Плакала ли она по себе или по Нане? Старая женщина любила Энни, была добра к ней, она тоже будет скучать по бабушке. Она была незыблемой, как скала, Нэн Ливингстон. «Господи, прости ей все прегрешения!»

Утомленная, Энни встала с кровати. Комната была холодной, но девушка не стала беспокоить служанку, чтобы затопить камин. Она порылась в одежде в поисках чего-нибудь подходящего для траура. Наконец, остановилась на тяжелом черном креповом платье, отделанном собольим мехом.

Платье и креповая вуаль на шляпке, черные перчатки и носовой платок с черной каймой должны были придать ей подобающий случаю вид. Не то чтобы ее заботило завещание Наны. «НСУ Трэйдерс» может катиться к черту со всеми ее заботами! Энни и так слишком добросовестно вникала во все запутанные моменты предприятия, включающего в себя не только морскую торговую компанию, но и два овцеводческих ранчо, четыре фермы на реке Хоуксберри, многочисленные склады «Нью-Саут-Уэлс Бэнк» и серебряные рудники на Брокен-Хилл, выкупленные в последнюю минуту, когда несостоявшийся жених Дэниел внезапно как в воду канул.

Теперь, неся на своих плечах груз забот «НСУ Трэйдерс», Энни понимала оказываемое Дэниелом сопротивление бабушкиным манипуляциям. Энни ощутила невольное уважение к брату за его уход из дома.

Она желала только своей половины наследства, оставленного родителями: ранчо Время Грез. По достижении двадцатипятилетнего возраста она получила бы его в любом случае, а Дэниелу отошло бы второе — Никогда-Никогда.

Но так получилось, что ни Время Грез, ни Никогда-Никогда стали недоступны. Мистер Виттенс пояснил, что оба ранчо являются неотъемлемой частью «НСУ Трэйдерс». Скрестив на выпирающем брюшке руки и нацепив на нос очки, пожилой человек сообщил эту новость самым бесстрастным голосом, который присущ только адвокатам:

— Пока ваша бабушка оставила вам и вашему брату пятьдесят один процент пая в компании, вы должны понимать, что, как закрытая корпорация, «НСУ Трэйдерс» контролируется Советом Директоров, распределивших между собой тридцать один процент.

Энни оперлась на набалдашник слоновой кости складного зонта.

Виттенс прочистил горло:

— Рональд МакИннес хочет получить контрольный пакет акций компании. — Девушка замерла.

МакИннес был деловым партнером Джеймса Бальзаретти. Это его дочь Кэролайн Нана пыталась сосватать за Дэниела.

Иметь контроль над «НСУ Трэйдерс» было давнишней заветной мечтой МакИннеса все это время.

— И остальные четыре члена Совета Директоров на его стороне?

Глаза Виттенса широко раскрылись:

— Прочно, — в его голосе послышалось уважение, которого раньше не было. — МакИннес — хитрый и жадный шотландец.

— Я хотела бы иметь список всех акционеров и размеры паев каждого из них. Лицо Виттенса растянулось в улыбке:

— В конце дня я отошлю вам в контору все необходимые бумаги.

Если бы она только знала, где сейчас Дэниел. Но тогда, чью сторону он бы принял? — МакИннеса или ее? Ответ очевиден: Дэниелу не было никакого дела до «НСУ Трэйдерс». Более того, он ненавидел сестру. Может быть, Энни заслужила его ненависть? Господь свидетель, она совершила достаточно ошибок для того, чтобы он ее возненавидел.

Редакции, как и пабы, служили прибежищем только для мужчин. Служащий в переднике бросил из-за конторки на Энни насмешливый взгляд. Она постаралась отогнать беспокойство и закрыла зонтик. Июльский зимний тяжелый дождь сразу же промочил ее до нитки.

Энни толкнула полуоткрытую скрипучую дверь. Подражая царственному выражению Наны, она продефилировала мимо газетчиков, работавших в нарукавниках и сдвинутых на затылки шляпах. Пренебрежительно приподняла подол юбки, чтобы ненароком не задеть плевательницы, скомканные бумажки и очистки карандашей, в изобилии рассыпанные по полу. В редакции пахло типографской краской и дешевыми сигарами.

Написанный от руки плакат извещал о том, что за дверью находится Райан Шеридан, издатель и владелец «Сидней Диспэтч». Газета была маленькой и прилагала все усилия, чтобы выжить в конкурентной борьбе с «Сидней Геральд», принадлежавшей семье Рэндольф.

Не ожидая, пока о ней доложат, Энни широко распахнула дверь. Борясь со своей грозной бабушкой, Энни многое узнала о вариантах поведения в подобных случаях. Воевать только на территории противника и использовать элемент неожиданности — вот два самых эффективных способа ведения войны.

— Доброе утро, мистер Шеридан, — она сделала ударение на последнем слоге. Человек за грубо сколоченным столом поднял на нее пронзительный взгляд.

Вся ее уверенность готова была улетучиться. Энни слегка стукнула по столу кончиком своего зонта так, будто хлестнула арапником наглеца, оскорбившего ее достоинство.

Иначе она не смогла бы удержать внимание Шеридана. Только нарушив тишину. Серо-стальные глаза издателя лишь подтверждали это.

— Я терпеть не могу ждать, мистер Шеридан, и потому не хочу, чтобы о моем приходе докладывали.

В наступившей тишине Энни услышала тиканье дешевых манчестерских часов на столе.

Шеридан медленно поднялся, длинный и тощий, со спокойствием и самообладанием йога: если верить сиднейским слухам, то он увлекался йогой.

Вдовец, прибывший со второй волной ирландских иммигрантов, бежавших от очередного голода, Райан Шеридан выглядел человеком много повидавшим и никого и ничего не боявшимся.

В свои тридцать с небольшим он имел абсолютно черные волосы без каких-либо изъянов в прическе, прямой жесткий рот, в данный момент с небольшими желобками по краям от безуспешной попытки вспомнить подходящую случаю фразу. Он попробовал улыбнуться, и фраза нашлась сама собой:

— Если бы я знал, что вы ждете, я бы… Его легкое очарование встревожило Энни, и она использовала свою козырную карту-игру в оскорбленное достоинство.

Не дожидаясь, пока он обойдет стол, чтобы предложить стул, она уселась во вращающееся кресло, упершись кончиком зонта в пол:

— Представляю, вы нашли бы причину, чтобы не принять меня.

Он приподнял левую бровь:

— И почему же я сделал бы это? Набрав в легкие побольше воздуха, Энни перешла в атаку:

— Потому, что вы отдали свой голос за Дональда МакИннеса. Он опять сел за стол:

— Итак, вы переменили свое решение и хотите стать главой компании?

От удивления девушка вздрогнула, видимо, человек, сидящий за столом, не только перехватил инициативу, но и знал о ней гораздо больше, чем она о нем. И все же сохранила официальный тон:

— Я не объявляла о своем решении, мистер Шеридан.

Он улыбнулся. Но Энни была недостаточно легковерна, чтобы довериться его коварной улыбке.

— Не публично. Но насколько я могу судить, бабушке — часто.

Ее ладони в шерстяных перчатках вспотели.

— Вы были близким другом моей бабушки?

— Деловым партнером.

Его лаконичность раздражала. «Сидней Диспэтч» не входит в список состояния бабушки.

Он скрестил пальцы. Энни заметила, что его длинные, тонкие пальцы испачканы в чернилах, хотя ногти выглядели холеными. Шеридану, видимо, нравилось поддразнивать ее:

— Миссис Ливингстон не имела доли в моей газете.

Девушка нахмурилась:

— А как же ваши собственные шесть процентов в «НСУ Трэйдерс»? Этих денег вполне достаточно, чтобы пять раз купить вашу газету с потрохами.

— Допустим.

Энни наклонилась вперед, скулы свело от напряжения.

— Мистер Шеридан, скажите просто, в чем состояла суть ваших деловых отношений с моей бабушкой?

— Мы могли бы обсудить это в другое время. У вас есть еще что-то ко мне?

Она не знала, как продолжить. Минутное колебание определило ее последующие слова:

— Я беспокоюсь о судьбе компании, — помолчав, добавила, — вы знаете, моя бабушка была единственным человеком, способным хоть как-то воздействовать на меня. Но вряд ли я позволю кому-нибудь сделать это в будущем. Мне нужен контрольный пакет. Двадцать пять процентов моего брата помогли бы мне его заполучить, но брат, к сожалению, до сих пор не дал о себе знать.