На пол сыпались, поблескивая, белые крупицы. Лиз ближе присмотрелась к побледневшему, искривленному лицу матери, покрытому мукой.
— Сюзан… — пролепетала Мэри, — идем, я дам тебе шоколадный пирог…
— Я — Лиз!
Из-за муки морщины углубились. Мэри была похожа на древнюю старуху. Белый кусок, похожий на мокрый снег, упал на ее колено. Она стала безмолвно рассматривать его, будто не соображая, что это и почему липнет к пальцам.
— Другая дочь, мама… я другая… — судорожно прошептала Лиз.
Мэри вытянула шею.
— Там Бобби, — сказала Лиз. — Он войдет сюда.
— Она здесь?
— Нет, мам, он на улице.
— Сюзан на улице?
— Она же умерла! Верно?..
— А, Лиз, это ты, — с пьяной улыбкой произнесла Мэри. — Я и не знала…
— Да, это я.
Мэри посмотрела на дочь, постепенно возвращаясь к реальности. Сперва чуть прояснился взгляд: она внимательно разглядела волосы и мягкие щеки Лиз. Затем ее испуганный взгляд метнулся к двери чулана. На крючке висел кусок ленты и детский плащик.
— О нет…
— Ма-ам?
Обезумевшими глазами Мэри осмотрела каждый угол, что-то выискивая. Но ведь сейчас, кроме них двоих, здесь никого не было, верно? Она закрыла глаза, глубоко вдохнула несколько раз и на мгновение забылась. Очнувшись, Мэри полностью пришла в себя.
— О…
Нервно рассмеявшись и взглянув на мокрую одежду, Мэри омертвевшими пальцами начала стряхивать с себя муку, пока не удалось более-менее очи стать джинсы и красное вспухшее лицо.
— Ты давно здесь? — спросила она. — А я тут прибиралась и уснула. — Мэри виновато улыбнулась. — Это из-за вина.
— Ты уверена?
Мать пожала плечами.
— Ты не поможешь мне закончить здесь?
— Тут был кто-нибудь? — настороженно спросила Лиз.
— Ты, кто же еще?! Мы ждали тебя.
— Мы?
Теплая капля потекла вниз по ноге, но Лиз даже не почувствовала.
— Ах, я так сказала? — прочирикала Мэри.
Лиз вдохнула. Уплотнившийся мокрый воздух кольцом смыкался вокруг нее. Казалось, она захлебнется, если проглотит хоть одну его молекулу.
— Мам, мне страшно…
— Почему, милая? — Мэри была крайне удивлена.
— Здесь настоящий погром.
— Знаю, поэтому и навожу порядок.
Подойдя к тумбочке, Мэри принялась укладывать в нее вещи Сюзан: старые платья, среди которых Лиз узнала и те, что сама когда-то носила; футболки, так и не добравшиеся до благотворительной организации; детские вещички и, наконец, белый свитер, который Мэри поднесла ненадолго к лицу, прежде чем положить в нижний ящик.
На матери была надета широкая кофта, и только сейчас увиденное на близком расстоянии повергло Лиз в такой ужас, что она зажала рот рукой и прикусила все пальцы. Несмотря на толстый хлопок, она разглядела ореолы маминых сосков, очерченные следами, похожими на маленькие мокрые зубки, на укус, оставшийся… от какого-то сна?.. Тот, кто причинил Мэри боль, прятался сейчас здесь, в подвале. Лиз вскрикнула, пытаясь выбросить из головы догадку слишком страшную, чтобы позволить ей задержаться.
— Мамочка, я люблю тебя, — надрывно сказала она. Слова сами собой вылетели. Лиз не успела даже понять, насколько они правдивы.
— Что, прости? — переспросила Мэри, отвлеченно разглядывая места протечки на потолке, затем — мокрый пол, оставшиеся неубранные вещи, дверь подвала.
— Ничего. Забудь.
Мэри обняла себя за талию, потом, разведя руки, посмотрела еще раз на пол и встала перед Лиз на колени.
— Ты лучше иди.
— Мам, — сдавленно сказала Лиз, проглатывая слезы. — Он никогда не любил меня.
— Ну, что за ерунда. Как тебя-то не полюбить? О ком ты?
— Бобби. И это моя вина.
— Нет, малыш, неправда! Ты ничего плохого не сделала.
— Лучше бы это я умерла.
Мэри мягко приподняла подбородок Лиз.
— Может, тебе остаться сегодня у Бобби? А то я сама не своя. Боюсь, тебе это не пойдет на пользу.
— Уйти?
— Пока дождь не прекратится.
— А как же ты? Я не могу тебя оставить!
Мэри покачала головой.
— Нет, так будет лучше.
— Мама, но это же неправильно!
— Хорошо, — вздохнув, сказала Мэри, — если не ладишь с Бобби, можешь побыть в церковном приюте.
— Нет, ты не понимаешь. Это же притворство, мама! Мы обе делаем вид, что не чувствуем ее. Ты спишь в комнате, где раньше спал папа, я — где Сюзан. А теперь нас только двое, но они будто еще здесь, хотя мы притворяемся, что нет. Мы играем в «двоих», но нас было четверо! Четыре человека, мама!
— Так, с меня довольно. — Мэри захлопнула нижний ящик. Теперь все вещи были убраны также, как перед уходом Сюзан из дома.
— Кажется, мне дурно. Попрошу Бобби позвонить отцу, чтобы он приехал.
— Нет, Лиз, тебе нормально. И вообще все в порядке! Я выпила много вина, устроила хаос наверху и сейчас пойду все убирать. Никому не звони.
Опустив глаза, Лиз увидела кусок голубой ленты, болтавшийся в воде. Оттуда исходил спертый запах чего-то испортившегося, мертвого. Лиз показалось, что палевой груди Мэри проступила кровь. Господи, подумала она, хоть бы галлюцинация.
— Я должна сказать Бобби.
— Ничего не надо делать.
— Но ты убрала ее одежду!
— И что с того?
— Ма-ам, — умоляюще протянула Лиз.
— Я устала от нашего разговора.
— Но…
— Это не для посторонних глаз, Элизабет. Я не позволю тебе водить в наш дом чужих людей.
Лиз моргнула, и комната будто изменилась. Вода под ногами стала теплее, спокойнее. Это же родной дом, в конце концов. Обычный, построенный из дерева и цемента. Женщина перед ней — любимая мама. За окном — дождь, ежегодное событие. Кухня превратилась в кондитерскую, сестра умерла, и запах ее гниющего трупа Лиз ощущала прямо сейчас. Вот и все, ничего особенного. Лиз, не волнуйся, ведь ничего нельзя поделать.
— Я скажу, что ты дома, и пусть едет без меня.
— Ничего не говори ему! — приказала Мэри.
Поднявшись наверх, Лиз застала в кухне Бобби. Она надеялась, что сейчас он крепко обнимет ее, скажет, что любит и всегда защитит, но этого не произошло. Она обвела рукой завалы печенья и торт.
— Она пьяна. Судя по всему, дошло до навязчивых идей.
— Боже… — на выдохе произнес Бобби.
Лиз заметила, что он смотрит на торт, и это напомнило ей вечер в квартире Сюзан — как расширились его глаза при виде убогого жилища. Похоже, он начал постепенно привыкать.
— Я слышал ваш разговор внизу, — сказал он. — Я не нарочно. Зашел узнать, нужна ли помощь, и до меня долетели слова Мэри.
— Она не виновата. Просто неважно себя чувствует.
Бобби взял со стола полусырой торт и показал им на Лиз.
— Да, конечно, это твоя вина. Во всем. Атомная бомба — тоже ты?
Когда он захотел поставить пирог на место, тот прилип к его рукам. Несколько секунд Бобби отчаянно боролся с кулинарным шедевром, но он будто прирос к пальцам. Кухня, идиотские реплики Бобби — вся абсурдность ситуации окончательно вывела Лиз из себя.
— Нет, это Эйнштейн! Ты сам рассказывал мне, когда тебя волновало, где же русские продают ядерное оружие и кто позволит взорвать Бедфорд!
— Не смешно, — разозлился он.
«О, зато тебя слушать — одно удовольствие! — подумала Лиз. — Ты не понимаешь, что происходит? Неужели ты и вправду такой наивный?!»
Она подошла к нему, хрустя кедами по засахаренному полу, но Бобби отстранился.
— Мы должны позвонить папе.
— Нет.
— Почему?
— Уезжай. Обед ведь скоро? Не прощу себе, если ты его пропустишь.
Бобби стоял молча, и, снова ощущая в воздухе присутствие Сюзан, Лиз была уверена, что он тоже чувствует ее.
— Это очень плохо, — сказал он, задержав взгляд на торте.
— Ерунда, забудь. Ты же бросил меня, помнишь?
Он пристально посмотрел на Лиз, и она опустила глаза.
— И тебе, похоже, нравится.
— Что?..
— Ничего, просто этим ты не выделилась.
— Заткнись.
Бобби провел рукой по волосам, собираясь еще что-то сказать, но сдержался. Он снова посмотрел на торт.