Пробормотав проклятие, он перебросил ее через седло и вскочил сзади сам.

— Это дорого обойдется тебе, Давалос. Если бы лошадь была жива, вы могли бы двигаться быстрее. В ответ он рявкнул прямо ей в ухо:

— Тихо, сука! Ты доведешь меня до того, что я вырву твой язык!

Но Кэтрин лишь засмеялась.

— Я не боюсь тебя! Ты ничего не выиграл, убив лошадь. — И радостно добавила:

— Думаю, что сегодня ты потеряешь время.

Действительно, в этот день они проехали гораздо меньше, чем раньше. Все ее надежды проснулись, когда она увидела, что на ночь ей разрешили спать прямо у костра. Давалос ограничился тем, что связал ей руки впереди. Очевидно, каждая пройденная миля придавала ему уверенность. Прикрыв глаза, Кэтрин наблюдала, как бледнел свет от костра. Когда она оказалась в темноте, все солдаты, кроме часового, который сидел, прислонившись к дереву, уже спали.

Она быстро нащупала нож и разрезала веревки на руках. Потом, стараясь не шуметь, сложила одеяло так, что оно походило на спящую фигуру. К тому времени, когда солдаты проснутся, она будет за много миль отсюда. Сжав в руке нож, она внимательно оглядела спящий лагерь.

Расседланные лошади были привязаны в два ряда между деревьями. К несчастью, именно там и сидел часовой. Первый раз она почувствовала, что ей страшно. Убить человека всегда трудно, но сделать это хладнокровно, подкравшись, вонзить нож в его незащищенное горло — это было страшнее, чем она предполагала. Тем не менее она, сделала это!

Мужчина лишь слегка захрипел перед тем, как умереть. Сотрясаемая дрожью, она усадила тело около дерева в позе спящего человека. Несколько мгновений сузившимися глазами Кэтрин наблюдала за спящим Давалосом, но поняла, что это слишком большой риск, и легко скользнула к деревьям, где были привязаны лошади.

Осторожно отвязав одну из лошадей, с сильно бьющимся сердцем, на ватных ногах, она повела лошадь из лагеря, заставляя себя идти медленно и бесшумно, чтобы не разбудить спящих испанцев. Наконец, почувствовав себя в достаточной безопасности, она вскочила в седло и лошадь заплясала под ней. Кэтрин прислушалась — со стороны спящего лагеря не доносилось ни звука.

Как она была благодарна тем годам, которые провела с цыганами! Они научили ее многому. Теперь она была одна во враждебной чаще, но у нее было оружие — ее нож, и единственное преимущество — неустрашимость.

Кэтрин без труда нашла следы, но продолжала сдерживать лошадь и, только пройдя по тропе почти милю, решила пустить лошадь вскачь.

В другой ситуации ее восторгала бы такая бешеная скачка в лунном свете, когда лошадь летела стрелой между высокими пахучими соснами. Но за ее спиной остались разрушение, ужас и, возможно, смерть.

Кэтрин благодарила Бога, что яркий лунный свет освещает тропу, и она может ехать так быстро. Стремясь как можно дальше уехать от Давалоса, она должна была рассчитывать силы, и свои, и лошади, поэтому она то ехала шагом, то переводила лошадь в галоп, то снова давала ей отдохнуть.

Она ехала уже около двух часов, неустанно следя за приметами, оставшимися в памяти. Озираясь в поисках громадной мертвой сосны, возвышавшейся над лесом, она вдруг почувствовала чье-то присутствие.

Сначала она подумала, что ошиблась — не было слышно ничего, кроме шагов ее лошади, потом явственно прозвучал топот за спиной. Она яростно оглянулась, вонзила каблуки в бока лошади и полетела на головокружительной скорости. Спиной чувствуя, что преследователи нагоняют ее, она лишь подгоняла лошадь. Внезапно, подскакав к повороту, Кэтрин вылетела из седла, потому что животное на полной скорости налетело на полусгнившее бревно, которое лежало поперек дороги. Оба они взлетели вверх. Лошадь ободрала колени о землю, а Кэтрин с глухим стуком рухнула в нескольких футах впереди нее.

Еще минуту она была в сознании, потом мучительная боль полоснула ее внизу живота, и она успела подумать: Боже, я теряю своего ребенка!

Еще не придя в сознание, она уже знала, что потеряла ребенка. Ужасное чувство потери пересилило все остальное. Она даже не поняла, что кто-то держит ее на руках. Когда это до нее дошло, Кэтрин, как животное, почуявшее опасность, сначала замерла, а потом начала яростно вырываться из рук, не осознавая их нежного, заботливого прикосновения. И она не слышала обращенных к ней слов.

Потом только до нее дошел их смысл.

— Шшш, котенок. Лежи тихо, любимая. Ты ушиблась, дорогая. Не вырывайся так, ну пожалуйста, любовь моя.

Недоверчиво оглядевшись, она увидела над собой тонкое лицо.

— Джейсон?

Неподдельное изумление этого возгласа заставило его криво улыбнуться, хотя сейчас меньше всего ему хотелось смеяться. Дотронувшись губами до ее лба, он тихонько сказал:

— Да, моя маленькая злючка, это твой нелюбимый муж, но ты теперь в безопасности, ты со мной.

— Не нелюбимый. — Как уставший ребенок, который слишком много перенес, она положила голову ему на грудь и обессиленно замерла.

Почувствовав, что она опять теряет сознание, Джейсон бережно положил ее на одеяло, которое тут же распаковал и бросил на землю Пьющий Кровь. Глядя на лежащую Кэтрин, Джейсон мрачно сказал:

— Должно быть, она потеряла ребенка, а теперь теряет кровь. Я должен быстро доставить ее куда-нибудь, где она будет в покое и безопасности, сейчас ее нельзя перевозить: она может умереть от кровотечения.

Он сказал вслух то, что и так было, ясно им обоим при виде белого лица Кэтрин. Пьющий Кровь молча переводил взгляд с нее на бесстрастное лицо Джейсона, который размышлял, что же им делать.

— В нескольких милях отсюда есть охотничий домик, совсем небольшой. Найти его трудно, во всяком случае, Давалос определенно его не обнаружит. Там я смогу удобно устроить ее. После этого ты вернешься в Терр дю Кер и как можно скорее приедешь сюда с другими мужчинами, чтобы у испанца пропала охота впредь встречаться с нами.

Пьющий Кровь нахмурился, и Джейсон, предчувствуя его возражения, быстро сказал:

— Не беспокойся обо мне и Кэтрин. Хижина укрыта в маленькой долине, я построил ее одной зимой, когда хотел попробовать свои силы в охоте. Хижину трудно найти, даже если попадешь в долину. Там мы будем в безопасности.

Без лишних слов они собрали вещи и вскочили на лошадей. Джейсон ехал, прижимая к себе Кэтрин, за ним следовал Пьющий Кровь, уничтожая все следы. Долину действительно было трудно найти даже Джейсону. Пьющий Кровь одобрительно оглядел склоны, поросшие густым лесом. По долине протекал чистый ручей, берущий начало в кристально чистом голубом озере на северном краю долины. Джейсон построил хижину на берегу озера, хижина была маленькая, всего на одну комнату, но сейчас лучшего приюта было не сыскать.

Пока они наводили в ней порядок, наступил день. Очнувшись, Кэтрин обнаружила, что лежит на удобной деревянной кровати.

Она приподняла голову и осмотрелась. В комнате был маленький камин из камня, два сосновых стула и небольшой стол стояли у стены напротив, окно над столом было открыто, впуская в комнату прохладный свежий воздух.

Осмотр занял у нее все силы, и Кэтрин опустила голову на подушку. Она закрыла глаза и слабым голосом позвала Джейсона. Вряд ли он услышал ее зов, но словно почувствовал, что она проснулась, и через секунду открыл дверь.

На нем были брюки и куртка из оленьей кожи, его мокасины не издали ни звука, когда он подходил к кровати, где лежала Кэтрин. Открыв глаза, она смотрела на него со смешанным чувством любви и разочарования — обычное невозмутимое лицо мужа, однако голос был сочувственно теплым, когда он спросил:

— Тебе лучше?

Она медленно кивнула, не сводя с него глаз.

— Я потеряла ребенка, да? — спросила она. Джейсон кивнул, нежно сказав:

— Это не имеет значения, котенок. Дети у нас еще будут, сейчас главное, чтобы с тобой было все в порядке.

— Не будет, ты же Знаешь, — подчеркнула она, чтобы все было ясно.

Он озадаченно нахмурился.