Остановились мы, когда подкравшиеся сумерки сделали дальнейшую работу невозможной.

Но наши приключения на этом не закончились. Глаза у обоих горели азартом, и мы пошли в наш домишко, оценивать запасы имеющегося у меня для переливки лома цветных металлов. И явились аккурат к новому пиршеству. На сей раз, уже в нашем дворике, был накрыт стол, во главе которого сидел Лга’нхи с десятком каких-то дюжих мужиков бандитского вида. Вокруг бегали утрешние тетки, поднося куски свежезажаренного мяса, сыра, плошки с кашей и кувшины с пивом и молоком. Осакат дирижировала тетками, скромно сидя в сторонке.

Я, признаться, увидев мужиков, малость заробел. Уж больно они мне напоминали моих степных соплеменников своими широченными плечами и кровожадным выражением глаз. Задница просто-таки заныла в ожидании очередного пенделя. Однако мужики явно сами заробели при виде меня и дедка Ундая и быстро очистили нам «парадные» места возле Лга’нхи.

Познакомились, выпили, пожрали… Запахи горячей пищи вдруг как-то резко разбудили во мне зверский голод, что и говорить, последний раз я ел сутки назад. Так что некоторое время работали исключительно мои челюсти… а мужики почтительно смотрели, как я изничтожаю козлятину. Напротив меня Ундай, видимо, не уверенный в крепости своих зубов, налегал на кашу и сыр, запивая все это молоком… Он налопался первым, и пока я еще обгладывал кость, уже успел поведать отобранным в поход воинам про страшную вундервафлю, которую мы с ним (!) сегодня придумали. Скромностью Ундай не злоупотреблял, потому мой скромный протазан в его описании выглядел чуть ли не «звездой смерти». Один отблеск нашего будущего оружия должен был уничтожать врагов десятками, а от замаха – целые армии обращались в бегство, седея от ужаса и умирая от разрывов сердца. Напоследок он порадовал их новостью о великом волшебстве, которое, в случае попадания оружия в руки врагов, заставит его обратиться против них самих. Короче, вечер опять удался. Мой дутый авторитет раздулся уже до неприлично опасных размеров, и я с ужасом прикидывал, как буду «соответствовать» тому образу «великого и ужасного», что сложился в глазах моих будущих спутников благодаря хвастовству Ундая. И потому опять нервно налегал на пиво…

…Опять пришлось просыпаться, едва выглянуло солнышко. А так хотелось еще покемарить чуток, по-хозяйски облапив теплое тело подружки, с которой через пару часов придется расстаться, и увы, – похоже, навсегда…

Но подруга, блин, тоже подвела. Вместо того чтобы продлить радость воина, отправляющегося в дальний поход своим мягким тельцем, она вскочила еще до зари и возилась где-то у очага, колдуя возле котла и доисторических сковородок.

Да. Халява кончилась! Мое проживание среди «цивилизованных людей», способных оценить таланты и проникнуться крутизной знаний столь неординарной личности, как я, подошло к концу. Впереди снова дальние походы, снова ощущение собственного «дебилизма» и беспомощности. Сон на траве и камнях, приготовленная наспех еда, холод, голод и тысячи лишений, присущих телу. Уснуть, и видеть сны!

Ага! Дадут тут тебе сны посмотреть. Во дворе уже раздаются какие-то голоса. Судя по всему, за мной пришли… Труба зовет! Снова в поход! Блин!!! Ну за что мне все это?

Предыдущие дней десять прошли в каких-то судорожных хлопотах и сутолоке. Мы готовились к эпическому посольству в гости к родне Осакат, потому я все дни проводил в мастерских, а вечера – на пирах.

В мастерских мы с Ундаем доводили до ума «наше изобретение». Попутно я осваивал навыки первобытной металлургии, изобретал, учился, поучал, давал бессмысленные советы и получал не менее идиотские объяснения, как с помощью духов камни превращаются в металл или воск становится то жидким, то твердым, в общем, отдыхал душою.

На пирах же приходилось скрипеть извилинами, пытаясь проникнуться хитрыми стратегиями Мордуя, разглядеть все его козни, не попасть впросак, а наоборот, поиметь со всего этого какую-нибудь выгоду.

В мастерских кипел энтузиазм. Творчество тут было во многом делом коллективным, и магии смешивались, перемешивались и совмещали друг дружку. В процессе совместной работы я как-то очень быстро перестал быть чужаком, выучил специфический сленг и научился болтать на местном не хуже любого другого работяги. Мы лопали из одного котла, орали друг на дружку в процессе обсуждения деталей и радостно делились тайнами секретных технологий.

На пирах я чувствовал себя Штирлицем в ставке Гитлера. Мордуй откровенно норовил использовать нас с Лга’нхи в своих целях, объегорить, надуть и обвести вокруг пальца. Он постоянно пытался внушать нам, что мы должны говорить во время Великого Посольства, как себя вести и какие мысли «подсказывать» «дорогим родственникам», наивно надеясь обставить все так, будто это целиком наши идеи и слова.

Я поначалу этому сопротивлялся и сокрушал козни супостата. Но потом задумался, какого хрена? Чего я реально хочу добиться, кроме как объегорить жучилу Мордуя? И все более-менее встало на свои места, когда я просто взглянул на происходящее с его точки зрения. Мордуй не был злобным гадом и свинским тираном. Просто его племя попало действительно в колоссальную задницу, и он хватался за любую соломинку, чтобы вытащить его на поверхность. Потому-то, следуя его ценным указаниям, мы и должны были говорить, что все было прекрасно и замечательно. Войска у врага было совсем немного. Зато они были страшно богаты, имели много классных вещиц, удивительных животных и еще много всего ценного. Так что надо было быть редкостным лентяем и самому-себе-врагом, чтобы не прийти и не ограбить их. (Тут он обычно намекал на то, что мы должны показать кое-что из взятой у Пивасика добычи. Особенно кувшинчики и чаши. И я не сомневаюсь, что Осакат будет щеголять по дворцу дедушки в супермоднявой шелковой рубахе, давая всем встречным и поперечным точный адрес склада, «где таких еще много».)

Напрямую врать нам не предлагалось. Хотя арсенал хитростей был не столь уж изыскан и коварен, как казалось самому Мордую. Например, в ответ на вопрос: «Сколько врагов?» – поучал он нас, надо было отвечать: «Мы видели…» «Мы видели один вражеский лагерь в долине». «Мы видели руку верблюжьих всадников в степи». «Мы видели храброе войско Мордуя и его непобедимых воинов с волшебным оружием»…

М-да, волшебное оружие. Ундай, как натура творческая, все эти дни буквально бредил «орлиным копьем», как он прозвал мой протазан за наличие «крылышек». Он говорил о нем много, часто и запойно. Как человек, весьма далекий от использования оружия в реальном деле, но натура увлекающаяся и фанат абстрактных теорий, Ундай слабо представлял себе реальные плюсы и минусы нашего изобретения. А я… – я старательно подставлял старикана, помалкивая на публике и поддакивая втихаря. Поскольку Ундай говорил об «орлином копье» куда чаще, чем я, думаю, большинство племени уже поверило, что это было целиком его изобретение, а я всего лишь шестерил у него на подхвате. И меня это вполне устраивало. После того ажиотажа и истерии, что закрутилась вокруг нашего протазана благодаря болтовне старика, мне меньше всего хотелось оказаться крайним, после того как напуганные появлением огромной вражеской армии люди наконец поймут, что протазан не является панацеей от всех бед и не сокрушает полчища врагов одним своим видом.

Зато я активно пользовался поднятой вокруг «волшебного копья» шумихой, «вне очереди» пропуская его по всем этапам производства и нахальным образом заставив Мордуя спонсировать его изготовление.

С Мордуем мы тоже наконец нашли общий язык. Два прохиндея и хитрована всегда смогут договориться, если перестанут втирать друг другу очки разговорами «о высоком», а еще лучше, найдут лоха для совместного развода. Оно конечно, местная цивилизация и культура еще не дошли до такого уровня, когда уже можно сказать – «ло€жил я на вашу дружбу и любовь, – дайте денег!». Однако даже в красивых и возвышенных выражениях, ни разу не упомянув низкий бренный налик, я сумел дать понять Мордую, что мое лоббирование его интересов имеет свою цену, а пахать задарма на дядю Мордуя я не стану. Он не обиделся, а даже, наоборот, облегченно выдохнул, перестал хитрить и юлить и начал резать правду-матку, объясняя чего хочет и как я могу ему в этом помочь.