Его рука непроизвольно обхватила тонкую шею Кэтрин, приподняла ее голову. Она бесстрашно смотрела, в темное тонкое лицо. Побелевшие от злости складки около его губ яснее всяких слов говорили о его ярости. Помимо своей воли она презрительно усмехнулась:

— Что же тебя останавливает?

Она почувствовала, как при этих словах расслабилось его тело, по-другому заблестели глаза, губы медленно изогнулись в чувственную улыбку. Его руки оторвались от шеи и скользнули к тонкой талии.

— Нет, нет, моя маленькая любовь, если бы я убил тебя, ты бы снилась мне до конца моих дней. Мне нужно, чтобы ты была там, где я хочу и когда я хочу, ты же не станешь отрицать, что нас влечет друг к другу.

Он снова закрыл ей рот поцелуем, поднял и отнес на кровать. У нее кружилась голова, закипала кровь, крепло желание, торопливо отвечая настойчивой страсти Джейсона. Все развивалось стремительно, без долгих ласк, его тело быстро слилось с ее, будто какая-то сила толкала их друг к другу. И сейчас их любовная страсть друг к другу была полной и законченной. Позже, когда они лежали на постели, прильнув друг к другу, Джейсон пробормотал около ее уха:

— Почему у нас все происходит именно так? В его голосе слышалась боль, и Кэтрин, глядя блестящими от страсти глазами на потолок, мучительно искала ответ.

Губы Джейсона скользили по ее шее, подбородку, руки, до того причинившие ей боль, теперь излучали тепло и нежность.

— Почему мы так обижаем друг друга? Стоит мне дотронуться до тебя, и мир уже для меня не существует. В этот момент я могу простить тебе абсолютно все, но и я знаю, и ты тоже, что не пройдет и часа, как мы опять будем царапаться, и каждый из нас будет стараться пролить кровь первым.

Джейсон говорил тихо, больше для себя, чем для нее, а Кэтрин, слушая этот грустный монолог, таяла от любви. Ее пальцы медленно и ласково гладили его голову, наслаждаясь одним прикосновением к его волосам. Впервые ею руководила не страсть, а любовь, но этого не замечала ни она, ни он.

Как будто устыдившись взаимного влечения, Джейсон вдруг вскочил и начал одеваться; не осталось даже следа того настроения, которое только что владело им. Лицо его приняло обычное саркастическое выражение, и это убило те слова, которые уже были готовы слететь с губ Кэтрин.

Она быстро выскользнула из постели, молча, как и он, оделась. Что бы ни стояло за этим, но сеанс самоанализа подошел к концу, настало время привычной холодной враждебности.

Первая неделя в Терр дю Кер была для Кэтрин калейдоскопом различных впечатлений. Джейсон добросовестно знакомил ее со своими владениями. Сразу же возникла проблема одежды для верховой езды. Первые несколько дней она страдала от жары, поскольку для прогулок верхом у нее были лишь элегантные костюмы, сшитые во Франции. Однажды утром, глубокомысленно поглядев на ее лицо, залитое потом, Джейсон распорядился отнести в ее комнату сундук.

Кэтрин обнаружила в нем одежду, которую когда-то носил юный Джейсон. Многое из этой мужской одежды было ей ни к чему, но в сундуке она нашла несколько пар почти что новых брюк, которые неплохо сидели на ее тонкой фигуре, там же оказались белоснежные льняные и шелковые рубашки. С помощью слуг одежду подогнали по фигуре, и с тех пор Кэтрин ездила верхом только в брюках и рубашках Джейсона.

Ей очень нравились эти поездки по плантации. Он показывал ей то, что считал важным, рассказывал о всех видах работ, так что с этой стороной его жизни она ознакомилась быстрее, чем разобралась в кладовых.

Эта Кэтрин не сильно отличалась от той, что носилась по холмам Лестершира на Шебе. Она пришла в восторг от большой кирпичной конюшни, пропахшей свежим сеном, от тех новых белых зданий, в которых находились лошади, купленные в Англии. Джейсону пришлось уводить ее оттуда почти силой. Уходя, она заметила лошадь, которая показалась ей знакомой, но она не стала задерживаться, решив, что это просто игра воображения. Кэтрин была по-детски счастлива, что снова ходит по конюшням, загонам, останавливается, чтобы со знанием дела поговорить с людьми, которые там работают. Лица Джейсона не покидала снисходительная улыбка, но часто она поражала его меткими вопросами, которые задавала конюхам, знанием тонкостей разведения породистых лошадей. Втайне Джейсон надеялся, что когда-нибудь Терр дю Кер прославится на всю страну своими породистыми животными.

Тем утром они медленно шли к последнему из новых зданий, предназначенных для жеребых кобыл. Оно стояло отдельно от других, на краю большого луга, где уже паслись несколько грациозных кобыл с длинноногими жеребятами.

Кэтрин шла, опираясь на его руку, ее лицо, защищенное от солнца широкополой шляпой, светилось от счастья.

— Ах, Джейсон, как все чудесно. Здесь даже красивее, чем в Хантерс Хилле, я никогда не думала, что увижу такое место.

— Хорошо, — сухо ответил он. — Помни, что теперь это твой дом.

На минуту на ее лицо набежала тень. Она задумчиво спросила:

— Мы никогда не вернемся назад? — Внезапно ее осенило:

— А что будет с моими землями? Я надеюсь убедить Рэйчел остаться в Америке, но кто же будет управлять владениями в Англии?

— Мы можем поручить твою собственность какому-нибудь хорошему агенту по недвижимости, — осторожно предложил Джейсон. — Кроме того, у меня есть родственники в Англии, которые смогут присмотреть за всем. Не беспокойся, тебя не обманут. Я полагаю, время от времени мы будем посещать Англию, проверять, как идут дела. Кто знает, — дерзко закончил он, — может быть, у нас будет ребенок, который предпочтет Англию Америке.

Она вскинула на него глаза, потом спокойно спросила:

— Тебя огорчит, если он так решит? В конце концов, твои корни здесь.

Он посмотрел на ее серьезное лицо, усмехнулся, провел пальцем по прямому маленькому носу.

— Моя дорогая женщина, я собираюсь иметь так много детей от тебя, что даже если некоторые из них отправятся в Англию, я думаю, что достаточно останется и для Терр дю Кер!

Разрываясь между желанием ответить смехом на его самодовольное утверждение и болью, что он так открыто говорит, зачем она ему нужна, Кэтрин сумела изобразить безрадостную улыбку и отрывисто сказала:

— Не стоит говорить об этом! Покажи мне лучше, что ты построил для рысаков.

Место для выезда за небольшим леском было уже расчищено и огорожено деревянным забором. С сомнением оглядев его, Кэтрин спросила:

— Ты действительно собираешься разводить эти породы и объезжать их здесь?

— Хм, почему бы и нет? С чего-то всегда все начинается. Кроме того, моя недоверчивая мадам, лошади — единственное мое хобби. Не беспокойся, они не съедят твой хлеб ч маслом.

— Я вовсе не беспокоюсь о финансовой стороне дела, и ты это знаешь!

Почему ты переворачиваешь все, что я говорю?

Глядя в ее разгневанное лицо, он мягко пояснил:

— Потому, моя дорогая, что наши мысли редко совпадают. Я просто автоматически решил, что ты подумаешь именно так. Если ошибся, прошу прощения.

Не желая начинать еще один бесполезный спор, она направилась к конюшне для кобыл с жеребятами.

В лесу был тенисто и прохладно, остро пахло сосновой хвоей. Кэтрин шла по узкой тропинке, поглядывая на роскошный ковер трав и цветов по бокам от нее — флоксы, астры, мята. Кое-где еще остались цветы желтого жасмина, цветущего весной, да и сама она, в соломенной шляпе и платье бледно-лилового муслина, была похожа на лесной цветок.

Подойдя к конюшне, Джейсон пошел внутрь, а она чуть задержалась снаружи. Потом вошла, оглядывая стойла. Джейсон жду ее около последнего, прислонившись к стойке, засунув руки в карманы и скрестив ноги. Несмотря на его хорошее настроение, рядом с ним Кэтрин всегда держалась напряженно, но вдруг движение лошадей в стойле рядом отвлекло ее внимание.

Увидев Кэтрин, кобыла отвернулась от длинноногого жеребенка и повернула к ней свою блестящую черную голову. Застыв, Кэтрин не верила своим глазам.

— ШЕБА! — Как во сне, она подошла к лошади поближе, почти не веря глазам, провела рукой по теплой черной шелковистой шее, потом повернулась к Джейсону. Ей хотелось задать ему дюжину вопросов, но она не знала, с чего начать.