— Цену в тайне держит бог, не я, Утер.
— Бог? Бог! Какой бог? Ты говорил о стольких богах. Если ты имеешь в виду Митру...
— Митра, Аполлон, Артур, Христос — называй его, как хочешь. Какая разница, как люди называют свет. Бог подобен свету, под которым люди живут и умирают. Я знаю лишь, что он является источником всего света, освещающего наш мир, его дела охватывают весь мир и каждого из нас. Он подобен реке, которую не остановишь и не повернешь вспять. Из нее можно лишь пить при жизни и завещать ей свои тела после смерти.
Изо рта у меня снова потекла кровь. Я поднял руку и вытер ее рукавом. Утер видел, но выражение его лица не изменилось. Вряд ли он даже слушал, что я говорил, если вообще мог расслышать из-за шума морских волн. С безразличием, разделяющим нас подобно стене, он сказал:
— Все это слова. Ты используешь даже бога, чтобы добиться своего. «Бог сказал мне сделать, бог назначает цену, бог смотрит, кому ее платить...» За что, Мерлин? За твои амбиции? Великому колдуну и пророку, которого люди почитают, затаив дыхание, больше короля и его верховного жреца? А кто платит богу за осуществление твоих планов? Не ты. Амброзиус, Вортигерн, Горлуа, люди, погибшие сегодня ночью. Но ты не платишь ничего! Ты — никогда и ничего!
Рядом с нами разбилась волна, и утес оросил дождь из мелких капель, попав Кадалу в лицо. Я наклонился и вытер воду вместе с кровью.
— Нет, — ответил я.
— Но меня, Мерлин, ты не сможешь использовать в своих интересах. Я не стану для тебя марионеткой, которую дергают за веревочки. Держись от меня подальше. И запомни — я не признаю побочного сына, зачатого сегодня ночью.
Это говорил король, не терпящий возражений. Спокойный и холодный, над плечом которого сияла в сером небе звезда. Я промолчал.
— Ты слышишь меня?
— Да.
Он сдернул со своей руки плащ и бросил Ульфину. Тот расправил его, накинул на плечи королю.
Утер взглянул на меня.
— В награду за оказанные мне услуги ты можешь сохранить землю, дарованную тебе ранее. Отправляйся к себе в Уэльские горы и больше не беспокой меня.
— Я не потребуюсь тебе никогда и не буду тревожить тебя, Утер, — устало ответил я.
Он помолчал и резко сказал:
— Ульфин поможет тебе отнести тело вниз.
Я отвернулся.
— Не надо. И оставь меня сейчас.
Возникла пауза, наполненная шумом моря. Я непреднамеренно выбрал подобный тон, но мне было уже все равно, я даже не осознавал, что и как я говорю. Я хотел только одного, чтобы он ушел. Острие его меча покачивалось у меня перед глазами. Лезвие блеснуло, взлетая в воздух, и я даже подумал, что он настолько рассержен, что использует его. Но клинок с грохотом отправился в ножны. Утер развернулся и начал спускаться. Ульфин пробрался мимо меня и безмолвно направился следом за хозяином. Не успели они свернуть за угол, как море поглотило звук их шагов.
Я обернулся и увидел, что за мной наблюдает Кадал.
— Кадал!
— Вот они, короли, — голос его был слаб, но с прежними интонациями, хриплый и насмешливый. — Выполни для него что-нибудь, за что он клянется умереть, и получай «ты думаешь, я вынесу случившееся сегодня ночью».
— Кадал...
— А ты... Ты ранен? А рука? У тебя на лице кровь.
— Ничего, это все заживет. Пустяки. Но ты, Кадал...
Он чуть наклонил голову.
— Бесполезно. Чему быть... Мне достаточно хорошо...
— Не болит?
— Нет, но холодно.
Я придвинулся ближе, пытаясь накрыть его своим телом от холодных брызг, дождем отлетавших от скал. Взял его руку в свою здоровую. Я не мог растереть ее, но, расстегнув свою тунику, я приложил ее к груди.
— Увы, я потерял свою накидку, — сказал я. — Джордан мертв?
— Да, — он помолчал. — Что... случилось там?
— Все шло как по писаному. Но, оказывается, Горлуа поспешил напасть на наш лагерь и был убит. Поэтому Бритаэль и Джордан появились здесь, чтобы рассказать о случившемся герцогине.
— Я услышал, как они едут, и понял, что они обязательно увидят и меня, и лошадей. Я решил, что не должен допустить, чтобы они подняли тревогу в замке, пока король еще там... — он остановился перевести дыхание.
— Не беспокойся, — сказал я, — все сделано, как надо, и все позади.
Кадал не обратил внимания. Его голос превратился в едва слышный шепот, но слова были четкими и раздельными: я все слышал, несмотря на шум моря.
— Поэтому я сел на коня и поехал им навстречу, чтобы встретить за ручьем. Когда они поравнялись со мной, я перепрыгнул ручей и попытался остановить их. — Кадал снова замолчал. — Но Бритаэль... он настоящий воин. Проворный, как змея. Он даже не остановился. Проткнул меня мечом и поехал дальше, предоставив остальное Джордану.
— Здесь-то он и ошибся.
Кожа на скулах Кадала натянулась. Он улыбнулся.
— Он заметил наших лошадей?
— Нет. Ему открыл дверь Ральф, и Бритаэль только и спросил, не приезжал ли кто-нибудь в замок, так как внизу он встретил всадника. Ральф сказал ему, что нет, и он поверил. Мы впустили его, а затем убили.
— Утер... — скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Кадал, прикрыв глаза.
— Нет. Утер все еще находился с герцогиней. Я не мог позволить, чтобы Бритаэль застал его безоружным. Он и ее убил бы.
Кадал широко раскрыл глаза, устремив на меня пораженный взгляд.
— Ты?
— Оставь, Кадал, я не поддаюсь на лесть, — улыбнулся я ему. — Боюсь, ты вряд ли бы мог мной гордиться, как учитель учеником. Это была «грязная» схватка. Мы играли не по королевским правилам. Я изобретал их в ходе поединка.
Кадал по-настоящему улыбался.
— Мерлин... Маленький Мерлин, который с трудом держался на лошади. Ты поражаешь меня.
Начинался отлив. Прогрохотавший вал оросил мои плечи водяной пылью.
— Я убил тебя, Кадал.
— Боги... — прошептал он, глубоко вздыхая. Мне было понятно без дальнейших слов. Его время заканчивалось. В сером свете наступающего утра я видел, как его кровь впитывается в мокрую землю.
— Я слышал, что сказал король. Нельзя ли было... обойтись без всего этого?
— Нет, Кадал.
Он закрыл глаза и приоткрыл их вновь.
— Ну, что ж, — только и сказал он, сконцентрировав в ответе всю свою молчаливую веру в меня, укрепившуюся в нем за восемь лет. Кадал поднял глаза к небу, линия его рта ослабла. Я приподнял его здоровой рукой и заговорил отчетливо и быстро.
— То, что случится, произойдет во исполнение воли моего отца и бога, руководящего мной. Ты слышал слова Утера о ребенке. Они ничего не меняют. С сегодняшнего дня Игрейн беременна, но из-за происшедших сегодня событии она отошлет от себя ребенка, как только он родится, чтобы не гневить короля. Она отправит его ко мне, и я спрячу его от короля, он будет жить со мной, и я передам ему все чему я научился от Галапаса, Амброзиуса, от тебя, и даже Белазиуса. Он объединит в себе жизни всех нас. Когда он вырастет, он вернется и будет коронован в Винчестере.
— Тебе это точно известно? Ты обещаешь, что так оно и произойдет? — я уже едва мог разобрать слова Кадала. Дыхание со свистом вырывалось у него из груди. Его глаза сузились, взгляд ослеп.
Я приподнял Кадала, прижав к себе.
— Мне известно это, — отчетливо и мягко произнес я. — Это обещаю тебе я, Мерлин, принц и пророк.
Он уронил голову мне на плечо, не в силах держать ее. Глаза закатились. Я услышал, как он пробормотал что-то, затем вдруг сказал:
— Сделай за меня знамение.
И умер.
Я предал его тело морю, как и Бритаэля, убившего его. Как говорил Ральф, отлив заберет его с собой и унесет к западным звездам.
Тишина в долине не нарушалась ничем, кроме медленной дроби копыт и позвякивания металла. Шторм утих вместе с ветром. Миновав первый изгиб ручья, я перестал слышать морской прибой. Внизу, над потоком, скрывая его от моих глаз, висела пелена тумана. Небо прояснилось, приобретая на востоке светло-голубоватый оттенок. Высоко в небе, недвижимо и ярко горя, по-прежнему висела звезда.