Я подумала, что меня он скорее всего тоже считает ночным видением, иначе не говорил бы так спокойно.

– И однажды я не выдержал, пришел сюда. Я стоял на берегу озера и ждал, когда она появится. Но она не появлялась и не появлялась. И тогда я принес сюда припасы, одежду, необходимые вещи и поселился здесь и каждый день хожу к озеру.

– Я не знаю, где ты в такое время года нашел мухоморы, но прекращай их есть.

Он вскинул на меня лютые нечеловеческие глаза, безжизненные, как две круглые блестящие серебряные монеты.

– Думаешь, я сошел с ума? Я и сам так думаю. Так было бы правильнее.

У него были глаза зверя. Невозможно с такими глазами мыслить и разговаривать, но он тем не менее мог.

– Говорят, дети не отвечают по долгам отцов, но разве владычицу озера это волнует. Кто-то из моих предков одалживался у нее, а теперь она зовет меня. Зовет каждый день, но почему-то не появляется, чтобы закончить начатое.

– Ты нелюдь? – осторожно спросила я.

– С чего ты так решила? – незнакомец заметно удивился.

– Твои глаза…

– А, да, глаза. Мой дед говорил, если похитят душу, то тогда перестанешь быть человеком. И она вытягивает из меня каждый день по капле. Может когда она заберет все, я смогу уйти.

– Пошли к озеру, разберемся, – буркнула я.

Не люблю тянуть лешего за хвост. Все эти долгие никому не нужные разговоры, как зовут, откуда приехал, что чувствует, по частичкам теряя душу. К черту его. Быстрее начнем, быстрее я смогу свалить отсюда.

– Пошли, так пошли, – флегматично согласился он.

Я вылезла из погреба первой, опасаясь за спину, но мужчина не кинулся. Хотя с его глазами ожидаешь только этого. Отражающие все, кроме глубинных мыслей, непроницаемые, как поверхность озера, глядящегося в небо. И так же, как на поверхность озера в них можно было смотреться часами. Он был как зеркало. Может и вправду без души.

Шли мы недолго. Озеро, про которое он говорил, было довольно большим. Громада леса окружала его, с одной стороны нависал утес, и вода казалась плоским осколком стекла с острыми краями, забытым здесь. Ровная льдисто серая поверхность, в которой отражались тяжелые темные тучи. От озера веяло холодом. И еще чем-то непонятным, старым и голодным. Воду не хотелось зачерпывать, как будто при прикосновении она прожжет руку до кости похуже кислоты.

– Ну и откуда поднималась твоя владычица озера?

– Вон оттуда, – махнул рукой он. Я проследила за его рукой взглядом, и меня продрало дрожью.

Она была похожа на снежную королеву, если бы такие существовали. Абсолютно белоснежная кожа, корона из льда на голове, глаза светло-голубые, как острые льдинки. Она стояла по пояс в воде и пожирала несчастного взглядом. В руках у нее было ожерелье из льда, на котором медленно намерзали новые сосульки.

«…И тогда увидела Аника ее, так и стояла она посередь озера, бледная словно кусок льда, вмороженный в воду. И прекрасна она была и страшна, владычица озера… – словно наяву услышала я скрипучий голос своей няньки. – Но не испугалась Аника и попросила она об исполнении желания цены не убоявшись. А цена немалая-то. Душа».

Забавно, в детстве нам наверно рассказывали похожие сказки, потому что я тоже вспомнила эту легенду. В давние времена вообще было много нечисти и так уж повелось, что детей старались предупреждать заранее. Ибрика. Льдяница.

А в руках ее коллекция похищенных душ.

– Ты видишь ее? – поинтересовалась я. Оборванец не ответил.

Я швырнула в нее огнем. Я не просто сотворила огненное заклинание, а пустила на снежную королеву настоящий огненный вал, не сдерживая сил. С перепугу наверно. Да и разрушение мне всегда давалось проще.

Очевидно ее задело и, частично оплавленная, она стала медленно уходить под воду. А потом ее не выманишь, так и утащит, что похитила, этот тип никогда больше человеком не станет. Когда я была маленькая, моя нянька рассказывала мне историю, когда один полудурок спустился на самое дно озера, чтобы вернуть душу своей возлюбленной, которая озверела и начала жрать кого попало. Но не в том суть. Не смогла Ибрика подчинить того, кто не верил в нее и не для себя старался. У старой нечисти свои правила.

Ожерелье у нее вытащить надо было, а там уж и на озеро охранные заклятья поставить, шефу сообщить, чтоб не выбралась больше. Как ожерелье ему верну, так и проклятие спадет. Если легенды не врут конечно.

Я расстегнула застежку, скинула мешающий плащ и понеслась за ней. Несколько шагов пробежала по поверхности воды, озеро уже основательно подмерзло, и удержаться с помощью поступи Калагара было проще. Ловкость ног и немного волшебства. Льдяница погружалась медленно, словно вода выталкивала ее, и я все еще видела сквозь толщу воды ее белые пряди. Я оттолкнулась и нырнула следом, попав в обжигающий озерный холод. Вода вблизи была не серой, а небесно голубой. А потом показалась раскалено белой из-за боли, ожогом растекающейся под моими веками. Я плыла за ней, с усилием загребая воду. Пряди ее волос ускользали из-под пальцев, как живые змеи, боясь моего прикосновения.

Льдяница развернулась, и я увидела ее бешеный взгляд. У нее не было глаз. Только намороженные осколки льда. Ожерелье блестело в озерной воде, диковинные кристаллы мерцали, будто светились изнутри. Я вцепилась в ожерелье, уперлась ногой в ее совершенное лицо, оттолкнулась и всплыла. То ли она не ожидала такой наглости, то ли боялась, что я ее поджарю и под водой. В принципе, я могла.

Пошатываясь, вышла на берег и всучила ожерелье застывшему столбом мужчине. Тот медленно мигнул, а потом начал проявлять признаки жизни.

«Как растает ожерельице-то, – вспомнила я слова няньки, – так и оживет человек. Главное, чтобы не поздно было. Коль тепла больше нет в нем, несокрушимым останется ледок. Так и с Аникой случилось, хоть и спустился ради нее в Водное королевство Адриан и достал для нее душу, но так и не смог растопить ее. Победила Ибрика Льдяница».

Шел снег. Опять вялый и какой-то мерзлый. На поверхности было… свежо, я бы сказала. После ледяной воды прохладная зимняя сырость казалась теплым летним ветерком. Плюнув на все и решив высушиться попозже, я ставила руны запрета у кромки воды, чтобы нечисть не выбралась. На седьмицу сдержит, а дальше это уже не мои заботы, а шефа. И странно, что такая древняя тварь ни с того ни с сего проснулась. Не к добру. Когда старое зло возвращается, это всегда плохая примета.

Бок снова побаливал, но как-то слабо, замерзше.

– Знаешь, – сказал он, смотря на озерную гладь. – Мне кажется, я наконец обрел потерянную часть себя.

Некоторые сказки все-таки заканчиваются хорошо, если найдется несчастный, не боящийся холодной воды.

Желтизна убралась из его глаз, вернув им карий цвет. Он был сухим и сентиментально настроенным. Я повернула голову и посмотрела на него долгим взглядом. Потом отвернулась и стала выжимать мокрую одежду. Жажда убийства вернулась, и нужно было хоть чем-то занять руки.

Луна была огромной, она низко висела над деревьями, и деревенские псы то и дело срывались на тоскливый повизгивающий вой. Приличные люди в полнолуние не выходят из дома и тем более не шастают по кладбищам, иначе им довелось бы увидеть довольно странные вещи.

– Давно тебя не видел, лисенок. – сказал вампир, сидя у костра и протягивая к огню бледные руки. Его ногти были перламутрово белыми, холодный оттенок зимы, в глазах тоже царил сплошной лед. Сидящая напротив девушка, нахохлившаяся как мокрый воробей, посмотрела на его руки и нахмурилась.

– Ты давно не ел, Лад?

Он плавно и неторопливо отодвинулся от огня, размеренное, завораживающее движение.

– Просто зима. Я мерзну.

– Я думала, вампиры не чувствуют холода.

– Чувствуем. Надеюсь, тебе никогда не придется познать такой холод.

– После купания в ледяном озере не думаю, что сильно удивлюсь. – проворчала под нос она, закутываясь в плащ еще сильнее.

– И все же холод нежизни страшнее, лисенок. Хотя бы потому, что нам никогда не суждено согреться.