Хм. Неожиданно.
Впрочем, возможно у Дареша начались ролевые игры в холодность с ненаглядной Лети. Раньше в его игрищах роль отверженной и нелюбимой отводилась Эйвери, а теперь и зло сорвать не на ком.
«На границе с-с-суета, ифрис-с-сы зашевелились»…
Выкинув из головы странности Дареша, полностью сосредоточилась на рассказе хранителя, автоматически вычленяя странности и неурядицы.
Ифриты зашевелились. Более того, на превентивную атаку линии весьма неслабых дракониров, находящихся под командованием Дареша, не ответили. А около трех утра вступили в переговоры с мужиком в парандже, находящимся в стане командования.
Канцлер, отметила механически. Ифриты вступили в переговоры с канцлером, который сидел рядом с Дарешем за столом и, в отличие от Гроде, не требовал от него предоставления императорского мандата.
Ну почему Аш не видит очевидного?!
«А Фирре?»
Фирре, по словам хранителя, сидела не шевелясь, даже уснула сидя, съехав щекой на стену. С некоторым трудом под закрытыми глазами сформировалась чуть размытая картинка выпрямленной в тростник фигурки в черном. Белая, как молоко, с черными полукружьями недосыпа, с лихорадочно блестевшими глазами, Фирре не выглядела сломленной. Она ждала.
Канцлера, наверное, или Дареша.
«Ты научился показывать картинки, это очень удобно», — похвалила хранителя
«Хос-с-сяйка стала с-с-сильнее, Хос-с-сяйка прос-с-снулась».
Я невольно порозовела от похвалы. Это было приятно, особенно сегодня, когда по моему самолюбию прошлись два самца с плохими манерами. Что Дареш, что Аш. Две дурно воспитанные рептилии. Просто с одним из них я сотрудничаю, а второго просто ненавижу.
На часах пробило половину шестого утра, и я торопливо попрощавшись с хранителем, вышла из покоев.
Дом спал. Пройдясь по стеклянной галерее, опоясывающей дом, с неудовольствием оглядела кучку молодых дракониров, стоящую около кучи убитого зверья. Меня ждали.
Но… пусть подождут. Есть у меня одно, более важное дело.
Остальные драконы собрались почивать до обеда, пока в доме царила бесшумная невидимая суета. Пеклись булки, готовился плов, жарились зайцы и варился грог, служивший символом гостеприимства. Мрамор, натертый до озерного блеска, вспыхивал солнечными бликами, в вазах благоухали розы, кипенно-белые скатерти ложились на столы, ковры пахли лавандой и свежестью.
После краткой инспекции, я констатировала, что Гнездо готово приему незваных гостей и лицом в грязь не ударит. А если ударит, то явно не своим лицом, а чьим-то недовольным.
С независимым видом я прошествовала в старое крыло замка, закрытое на так называемый ремонт.
Открыла тяжелым ключом, спрятанным в каменной кладке, неприметную дверь, огляделась и юркнула внутрь. Это был единственный вход в подземные камеры из дома, и Леяш предпочитали его не рассекречивать.
«Усыпи охрану», — попросила хранителя, и тот согласно зашипел в ответ.
Аккуратно перебралась через наваленные камни, какие-то ящики и штыри, а после легко сбежала по винтовой лестнице вниз.
Аш потребовал, чтобы я сидела тихо, но… наши пути расходились все больше. В эту ночь я заглянула в бездну его искалеченного сердца и увидела всепоглощающую ненависть к Леяш. Ко мне.
Даже в постель со мной он ложился вынужденно. Чтобы я не впала в стазис, как большинство новообращенных дракониц. И мне нужно искать свой собственный путь спасения, не полагаясь на милость любовника.
К тому моменту, как я спустилась вниз, охрана уже сладко дрыхла, растянувшись прямо на полу.
Камеру от коридора отделяла прозрачная магическая завеса, созданная хранителем. Прочная, как стекло, надежная, как швейцарский банк. При такой и охрана не нужна, но я еще не настолько доверяла магии. Уж больно странные вещи она творит.
— Ты пришла, — Фирре резко поднялась с толстой скамьи, шатнувшись не то от слабости: не то от долгого сидения.
Глаза наполнились металлическим блеском, а на губах замерла победная улыбка:
— Я знала, что ты придешь, слабачка Виве. Неумеха Виве. Мямля, копоша и тварь. Вся в папу, правда?
Несколько секунд я молча смотрела на Фирре и молча изучала ее дрожащие в нетерпении пальцы, судорожно сглатывающее горло, расширенные зрачки. А я-то боялась, что не сумею ее разговорить, ха-ха.
Не канцлера она ждала, не Дареша. Все это время Фирре ждала меня. Она уже поняла, что никто из сообщников не придет на помощь. Ее использовали и выкинули за ненадобностью, как одноразовый бумажный платочек. Вполне возможно, это сделал человек, которому она верила, как богу.
— Разве у нас не один отец, сестра? — спросила тихо.
Фирре болезненно улыбнулась. Нижняя пересохшая губа треснула и по подбородку сбежала нитка крови.
— Догадалась…
— Конечно, — согласно кивнула. — Это было несложно. Кто-то открыл проход в Леяш ифритам, рассказал им, что генерал опоен Забвением, вырвал страницу из книги редких зелий. Кто-то рассчитал день, когда зелье достигнет пика и ослабит Аша настолько, что его можно будет, наконец, убить. И все это не потревожив хранителя. Такое доступно лишь человеку, имеющему в жилах кровь Леяш. Ты глупо поступила, рассказав мне о тайнике в кабинете.
Фирре некрасиво хмыкнула.
— Будь так, я давно бы прошла сквозь леяшскую магию, обманула бы этих недоумков, — она кивнула на посапывающую стражу. — И ушла. И век бы меня не нашли.
— О, я знаю, но тебя по странной случайности посадили в камеру, где держали отступников рода, — сказала оживленно. — Удивительное совпадение, правда?
Едва договорив, я прямо через завесу схватила Фирре за руку и чиркнула по пальцу острой кромкой кольца. Кровь капнула на центральный камень, и тот предсказуемо загорелся алым, признавая родство.
Сестрица совершенно по-девичьи взвизгнула и тут же отдернула руку. Правда не поднесла ранку ко рту, а спрятала в складки платья.
— Надеюсь, ты сдохнешь в муках, чертова иномирянка, — прошипела со злобой. — Сдохнешь, как сдохну я сама.
От манер и графского высокомерия не осталось и следа. Передо мной стояла разъяренная фурия, не стесняющаяся в выражениях и средствах достижения цели.
— Что ты вообще знаешь о моей жизни! Что ты…
Вообще знаешь.
Она родилась в месяц сбора семян, под самую зиму и первые три года почти не выходила за пределы маленького дворика. А к трем годам к ним во флигель пришел лощеный вейр в черном сюртуке. Маленькая Фирре его боялась, но тот, не обращая внимания на ее плач, сажал ее на колено и клал в руки черный сгусток.