Неспешно обошла весь дом, комнату за комнатой, чувствуя радость, печаль, тоску. Вот спальня родителей, которые вопреки традициям жили в общих покоях, вот рукодельня матери и кабинет отца, следом три гардеробные подряд, зельеварная, мастерская, снова покои, залы и столовая. У меня на глазах исчезала пыль, шумела в трубах вода, хлопали двери и сдвигались столы и стулья, вспыхивали и гасли светильники. Подключенная артефакторная приводила Гнездо в жилой вид.

Мамину рукодельню я оставила напоследок. И правильно сделала. Стоило только зайти, как стало понятно, что именно здесь крылось сердце дома. На столе были навалены уже знакомые образцы тканей, среди которых выделялась одна — пепельного окраса. Та самая огнеупорная, промокаемая, отбивающая темные заклятья и клинки не хуже бронированной стали. Но вот сколько-нибудь нужных книг я не обнаружила. Видимо, всю информацию Леяш хранили в сокровищнице.

Осмотрев для надежности всю комнату, я с чистым сердцем вернулась в закрытый внутренний двор, к веранде. После темноты и прохлады дома было так приятно стоять на вечернем солнце, любуясь на угасающий свет, и я разрешила себе минутку отдыха прежде чем, открыла дверь в сокровищницу.

Лестница, на которую обрушилась моя змеюшка, была целиком засыпана золотом, и я счастливо вздохнула.

— Надо бы тут подмести, — сказала нежно.

Погладила золотишко и стала спускаться бочком, где виднелись краешки ступеней. Надо и впрямь принести веник и подметать по ступеньке в день в качестве стрессотерапии. Все люди, как люди, а у меня лестница баблом усыпана. Денежка к денежке.

К книге я добралась в состоянии глубокого опьянения. Первый-то раз я была в шоке, зато теперь оценила размах и высоту златых гор. Все-таки Леяш знали толк в удовольствиях.

Книга оказалась на том же месте, заботливо закрепленная на постаменте змеюшкой.

— Хранитель, — позвала я тихо. — Мне нужна книга редких зелий.

Змеюшки я все еще побаивалась, но сама я эту книгу год искать буду.

Хранительница не откликнулась, но с дальней полки выпала книга. Я с опаской приблизилась и подняла старый, полный пожелтевших листов фолиант. «Древние зелья, вышедшие из употребления» гласило название на выцветшей обложке.

— А можно мне еще зелье? Фурдо и Рацио. Мне бы они сейчас очень пригодились.

Наглеть так наглеть. Про эти зелья я вычитала еще в книге, подаренной мне Милошем на свадьбу, и прямо сейчас он бы очень мне пригодились.

Фурдо было сходно по своим признакам с человеческим энергетиком. Точнее с его макродозой. Оно позволяло работать на пределе сил с максимальной эффективностью, а спать лишь два часа в сутки. А Рацио помогало усваивать раз и навсегда любую информацию, прочтенную в период нескольких недель.

К моим ногам тут же выкатились два флакона. Розовый и зеленый, и я благодарно кивнув, спрятала из в карман накидки.

«Возьми книгу и возвращайся, для активации зелий требуется двенадцать часов, — приказал паучок. — Времени все меньше».

«Почему это? — удивилась я. — Времени у меня две недели без дня. Не сказать, что много, но и не так мало».

«Виве, — паучок впервые назвал меня по имени, и я замерла. — Даже с запечатанной территории можно выбраться силой артефакта, в который влита кровь Леяш. И прямо сейчас через лес идет человек с письмом для императора. Мы больше не может быть уверены, что у нас есть эти две недели».

С меня в два счета слетел легкомысленный настрой. В сердце закрался страх.

Несколько секунд я сидела, уставившись в одну точку, а после послушно взяла книгу и спросила:

— Эту книгу можно взять? На день.

— Мош-ш-шно, — едва слышно согласился хранитель, и я тут же поднялась.

Как я не спешила, а в дом Гирпа вернулась после часа ночи, едва не засыпая на ходу. На столе стоял давно остывший чай и блюдечко в печеньями. Дорин не было, а малышка Лиле свернулась клубочком на банкетке и сладко дрыхла. Я вытащила из сундуков отжатый в поместье Бельх толстый плед и накрыла ее поплотнее. Надо бы еще ей и подушку с нормальной кроваткой достать.

Устало сбросила старинное цветочное платье и тут же разложила его на кровати. Удивительная ткань. Ровное плотное плетение шелка, дающее блеск, рифленая мягкость поплина и невесомость. А отделка! Собранная в воланы лента с глянцем органзы и мягкостью газа, ловящая отблески светильников стеклянной прозрачностью. Нечто необычное.

В дверь легонько постучали, и я быстро спрятала и платье, и выпрошенную у змейки книгу с зельями под подушки, а сама завернулась в одеяло.

— Это я, вейра Леяш, — послушался мелодичный голосок вейры Фирре.

— Заходи, — разрешила тихо.

Вейра Фирре присела в изящном реверансе и тут же рассыпалась в извинениях:

— Простите, вейра, Дорин еще не закончила с заданием, могу я побыть вашей горничной в ближайшие дни?

Всего день назад я бы сказала нет, просто потому что принимать помощь по-кошачьи изящной и по-своему, по-женски высокомерной Фирре было неуютно. Но теперь я была Леяш.

Поэтому только снисходительно улыбнулась:

— Побудь.

Потом приложила палец к губам и повела глазами в сторону спящей Лиле, и вейра Фирре понятливо кивнула.

Она вынула из сундуков сорочку, расправила на кресле, а после стянула с меня одеяло. Всплеснула руками, запричитав шепотом:

— Отец-дракон! Что произошло с вами, вейра? Вы вся в ранах!

Я невольно опустила взгляд на руки. Даже в полутьме я видела прекрасно. Всего лишь красные полосы.

— Заживут, — небрежно дернула плечом. — Просто помоги мне с волосами.

— Помогу, конечно, но так оставлять нельзя!

Вейра Фирре вытащила из кармана маленькую баночку мази и, поймав мой взгляд, пояснила:

— Милош передал, он вернулся в ужасе и ждал вас до вечера, но его вызвали к раненым. Его теперь до утра не будет.

Вейра Фирре смазала уже и так зажившие раны, после расчесала и убрала волосы в косу, и снова схватилась за баночку:

— И на спине! Неужто с кошками сражались?

Я снисходительно улыбнулась, стойко перенося прохладное жжение мази на коже. Разве с кошками можно сражаться? Котики, они для жамканья, все знают.

В кровать заползла уже отчаянно зевая. Спать хотелось неимоверно, но слух еще ловил замирающий шепот:

— А генерал-то за вами ухаживает, вейра… Цветов вам в спальню наволок, конфеты где-то достал. Такая редкость!

Что может чувствовать женщина, за которой ухаживает машина для убийств? Она чувствует ужас густо смешанный с восторгом.