как они произносят это слово, догадываюсь, что писать его надо непременно с большой буквы, не иначе.

Таманцы!

А ведь никто из этих троих не служил в дивизии в ту грозную пору, когда пришла к ней немеркнущая слава. Тем не менее всякий раз, когда при них называют имя Таманской Краснознаменной ордена Суворова имени М. И. Калинина дивизии, горделивое чувство вспыхивает в груди, светится в их глазах, готовое выплеснуться наружу в скупых, но полных мужественной любви словах. И это понятно: они, эти трое, так же, как и сотни их теперешних сослуживцев, приняли боевую эстафету от ветеранов и теперь достойно несут в своих умелых руках с тем, чтобы в свое время передать ее новому поколению воинов, которые придут им на смену и с таким же гордым правом назовут себя Таманцами.

Я долго смотрю в их лица, и кажется мне, что я где-то уже видел этих солдат — под Сталинградом, на Курской дуге, на Днепре или под Веной. До чего ж они похожи своей осанкой, всей своей подобранностью и этими исполненными решимости лицами на своих старших товарищей, коим выпало на долю штурмовать вражеские рубежи в кровопролитнейших сражениях!

Давайте же познакомимся с ними.

— Моя фамилия Паршин. Зовут — Николай Иванович. Родился в 1925 году в селе Костин-Отделец, Воронежской области. Отец, Иван Федорович Паршин, погиб на Днепре, старший брат, Василий, — инвалид Великой Отечественной войны. Я в армии с 1943 года. С 1947 года — сверхсрочник. Четырнадцать лет служу механиком-водителем танка. Вот, пожалуй, о себе и все…

Он умолкает, задумавшись. Темные глаза его еще больше потемнели, под острыми скулами шевельнулись желваки.

О чем вспомнил старшина Паршин?

— Может быть, о том, как дважды выпрыгивал из горящего танка? Или о том, как водил свою грозную машину в глубокий неприятельский тыл на разведку, за что и получил высокую награду — орден Славы III степени?

На его груди кроме ордена Славы есть еще одна награда, которой он гордится не меньше, чем наградой боевой, — нагрудный знак «Мастер вождения». Это — высший класс механика-водителя танка. Годы напряженного труда, неутомимой учебы — вот что скрывается за маленьким знаком, который едва заметен на просторной груди танкиста.

Кто из москвичей не любовался безукоризненно четким строем танковых колонн, в праздничные дни проходивших по Красной площади! Одиннадцать раз механик-водитель Николай Паршин вел свою машину мимо Мавзолея, мимо древних кремлевских стен, провожаемый восторженными взорами десятков тысяч людей, собравшихся на Красной площади. Но только немногие знают, каких усилий стоит это танкисту, особенно, конечно, механику-водителю. Сколько бессонных ночей проведет он, прежде чем восхитить нас своим высоким мастерством! Но парад есть все же парад. Куда труднее приходится танкисту на полях тактических учений…

Это было в сентябре прошлого года. Подразделение, в котором служит старшина Паршин, получило приказ о наступлении. Нужно было преодолеть не только сопротивление «противника», но и сто сорок километров пути при полном бездорожье — через леса, топи, многочисленные болота. При этом нельзя было открывать люки — члены экипажа большую часть времени находились в противогазах: учитывалось, что бой идет с применением оружия массового уничтожения, когда, нужно было думать и о противохимической защите, и о дегазации оружия, и о маскировке, и особенно конечно, и прежде всего — о стремительном движении вперед, и только вперед.

— Более суток непрерывно вел я свою машину, — рассказывает Паршин. — Внутри танка — жара нестерпимая, люки открывать нельзя. А мы, то-есть командир подразделения (мой танк одновременно является и танком командира подразделения), я, командир танка сержант Михаил Спицын, наводчик орудия рядовой Николай Кургузов (отличный, между прочим, стрелок — от него ни одна цель не укроется!), все мы в противогазах. А тут еще — качка, танк ведь подпрыгивает на ухабах, проваливается в разные ямы… Не скрою, порой казалось, что не выдержим, в глазах рябило, руки дрожали, пот лил ручьями, обмундирование было мокрое… Но остановиться нельзя было, приказ — вперед!.. Вот тут все мы по-настоящему поняли, почему наш командир Герой Советского Союза капитан Виктор Козлов так упорно налегает на физическую подготовку танкистов… Скажу вам честно, вот я не, раз был в настоящем бою во время войны, но такого напряжения мне еще ни разу не доводилось испытать, как вот на этих учениях. И все-таки мы выдержали — выдержали все и очень гордимся этим… Вы спрашиваете, что нам помогло? Я уже говорил о физической закалке. Она нас здорово выручила. Но это не все. Помогло нам еще чувство ответственности. Сам я член партии, остальные — комсомольцы…

Старшина смущенно умолк: видно, ему мало приходится рассказывать о себе. Человек огромного практического опыта, он привык показывать, а не рассказывать. Сейчас он очень волнуется:

— Вот посылают меня на Всеармейский слет отличников. Можно бы выступить там — ведь опыт у меня действительно есть: четырнадцать лет провел за рычагами танка, срок не малый! — да вот беда, не умею я говорить. Просто не знаю, о чем. На занятиях все получается как бы само собой, руки автоматически делают нужные движения, ты даже и не думаешь как. А тут нужно рассказать словами… Правда, иногда разговоришься, особенно когда вспомнишь бои с фашистами, фронтовых товарищей. Тут у меня есть очень хороший собеседник — командир наш. Ведь на финской войне он сам был сержантом, командиром танка. Там ему и дали звание Героя. Сам товарищ Жданов вручал Золотую Звезду… Выпадет свободный час, соберем вокруг себя молодых танкистов да и рассказываем им, как было на фронте. Этак-то часто бывает. Любят ребята наши беседы — сидят не шелохнувшись, ловят каждое слово… Да это ведь все в своем кругу, а тут на Всеармейском слете, сколько там народу-то будет! — восклицает Паршин, но вдруг говорит — А может, еще и выступлю..

У коренастого этого парня умные, спокойные глаза. Гимнастерка нарядная от различных знаков и значков — это знаки воинской доблести, проявленной сержантом Николаем Марьиным не на войне, а на учебном поле, в классе, на стрельбище, в физкультурном городке. Бывший слесарь из города Куйбышева, он в короткий срок стал отличным пулеметчиком. Один за другим появились на его груди знаки «Отличный пулеметчик».

«Вот кто будет моей сменой!» — подумал о нем бывший командир отделения младший сержант Мизернов и с той минуты стал все пристальнее приглядываться к этому неутомимому и добросовестному юноше. С не меньшим вниманием присматривался к Марьину и командир роты старший лейтенант Говоров: у него, оказывается, были свои планы…

Вскоре действительно Марьин был назначен командиром отделения, а немного позже — командиром пулеметного взвода.

Своим отделенным — сержанту Кравченко и младшему сержанту Примак — Марьин сказал коротко:

— Взвод наш должен быть лучшим в батальоне. Ясно?

— Ясно!

Для начала весь взвод стал комсомольским.

— Ну, а теперь-то мы просто обязаны быть первыми! — сказал своим солдатам сержант Марьин, а сам с тревогой глянул на рядового Ломаева.