Широко расставив ноги, закрывшись зеркальным щитом, приподняв секиру, Невр, ждал старинных врагов. Его изумрудные, без зрачков глаза выражали полную безмятежность и смотрели прямо перед собой. С такой же безмятежной пустотой смотрела вперед голова Первой Матери Дома Пикчу на его щите. Яр и Марта, успевшая подхватить свой второй меч с плит, разошлись на три шага и выставили вперед свои четыре клинка, кончики которых описывали замысловатые узоры. Стороннему наблюдателю могло бы показаться, что вся троица замерла. Но это было абсолютно не так. Как только Второй Отец Дома Пикчу еле заметно двигал правой рукой, державшей секиру, так сразу узоры, выписываемые четырьмя остриями мечей его противников, меняли свое начертание. Легкое движение щита Невра приводило к тому, что выставленные в его сторону клинки чуть приподнимались вверх. Обе стороны сейчас сражались в очень древней и чрезвычайно сложной битве, победа в которой достигается еще до первого замаха оружием. Но сражение опытнейших бойцов всегда полно неожиданных ходов. И такой ход сделала отрубленная голова Меды на щите своего мужа. Ее волосы внезапно будто ожили, начав делать змееподобные движения, а бирюза и оникс взгляда перетек в непроницаемость мрака с золотыми бликами. Она, каким-то образом сумев отделить Высокородных от остальных сражающихся непробиваемой стеной, сотканной из тишины, тихо запела. Первая Мать Дома Пикчу ткала голосом Саудаде — не магический способ убеждения, применяемый всеми женщинами с начала времен, когда они хотят добиться своего во что бы то ни стало. В этой песне-призыве было все, что когда-то могло пожелать любое разумное и неразумное существо, даже не признаваясь себе в этом. В ней был призыв к мотыльку лететь на яркий свет огня, пусть этот огонь будет и смертельным. В ней было обещание тихой радости, которая наступит ни как избавление от мирской суеты, а станет только первым шагом в новой яркой жизни, начинающейся за гранью физической смерти. Голос отрубленной головы существа, которое через тысячелетия, в другом мире, почему-то нарекут Ангелом Смерти, сладко звал встать на колени, положить оружие и принять в подарок неизбежную кончину, за которой начнется новое, полное новых красок и возможностей бытие.
Марта вдруг увидев, что лезвия обоих мечей Яра стали безвольно клониться к земле, резко и страшно закричала в лицо отрубленной голове своей родной сестры. Так, наверно, будет жутко кричать в Аду, созывая души на последнюю пытку, в ночь перед Судным днем тот, кто будет носить гордое имя Архангела Утренней Звезды. Чтобы души, уйдя в Рай, до скончания времен не забывали значение слова — УЖАС! Продолжая кричать, Первая Мать Великого Дома Ибер неуловимо быстро перенеслась вперед и с размаху вонзила острия своих клинков в глазницы этого, нежно-мерзкого, опасного как сама смерть, равного ей по силе, существа!
Мгновенно сбросивший с себя наваждение-призыв Яр прыгнул вслед за ней, подставляя свои мечи под лезвие секиры Невра, уже готовой перерубить незащищенную шею его супруги. А Марта в этот миг, выдернув клинки, все также неуловимо быстро обернулась вокруг своей оси и рубящим движением крыла, сейчас отсвечивающего холодом стали, снесла голову своей сестры со щита Второго Отца Дома Пикчу. Голова взлетела вверх, вначале плавно вращаясь и рассыпая в воздухе бусинки черной, как ее ненависть крови. Потом ее вращение ускорилось, голова неожиданно из живой превратилась в мраморную, и она, со звоном упав на плиты площади, раскололась вдребезги… Первая Мать Великого Дома Пикчу, проиграв свою последнюю битву, навсегда ушла туда, откуда нет возврата даже Хозяевам…
Невр резко отступил назад, тихо застонал от невыносимой душевной боли, потом единственным коротким кивком и тяжелым вздохом попрощался с той, с которой жил и любил бессчетное количество лет, а затем, отбросив щит и оттолкнувшись своими призрачно-зелеными крыльями от самого пространства, сразу оказался за пятьдесят шагов от Яра и Марты. Его потеря была страшна, но он еще не проиграл битву. Второй Отец Великого Дома Пикчу одним движением забросил секиру себе в заплечную петлю, свел ладони и прокричал слова призыва сначала человеческим магам, а затем, на праязыке своим силам, продолжавшим высоко в небе сражаться с первомагией Яра и Марты.
Подчиняясь его призыву-приказу, людская стая отпрянула от своры чистых кланов Дома Ибер и стремительно рассредоточилась по периметру площади, охватив кольцом своих противников. Оранжевое облако переплетенных магических сил распалось, возвращаясь фиолетовой и бордово-красной волшбой своим владельцам. Второй Отец Дома Пикчу, едва дождавшись возвращения магических способностей своим подчиненным, снова пошел в атаку. Смешанная фиолетово-зеленая волна прамагии Невра и волшбы людских магов беспощадным цунами накатила на Яра с Мартой и их кланы, образовав над ними купол, грозящий раздавить все живое, что оказалось под ним. В ответ, Первая Мать и Второй Отец Великого Дома Ибер встали лицом друг к другу, сплели пальцы рук и, подняв головы, прокричали прямо в небо нечто требовательное. От этого призыва на праязыке, вначале гулко вздрогнула земля, а затем над сцепленными ладонями возник лиловый шар, с которого на окружающий мир, во все стороны, смотрели восемь безжалостных ало-золотистых глаз. Глаза моргнули и исторгли бордовый вал первомагии, который с ужасающим грохотом пробил фиолетово-зеленый купол, созданный Невром и его человеческими помощниками. Яр и Марта тут же, одновременно бросили в пространство еще один яростный клич-приказ! Бордовый цвет вала резко сменился на желтый, и цунами мощи, которую в другом мире назовут библейской, обрушился на сейчас ничем не защищенных врагов Владык Великого Дома Ибер! Желтая волна неумолимо ломала, изменяла все дышащее, чувствующее, любящее, страдающее, скорбящее, все, в чем текла кровь и билось сердце, превращая его в неживое, холодное и мертвое. Сила, с помощью которой Бог Семисвечника в другой реальности, через тысячи лет, обратит жену Лота в соляной столб, неумолимым жнецом, по приказу Яра и Марты, собрала свою страшную жатву и тут же исчезла, как ее и не было. А на плитах площади столицы Империи, там, где только что стояли человеческие маги во главе с Невром, внезапно появились каменные изваяния…
Яр вдруг почувствовал, что сцепленные с его ладонями пальцы Марты начали разжиматься, а сама она, потеряв сознание, готова упасть. Он подхватил на руки ее безвольное тело, огляделся по сторонам, потом стремительно прошел полсотни шагов и осторожно посадил жену на возвышение, облокотив спиной на статую того, кто еще только что назывался Вторым Отцом Великого Дома Пикчу. Убедившись, что Марта сидит удобно и не упадет, Яр осторожно похлопал свою спутницу по щекам. Однако она никак не среагировала. Ее глаза оставались закрытыми, а дыхание редким и прерывистым. Первая Мать Дома Ибер отдала все, без остатка, свои силы трем арканами Пасы на пиру Императора и в сегодняшней битве. Яр, тревожно нахмурив лоб, одним быстрым движением выросшего длинного когтя на указательном пальце правой руки, вскрыл себе левое предплечье и приложил разверзнутую рану, из которой потекла черная как смола кровь, к губам супруги. Ресницы Марты дрогнули, а затем она, не поднимая век, схватила слабыми пальцами руку мужа, приникла к ней и стала жадно, как несколько дней шедший по пустыне без воды путник, глотать кровь. Наконец она утолила жажду, глубоко вздохнула, заживляя рану, сделала несколько движений языком по ней, словно кошка, приводящая свою шерсть в порядок, распахнула глаза и утомленно улыбнулась:
— Повторный обряд предложения своего сердца, крови и защиты избраннице, установленный в Великих Домах, был очень к месту. Если ты сейчас, здесь, и немедленно не примешь мое согласие, я буду очень рассержена. Акцентирую твое внимание на слове «очень», муж мой!
Яр в ответ облегченно рассмеялся — она опять начала шутить и значит обязательно пойдет на поправку — легонько, чуть касаясь, потрепал по голове, непроизвольно при этом отметив, что в черных как воронье крыло волосах Первой Матери предательски сверкнули несколько серебряных нитей:
