Его совсем не привлекало изменять курс даже на несколько градусов, он боялся, что малейшее отклонение сведет на нет всю его решимость, но все-таки он не был маньяком, идущим вперед, невзирая на риск. С другой стороны, ему хотелось подбодрить команду «Спьюрифона», всех тех, кто посвятил себя такому колоссальному замыслу.
Это был золотой век Маджипура, время героев и великих свершений.
Исследования шли повсюду: в пустынном бесплодии Сувраеля, в чащах и болотах Цимроеля, в девственных землях Алханроеля, в Родамаунтском Архипелаге и островных группах, окружающих три материка. Население быстро росло, поселки превращались в города, становились неправдоподобно огромными мегаполисами, в поисках счастья с соседних миров потоком прибывали нечеловеческие переселенцы, все было оживленным, переменчивым, растущим.
А Синнабор Лавон решился на самое безумное предприятие из всех пересечь Великое Море на корабле. Никто никогда не отваживался на это.
Если смотреть из космоса, половину огромной планеты занимала вода; континенты, несмотря на всю свою величину, были сведены вместе в одном полушарии, а все остальное пространство Маджипура занимала пустота океана.
И хотя прошло несколько тысяч лет с того дня, когда началась колонизация планеты человеком, на земле оставалось работы с избытком, и Великое Море было предоставлено самому себе да армадам морских драконов, неторопливо пересекающим его с запада на восток в своих десятилетних миграциях.
Но Лавон был влюблен в Маджипур, рвался объять все.
Из Амблеморна, от подножия Замковой Горы, он добрался до Тил-Омона, города на противоположном берегу Великого Моря, а затем, испытывая необоримое желание замкнуть круг, вложил все свои средства и энергию в снаряжение этой экспедиции, судна, напоминающего скорее остров, и в подбор экипажа, включавшего таких же сумасшедших, как и он сам, решившихся на протяжении десятилетия исследовать неизвестный океан. Теперь и Лавон, и все остальные сознавали, что взялись за непосильную задачу. Но если им удастся задуманное и они приведут «Спьюрифон» к восточному побережью Алханроеля, куда еще не приставал ни один трансокеанский корабль, имена их восславят при жизни.
– Эй! – взревел вдруг впередсмотрящий. – Драконы!
– Драконы! – в один голос подхватили десяток матросов.
В начале путешествия «Спьюрифон» встретил два стада морских драконов одно через шесть месяцев после выхода в океан, среди островов, которые они назвали Архипелагом Стиамота, а второе два года спустя в той части Великого Моря, которую они титуловали Впадиной Ариока. Оба стада были большими, сотни огромных созданий, с многочисленными беременными самками, и проходили они далеко от судна. Сейчас, судя по внешним границам стада, их было не больше пятнадцати-двадцати; несколько гигантских пар, остальные – щенки, едва достигающие в длину сорока футов. На водоросли теперь никто не смотрел, внимание всех привлекли приближающиеся драконы. Вся команда высыпала на палубу, чуть не танцуя от возбуждения.
Лавон с силой сжал поручень. Он искал риска ради развлечения экипажа здесь был риск: в ярости морские драконы несколькими могучими ударами могут искалечить судно, даже защищенное столь хорошо, как «Спьюрифон».
Правда, они редко бросались на корабли, если те не нападали на них первыми, но случалось и такое. Что если эти твари примут «Спьюрифон» за корабль охотников на драконов? Каждый год новое стадо проходило между Пилиплоком и Островом Сна, где разрешалась добыча, и флотилии охотников сильно прореживали тогда их поголовье. Лавон подумал, что самые большие в приближающемся стаде, должно быть, уцелели в той войне, и кто знает, какие чувства вызывают у них корабли. Гарпунщики «Спьюрифона» уже приготовились, ожидая сигнала Лавона.
Но нападения не произошло. Драконы, казалось, смотрели на судно как на что-то любопытное, и только. Они пришли сюда кормиться. Достигнув первых пучков водорослей, они распахнули необъятные пасти и принялись глотать траву, всасывая вместе с ней и змеевидных, и крабоподобных, и прочих тварей. Несколько часов драконы шумно паслись среди поля водорослей, а затем, словно по сигналу, скользнули под воду и исчезли.
«Спьюрифон» опять окружал только круг свободного моря.
– Они съели не меньше нескольких тонн, – пробормотал Лавон. – Тонн!
– Зато теперь наш путь очищен, – заметил Калимойн, но Вормеехт покачал головой:
– Нет, капитан. Дальше снова водоросли. Причем все гуще и гуще.
Лавон напряг зрение. Куда бы он ни взглянул, повсюду до самого горизонта тянулась тонкая темная полоса.
– А если это земля? – предположил Калимойн. – Острова или атоллы?…
– Со всех-то сторон? – насмешливо откликнулся Вормеехт. – Нет, Калимойн, мы на всех парусах вляпались в центр этого драконьего пастбища, и не стоит надеяться, что драконы проели для нас проходы. Мы в ловушке!
– Всего-навсего водоросли, – буркнул Калимойн. – Если понадобится, мы прорежем себе путь.
Лавон встревоженно оглядел горизонт. Он начинал разделять беспокойство Вормеехта. Несколько часов назад водоросли тянулись отдельными прядями, потом рассеянными островками, но сейчас, хоть судно и находилось на чистой воде, казалось, будто сплошное кольцо водорослей надвинулось, огородив корабль по длине корпуса. Способна ли морская трава задержать судно? Этого никто не знал.
Сгустились сумерки. Жаркий тяжелый воздух порозовел, затем быстро стал серым. С востока на путешественников стремительным потоком нахлынула темнота.
– Поутру вышлем лодки посмотреть, что к чему, – объявил Лавон.
Вечером после обеда Джоахил Нур прочитала лекцию о водорослях и долго рассказывала о комплексной системе цветовой гаммы. Все на борту, даже впавшие в отчаяние в туманной безнадежности уныния, столпились вокруг, разглядывая образцы в лоханке, щупая их, размышляя, высказываясь. Лавон радовался при виде оживления команды после стольких недель угнетенного состояния.
Ночью ему снилось, будто он танцует на воде, исполняя сольную партию в каком-то одухотворенном быстром балете; водоросли под ногами были прочными и упругими.
За час до рассвета его поднял настоятельный стук в дверь каюты. Это был Скин, скандар, несший третью вахту.
– Идемте скорее, капитан… водоросли…
Размер бедствия был очевиден даже в тусклом жемчужном мерцании зарождающегося утра: «Спьюрифон» шел всю ночь, но, как стало ясно, морская трава двигалась тоже, и теперь корабль находился в центре тесно сплетенного поля водорослей, протянувшегося, казалось, до края Вселенной.
Теперь, когда первые зеленоватые прожилки солнечного света окрасили небо, окружающее походило на какой-то сон: единый, нигде не разорванный ковер триллионов и триллионов спутанных прядей, чья поверхность колыхалась, подрагивала, трепетала и меняла цвета в нескончаемом танце глубоких четких тонов. Там и тут по этой безгранично запутанной паутине сновали небольшие твари – нападающие и убегающие. От густой спутанной массы поднимался резкий запах, продиравший до костей. Чистой воды не было видно.
«Спьюрифон» оказался так же беспомощен, как если бы прошел за ночь тысячи миль по земле и очутился в сердце пустынь Сувраеля.
Лавон оглянулся на Вормеехта – первый помощник, такой раздраженный и язвительный вчера, сейчас был холоден и спокоен – и на штурмана Калимойна, чью бурную смелость сменили жесткий взгляд и плотно сжатые губы.
– Я отключил машины, – сказал Вормеехт. – Мы намотали на вал водоросли.
Роторы забились почти сразу.
– Очистить можно? – спросил Лавон.
– Мы их чистили и чистим, – ответил Вормеехт, – но только включаем все забивает снова.
Помрачневший Лавон перевел взгляд на Калимойна.
– Сумели установить, какова площадь этой массы?
– К сожалению, мы не можем определить, где она кончается, капитан.
Просто не видно.
– А глубину? Зондировали?
– Это как газон. Лот не опускается.
Лавон медленно перевел дыхание.
– Спускайте шлюпки, необходимо осмотреться. Вормеехт, пошлите двоих ныряльщиков определить толщину слоя и установить, где можно поставить защитные экраны. Да попросите Джоахил Нур подняться сюда.
